Ярослав тоже подивился.
— Пошто не спишь? — спросил он и нахмурился, когда сын зарделся, что красна девка.
— Я поупражняться хотел, — признался Крутояр. — Дядька Горазд сказал, что нынче ему с нами некогда, а мне неохота день пропускать! — уже увереннее договорил он и бросил на отца быстрый взгляд исподлобья: ну как похвалит⁈
— Вот что, — Ярослав усмехнулся. — Ну, коли десятнику Горазду некогда, ступай с отцом.
Крутояр подпрыгнул на месте, взвизгнув от радости. Нечасто у князя находилось время погонять по двору сыновей! Они успели зайти за терем и взять деревянные мечи — мальчишкам, по малости зим, не давали настоящие, когда внимание князя привлек какой-то шум. Крутояр обернулся вслед за отцом и разом поник: к ним со всех ног мчались два кметя. Что-то случилось, уразумел он и покосился на меч. Нынче не поупражняться ему с отцом.
— Господин! — оба кметя рухнули на колени прямо на землю, подняв вокруг себя пыль, и князь нахмурился еще шибче. — Господин, княжна Яромира пропала!
— Я задушу его, своими руками задушу! — воевода Будимир, опустившись перед князем на одно колено, отчаянно сжал тяжелые кулаки.
Рык рвался из его горла. Отчаянный рык отца, чей сын совершил нечто такое, что вовек не забудется. Вечеслав не просто ослушался строгого батьку, не просто сделал поперек. Он предал отца, предал род. Предал князя, которому клялся в верности, когда опоясали его мечом да приняли в кмети.
Он пропал из терема вместе с княжной Яромирой, и несложно было присовокупить одно к одному.
Звенислава изо всех сил зажала руками рот, борясь со всхлипами, и пришибленный, испуганный Крутояр, про которого в суете просто позабыли, неловко погладил мать по руке. Ярослав разбудил ее совсем недавно, и спросонья она не уразумела даже, о чем говорил муж. Как могла Яромира пропасть? У нее же нынче утром, вот-вот, скоро уже, сватовство будет…
Уразумев, Звенислава вскочила с постели, взметалась по горнице и толком не успела одеться, и стояла нынче в княжеских покоях на мужской стороне терема в непотребном для княгини виде. Но нынче ей не было до этого дела.
У дверей возле стены тряслись два кметя, принесшие скорбную весть. Они же охраняли горницу Яромиры и упустили княжну, перебрав с хмельным медом. А нынче дрожали, представляя, что за такое сотворит с ними князь.
Воевода Стемид и десятник Горазд, оба хмурые, встрепанные, стояли позади коленопреклонного Будимира, и не отрывали взглядов от дощатого пола. Как ни крути, а кмети — их забота, их печаль. Как и охрана княжеского терема, и ворот. Все, что на подворье происходило, их касалось. За это отвечали они своими головами.
Из ближнего круга князя не доставало лишь Чеславы, но воительницу Ярослав отправил тотчас в погоню. Может, отыщет, коли далеко не ушли. А не отыщет, так вызнает что.
— Украсть княжну кто лихой не мог? — спросил Ярослав, стараясь не глядеть на трех своих ближников.
Делалось ему тошно от одного лишь вида склоненных голов. А что до воеводы Будимира, отца щенка, покусившегося на его дочку!.. Лучше ему и вовсе головы в его сторону не поворачивать, а то совершит непоправимое. Добро, Боги оградили: рано поутру он меч свой в горнице оставил, а после с сыном намеревался на деревянных поупражняться. Палкой-то никого не зарубишь, голову сгоряча не смахнешь…
Ярослав захрустел кулаками. Гнев, что овладел им, он обуять был не в силах.
— Не мог, княже, — Стемид пригладил рыжий вихор. — Одной лошади не досчитались на конюшне. Вячко… Вечеслав ее запрягал. И в горнице у княжны все ладно, беспорядка нету…
— Добро, — с каменным лицом прошелестел князь. — Стало быть, доброй волей дочка ушла.
Слова князя падали в горнице тяжелыми камнями, гулко ударялись о дощатый пол и катились по нему. Тишина оглушала. Хотелось заполнить ее, но что можно было сказать?
— Горазд, — Ярослав позвал того, на ком видел меньше вины. — Собери людей. Отправьте погоню. По земле, по воде. Немедля, не дожидаясь возвращения Чеславы. Далеко они уйти не могли.
Десятник молча склонил голову и, повинуясь кивку князя, спешно вышел из горницы. Медлить было нельзя, в этом князь был прав. Юноша да девка, куда бы им податься? Гридь сыщет их еще до захода солнца, но вот позора Ярослав Мстиславич не оберется.
— Что княжичу Воидрагу да дядьке его скажем, господин? — Стемид встретился с князем взглядом и поспешно отвернулся.
Никогда он не слыл трусом. Никогда ничего не боялся. Но нынче посмотреть Ярославу в лютые, черные глаза он не сдюжил.
— Правду, — отрезал Ярослав.
— Может, обождем? — едва слышно предложила княгиня.
Бледная, словно первый снег зимой, она отняла от лица руки и вытянула их вдоль тела, сжав кулаки. Стройная, невысокая, перед разгневанным князем она казалась совсем малой птахой.
— Чего обождем? — нехорошим голосом переспросил Ярослав, заскрежетав зубами.
