Яромира заскользила взглядом по искаженному гневом лицу юноши, замечая свежие ссадины над бровью и на скуле. Она посмотрела вниз и увидела, что часть его рубахи выпачкана в чем-то темном, похожим не то на землю, не то на кровь. Выбора у нее все равно не оставалось, и потому княжна, собрав все оставшиеся силы, наугад ткнула сжатым кулаком в пятно на его левом боку. И почувствовала костяшками повязку, а под ней — свежую рану.
От неожиданности юноша выругался и невольно разжал хватку, и Яромира смогла, наконец, вдохнуть воздуха. Она заскользила пятками по палубе, силясь отползти от безумца как можно дальше, и поднесла обе ладони к шее. Кожа горела в местах, где ее касались грубые пальцы. И она все еще чувствовала его прикосновения, словно он продолжал ее душить.
Шум и возня привлекли внимание остальных. И прежде, чем юноша успел вновь до нее добраться, его оттащили прочь.
— Ивар!
Широко распахнутыми глазами Яромира наблюдала, как Харальд схватил его за рубаху на спине и отбросил в сторону, словно мешок. По бледным губам княжны, несмотря на ее испуг, все же скользнула злорадная улыбка, когда она увидела, как юноша рухнул лопатками на скамью, и удар выбил из него весь дух.
Пусть-ка ощутит себя на ее месте.
Взгляд Харальда метнулся к княжне, забившейся в угол так далеко от них, как только это было возможно на палубе.
— Почему он на тебя набросился?
— Спроси у него! — задохнувшись от возмущения, прохрипела Яромира.
Плотным кольцом их уже обступили другие мужчины. До этого момента жалкой, но все же защитой ей служила занавесь. Теперь же не осталось ничего, что отделяло бы ее от толпы викингов, и она чувствовала на себе их взгляды. Ее рассматривали с откровенным, каким-то звериным любопытством. И если в глазах некоторых было лишь оно, то другие выглядели уже далеко не столь спокойными. Один мужчина, самый пожилой из всех, смотрел с враждебным осуждением. Юноша, который по-прежнему валялся спиной на скамье, бросал на нее дикие, взгляды, полные звериной злобы.
И посреди этого спокойной, непреступной скалой возвышался Харальд, лицо которого не говорило ничего.
— Конунг… — княжна уловила лишь обращение: мужчину позвал как раз тот старик.
Они обменялись парой резких, грубых фраз, и потому Харальд вскинул руку, приказав тому замолчать.
Значит, конунг. Яромира хотела прикусить губу, но зашипела от боли. Совсем забыла, что губы у нее были разбиты.
Выходило, он был для них князем… как ее отец?..
Харальд повернулся к распластавшемуся на палубе юноше, и тот подскочил на ноги, и сразу же открыл рот, начал что-то шумно и громко доказывать мужчине. Яромира не понимала ни слова, но увидела согласные кивки нескольких человек. Они его поддерживали. Они бы не возражали, закончи он начатое.
Пламенная речь оборвалась быстро. Княжна не успела моргнуть, когда Харальд коротким ударом, без размаха вновь отправил обезумевшего юношу на палубу.
— Ивар! — княжна уловила повторяющееся слово.
Похоже, так звучало его имя.
Харальд прокаркал еще несколько рубленных фраз и взмахнул рукой, велев всем расходиться. Яромире сделалось тесно на этом драккаре посреди бескрайней водной глади. «Из огня да в полымя» — так говорила когда-то ее старая няня. Теперь княжна прочувствовала эту мудрость на собственной шкуре.
Пока она сидела, вжимаясь в лопатками в деревянный борт, пахнувший ветром и солью, скупыми движениями конунг вернул на место сорванную занавесь, которая больше не казалась Яромире ни безопасной, ни уютной. Она была одна, совсем одна в окружении мужчин — воинов, викингов — которые бросали на нее враждебные взгляды, и ее судьба зависела лишь от одного человека.
Который сейчас стоял напротив нее и смотрел хмурым взглядом сверху вниз.
«Верно, жалеет, что подобрал меня на берегу», — Яромира тоскливо вздохнула.
Она храбрилась и обещала себе не плакать, но была очень близка к тому, чтобы позорно и постыдно разреветься. Прямо на глазах у всех.
«За что они так со мной? Я ничего, ничего не сделала…».
— Он больше тебя не тронет, — мрачно сказал Харальд.
Яромира недоверчиво вскинула брови, но заставила себя смолчать. Этому Ивару не хватило самой малости, чтобы лишить ее жизни. И ничего его не остановило: ни конунг на носу корабля, ни прочие викинги. Так откуда же взялась уверенность, что он не выкинет что-то похуже?
В лесу у Яромиры хотя бы был подобранный заостренный камень. Здесь же она была полностью безоружна. И зависима.
— Куда ты везешь меня, Харальд конунг? — спросила она, встретив его тяжелый, давящий взгляд.
Ей было страшно даже кивнуть в сторону моря, что билось о борта драккара. Никогда прежде она не видала такого бескрайнего, опасного простора. Никогда прежде не бывала так далеко от родного берега… который остался где-то позади.
— Не думай об этом, дроттнинг, — угрюмо отозвался он, и Яромира почувствовала, что в груди стало тесно от охватившей ее злости.
