Буривой хмыкнул, но спросить ничего не успел: вдалеке протрубили в рог, и воевода молниеносно вскочил на коня. Вячко подвел к ней кобылу, и Чеслава, перехватив из его рук поводья, взлетела в седло. Внутри все колотилось и сжималось, в ушах стоял стук собственного сердца и звук рога, разнесшийся далеко вокруг. Низкий, протяжный, он звал их на битву.
На битву, из которой вернутся не все.
Чеславе казалось, что весь мир застыл в тот миг, прислушиваясь, как звучание рога вливалось в кровь, заставляя сердца биться быстрее, а разум сосредотачиваться на одном: вперед!
Ряды войска, повинуясь приказу князя, тронулись с места. Копыта и сапоги загремели по замерзшей земле, и она задрожала под тяжестью шагов. Знамена, трепещущие на ветру, словно подгоняли воинов.
Чеслава прищурилась вдаль, пытаясь разглядеть князя. Но слишком многое их разделяло, и потому она не смогла различить его среди толпы, похожей больше на море. Но на мгновение ей все же показалось, что она заметила, как поднятый его рукой меч отразил луч солнца, показавшегося на краткий миг из-за туч.
Когда схлынула первая волна всадников, отправившихся следом за князем, Чеслава посмотрела на Буривоя. Его жеребец бил копытами землю, похрипывая, но воевода был спокоен. Он ждал. Их черед — зайти с левого края — наступит самым последним. Сперва часть дружины увел Ярослав; теперь они ждали, пока выступят воины справа. И лишь потом они.
Ожидание изматывало хуже битвы. А внутри Чеславы ледяной змеей продолжала клубиться тревога. Вместо уверенности, которая обычно охватывала ее перед битвой, в груди поселилось что-то чуждое — тягучее, липкое, дурное чувство. Оно напоминало комок в горле, который невозможно проглотить, и холод, пробиравщийся под кольчугу.
Воительница всегда гордилась своей решимостью, своей волей, способной переломить любые сомнения. Она не раз вела за собой воинов, не боясь смерти. Но нынче что-то было не так.
Чеслава тихо зашептала молитву Перуну, как всегда перед боем. Слова привычно слетали с губ, но не приносили облегчения. Когда звук рога вновь расколол воздух, и левая часть войска тронулась с места, она сжала зубы. Она — воительница. У нее нет права на слабость.
Но комок предчувствия остался, сидел глубоко в душе, как затаившаяся тень, которую нельзя было изгнать.
Постепенно набрав ход, вскоре они уже мчались вперед, и Чеслава все сильнее себя подстегивала. Она видела чуть сбоку от себя Буривоя и знала, что Вячко скачет на шаг позади. Это почему-то придавало уверенности.
Детинец Нового Града стоял на холме, и чтобы приблизиться к нему, нужно было подняться в гору, преодолев ров. Нападавшие были как на ладони, и когда первая волна оказалась на расстоянии выстрела, над головами воинов тотчас засвистели стрелы и камни, которые метали со стен. С глухими ударами те раскалывали щиты и отскакивали на землю.
Строй нарушился, и войско растянулось в беспорядочную, слишком длинную цепь. Ветер донес до Чеславы крики князя и воевод: те пытались собрать людей воедино. Воительница припала к шее кобылы, жалея, что не может одни махом преодолеть расстояние до детинца. Когда они приблизились ко рву, Буривой вскинул руку, приказав всем замедлиться, и вскоре Чеслава увидела торчавшие из земли копья. И напоровшихся на них людей…
Стрелы, словно злые осы, летели сверху одна за другой, едва ли не заслоняя собой серое небо. Чеслава поздно вскинула щит, и ее задел один из камней, оставив на скуле глубокую ссадину.
Воины метали крюки с веревками, стремясь зацепиться за зубцы стены, чтобы залезть наверх. Их сбрасывали и провожали ливнем стрел и камней. Люди Ярослава упорно лезли на стену, и кое-где им удавалось сбить врага копьями. Но гораздо чаще они срывались и падали вниз.
Чеслава застыла на месте и не поверила своим ушам, когда услышала вражеский рог. И не из детинца, а откуда-то сбоку. Она вскинула голову, оборачиваясь, и увидела, как сгустился воздух на горизонте, а вскоре вдали показались первые всадники. Их фигурки были совсем еще маленькими, едва различимыми.
— Кто это⁈ — взревел Буривой, когда они оказались поблизости.
У воительницы зуб на зуб не попадал, и она лишь дернула плечами, думая о том, что войска, оставленного с Желаном Некрасовичем, не хватит, чтобы броситься врагам наперерез и задержать их.