— Коли отыщут Яромиру… пошто княжича станем напрасно тревожить, — Звенислава буквально выталкивала из себя слова. — Скажем ему, мол, занемогла, в горнице лежит…
— Да как тебе такое на ум пришло⁈ — прогремел князь. — Княжичу в глаза лгать⁈ Вижу, чем ты дочерей учила! Немудрено, что Яромира всех вокруг пальца обвела да сбежала!
Княгиня отшатнулась, словно муж ее ударил, и вжалась плечами в дощатый сруб. Перед матерью мгновенно вырос Крутояр, готовый заступиться за нее даже перед отцом.
Ярослав тяжело, рвано дышал. Его грудь вздымалась, глаза метали молнии. Он пожалел о злых словах, сорвавшихся с языка, раньше, чем они прозвучали, но был слишком разгневан, чтобы объясниться с женой.
Вестимо, на нее-то он напрасно осерчал.
Яромиру упустила дружина, охранявшая терем. Быть может, упустил он, дав дочери слишком много воли. С Чеславой позволял мечи тягать. Со щенком Вячко дозволял беседы вести. Не пресек раньше. Не уберег.
— Прости меня, господин, — Звенислава закусила щеки, и скулы заострились так, что о них можно было порезаться. — За слова мои неразумные. И не серчай, — приложив раскрытую ладонь к груди, она склонила голову и медленно, плавно, словно лебедушка, направилась к двери.
Голову она держала поднятой, а плечи — расправленными.
Когда за княгиней бесшумно закрылась дверь, Ярослав взвыл. Не сдержавшись, приложился тяжелыми кулаками по деревянному срубу, содрал с костяшек кожу, и острая боль чуть отрезвила. Помогла обуздать себя. В неистовстве он собой не володел. Поостынув же малость, сразу почувствовал, как прояснился разум.
— Со всеми чернавками, теремными девками, мамками да няньками княжны поговори, — приказал он Стемиду, и тот кивнул. — Припугни, коли нужда будет, но словами. А ты же, воевода, — раздельно, едва ли не по слогам произнес он последнее слово, и Будимир, уже простившийся с жизнью, поднял голову. — Допроси кметей, с кем твой… с кем Вячко дружбу водил. Не может такого быть, что втайне ото всех они сбежать замыслили. Кто-то да проговорится. Все, ступайте.
Он махнул рукой, и мужчины поспешно покинули горницу. Проводив их долгим взглядом, Ярослав чуть ссутулился и, подойдя к столу, залпом осушил чарку с квасом. Услышав позади себя шорох, он резко обернулся. За всеми разговорами позабыл, что в горнице вертелся и его старший сын.
Нынче же Крутояр стоял от него в одном шаге и порывался что-то сказать. Губа у княжича была закушена, а взгляд пылал отцовской решимостью.
— Был у Мирошки помощник, отец, — сказал мальчишка и втянул голову в плечи. — Я.
Он опустил взгляд на дощатый пол и переступил с ноги на ногу. Стыд все же жег глаза, и смотреть на князя было больно. И самую малость страшно.
— Что ты сказал? — нехорошим, вкрадчивым шепотом переспросил Ярослав.
Зажмурившись, Крутояр пробормотал скороговоркой.
— Я Яромирке сбежать подсобил.
* Ошуюю — по левую сторону чего-либо, слева.
* Новый Град — Великий Новгород (по одной из летописных версий (в Новгородской первой летописи) место призвания варягов).
* Князю Харальду — Ярослав говорит на славянском, поэтому конунг стал князем.
* Харальд Сигурдович — опять же, на славянском Харальд Сигурдссон стал Сигурдовичем.
* Варяжский хирд — хирд название варяжской дружины.
* Серпень — август.
* Одесную — сидеть справа. Самое почетное место за столом, справа от князя.
Княжеская дочка I
Яромира ушам своим не поверила, когда посреди ночи услышала тихий, знакомый стук. Раз, другой, третий. Кто-то снаружи кидал камушки в бревенчатый сруб терема, прямо рядом с небольшим оконцем в ее горнице.
После сытой, пьяной трапезы в честь дорогих гостей терем крепко спал. И был лишь один человек, у которого хватило бы духу на такое безумство.
Когда Яромира выглянула наружу, то увидела, что прямо под ее горницей, на княжеском подворье стоял Вячко — сын воеводы Будимира. Запрокинув голову, он терпеливо ждал, всматриваясь наверх, и расцвел широкой улыбкой, когда заметил встрепанную княжну.
Яромира тотчас постучала костяшками пальцев себя по лбу и, высунувшись из оконца, огляделась. Но вокруг не было ни души; лишь от гридницы доносились приглушенные, пьяные голоса. Многие кмети остались за столами, когда княжеская семья ушла с пира.
— Вячко! — яростным шепотом позвала Яромира. — Ты последний разум отбил, никак?..
— Мирошка! — отозвался восторженный, чуть захмелевший кметь. — Спустись! Мне сказать тебе надобно!
— Что сказать? — княжна покачала головой и скрестила на груди руки. — Вчера мы все сказали!
Еще седмицу назад Яромира маялась и сомневалась из-за грядущего сватовства да свадьбы с княжичем Воидрагом. Привыкла она, что Вечеслав, Вячко, с малых лет таскался за ней всюду, молчаливый, верный и безнадежно влюбленный в княжну. Пока отец не дозволил ей упражняться на мечах с Чеславой, именно Вячко понемногу, потихоньку учил ее, вопреки строгому запрету и князя, и воеводы Будимира.