Она стиснул зубы и тут же об этом пожалела: заболело горло. Наверняка уже завтра проступят синяки — следы хватки Ивара…
— Дай мне кинжал, — попросила она наугад.
Знала, что откажет, но попытаться стоило.
Конунг же… рассмеялся. Даже не зло, не с издевкой. А так, словно она сказала что-то невероятно забавное. Словно он не верил, что она говорила всерьез. И его смех прозвучал для Яромиры обиднее, чем что-либо иное.
— Ты порежешься, дроттнинг, — сказал он, и княжне захотелось вцепиться ему в горло.
Не в силах ничего поделать и сказать, она сердито отвернулась, хлестнув растрепанной косой себя по плечам. Краем глаза она заметила, что Харальд не сходил со своего места. Она не хотела ни говорить ни с ним, ни видеть. Насмешка конунга все еще стояла в ушах, заставляя щеки краснеть.
Когда конунг все же ушел обратно на нос корабля, и Яромира вновь осталась в своем закутке одна, она тоскливо выдохнула и прижалась щекой к влажному борту. Болела шея там, где ее касались жёсткие пальцы. Болели ссадины на лице. Болели исхлестанные ветвями в лесу руки. Она закрыла глаза, чувствуя, как палуба мерно покачивалась на волнах.
«Я хочу домой. Домой».
Харальд, забравшись на скамью, отдавал приказы, и викинги садились и брались за весла. Корабль разворачивался, но Яромире это ни о чем не говорило. Она не знала, куда ее везут. Что задумал сделать с ней конунг.
«Выброшусь в море, — подумала она с отчаянной яростью. — Лучше утонуть, чем так…».
Ничего хорошего от конунга она не ждала. Половина его людей исходила ненавистью лишь от одного ее вида.
Он был не лучше остальных.
Постепенно о княжне в самом дальнем углу драккара позабыли. Угрюмые викинги работали на веслах, и им уже не с руки было оборачиваться да глазеть на забившуюся за занавесь девку. Казалось, про нее помнил лишь конунг. Порой Яромира ловила на себе его взгляды, но сама упорно отворачивалась и никогда не смотрела в ответ.
Ивар сидел на скамье у самого носа, и еще ни разу никто его не сменил, хотя остальные гребцы успели отдохнуть не по одному разу.
Яромира, закутавшись в чей-то чужой плащ, который она нашла на нехитрой подстилке, даже смогла пригреться. Она почти задремала, когда поняла, что что-то изменилось. Воздух пропитался тревогой, а по скамьям, на которых сидел гребцы, поползли нехорошие шепотки.
Сперва она перепугалась за себя, но очень скоро поняла, что дружина конунга шепчется не о ней. Высунув голову из укрытия, княжна увидела, что Харальд и тот старик с недобрым взглядом, поднеся ладони к глазам, всматривались в горизонт. С замиранием сердца облизнув враз пересохшие губы, она обернулась в ту сторону.
Сперва она не увидела ничего. Бескрайняя гладь воды оставалась все такой же бескрайней, а вдали вдоль горизонта собирались облака. Яромира протерла глаза и прищурилась, силясь разглядеть то, на что уставились викинги.
Спустя время ей все же это удалось.
Там шел корабль.
К этому моменту Харальд уже соскочил с борта на палубу и коротко что-то приказал. Часть гребцов оставила весла и принялась вздевать кожаную броню с металлическими пластинами. Другая часть взялась за щиты.
И лишь когда второй корабль приблизился на два полета стрелы, Яромира разглядела его паруса. И узнала их, потому что видела накануне на берегу.
С корабля с такими парусами и сошли люди, которые загнали ее в ловушку.
Которые хотели забрать ее себе, но Харальд отбил ее первым.
И едва ли они преследовали его, чтобы поблагодарить.
Кметь с косой III
На четвертый день пути, у самой границы ладожских земель, отряд князя остановился на ночлег в небольшом поселении. Оно было последним из тех, что находились под защитой Ярослава. Уже на утро им предстояло перейти реку и оказаться в чужом княжестве.
Князя в этих краях привечали нечасто, и люди расстарались. Натопили баню так жарко, что и после третьего пара из нее все выскакивали алые с головы до ног и сладко ныряли в по-осеннему холодную заводь. Староста велел вытащить наружу столы и накрыть там пир, и жители принесли, кто что мог, но непременно все самое лучшее.
Чеславе подобное было в диковинку. Она нечасто сопровождала князя в мирное время. Обычно он оставлял ее в тереме, вместе с княгиней, когда по весне или по осени объезжал свои земли. Когда же в ладожское княжество приходила война, то было уже не до пиров и не до чествований. Они нигде не останавливались и проносились мимо всех поселений, и лишь изредка брали что-то из рук высыпавших на дорогу людей, которые хотели проводить в дальний путь дружину.
Потому-то нынче Чеслава и поглядывала удивленно по сторонам, наблюдая, как женщины все несли да несли на ломившиеся от снеди столы новые горшки и миски. Князя здесь любили.
Банька после четырех пыльных дней пути заставила воительницу размякнуть и расслабиться. Коли постараться, то и вовсе можно было забыть обо всем, что произошло. Про пропавшую княжну, про вече да варягов, прочно обосновавшихся в Новом Граде.