Уже очень скоро воины — кем бы они ни были — возьмут в кольцо уже их самих. Позади будет неприступная стена детинца, впереди — неведомый враг.
Чеслава бросила отчаянный взгляд на крепкие ворота Нового Града.
Они были закрыты.
Конунг Харальд по неведомой причине до сих пор не исполнил того, что обещал.
Он запаздывал гораздо сильнее, чем кто-либо мог предположить…
На знаменах тех, кто несся к детинцу, развевался двузубец, не понаслышке знакомый ладожской дружине. Для Чеславы он был что бельмо на глазу. Ее передернуло от воспоминаний о сожженном поселении, где в живых осталась лишь ее Даринка. Неведомо, каким чудом.
— Держать строй!
Укрываясь щитом от летевших со стены стрел и камней, она вскинула голову, когда услышала знакомый голос.
Князь Ярослав вихрем промчался сквозь разрозненную толпу своих людей, вскинув зажатый в руке меч. Вслед ему неслись стрелы, но, верно, Перун его хранил, раз ни одна в него не угодила.
— Держать строй! — князь остановился за спинами последних воинов и развернул жеребца.
Теперь он оказался лицом к рати, во главе которой развевалось знамя с двузубцем. Он встретит их первым.
Чеслава бросила последний тоскливый взгляд на закрытые ворота и рванула к князю, к которому уже стекались ручейками дружинники.
«Не зря со всеми простилась», — мелькнула у нее мысль, которой воительница не особо испугалась.
Она не боялась смерти — она боялась только того, что не успеет исполнить свой долг.
Чеслава сидела верхом, стиснув меч, тяжело дыша, и чувствовала, как будто земля под лошадиными копытами уходит в бездну. Новая рать стремительно взбиралась по холму, готовясь заключить их в смертельную ловушку. Стройный, неудержимый поток врагов, чей боевой клич уже сливался в одно сплошное рычание, мчался к ним. Их тяжелые шаги и ритмичное грохотание оружия оглушали.
— Чеслава! — позвал кто-то рядом, но голос утонул в шуме. Она не обернулась, не могла. Ее взгляд был прикован к тому, что приближалось.
Она знала, что это конец. Но они должны были решить, как встретят свою смерть.
— Стрелы! — взревел Ярослав, и, повинуясь его приказу, они накрыли врагов градом выстрелов.
Но этого было недостаточно.
— Стоим насмерть! — крикнул князь и вновь вскинул меч.
Кто-то выкрикнул боевой клич в ответ, дрожащий, но громкий. Один, другой — крик множился, превращаясь в новый рев, который мог бы затмить врагов внизу холма.
— Либо мы прорвёмся, либо заберём их с собой! — голос Ярослава смог прорваться сквозь рев его же людей.
Еще несколько мгновений, и земля затрясется от удара. Чеслава вздохнула и стиснула меч.
Мир и впрямь содрогнулся, когда шквал вражеских воинов накрыл их, словно буря. Лезвия клинков блеснули в тусклом свете солнца, и первые удары обрушились с оглушительным звоном.
— Держим строй! — крикнул кто-то рядом, но его голос потонул в грохоте оружия.
Чеслава встретила атаку с неистовством. Ее меч обрушился на первого врага, ударив по щиту так сильно, что тот затрещал. Она повернулась, встретив следующего. Каждое движение было точным, каждое усилие было выверенным. Ярость кипела в крови, в ушах звенел боевой рог, и стоял громовой голос князя.
Она умрет, но заберет с собой всех, кого сможет.
Очень скоро битва обернулась хаосом.
Звуки ударов и крики сливались в одно сплошное гудение. Земля под ногами стала скользкой от крови, а воздух наполнился запахом железа и пота. Чеслава чувствовала, как руки дрожали от усталости, а плечи ныли от тяжести меча, но не смела остановиться.
Она и сама была вся в грязи и крови — чужой и своей. Ее, как и многих, давно сшибли с коня на землю. Она потеряла свой щит, свое копье. Подобрала чей-то чужой. Взяла у воина, которому уже никогда не понадобится ни щит, ни меч.
Чеслава давно не видела вокруг знакомых лиц и надеялась лишь, что голос князя, изредка до нее доносившийся, ей не чудился.
Она тяжело выдохнула, стирая кровь и пот с лица. Диво, но она не чувствовала ни страха, ни боли. Лишь странную ясность. В ее голове вспыхнула мысль: если это конец, то пусть он будет достойным.
Вражеский топор свистнул у нее над головой, и она едва успела отшатнуться. Гнев хлынул волной, смывая усталость. Стиснув зубы, Чеслава подхватила с земли копье и метнула его в сторону, откуда прилетел топор. И зло усмехнулась, услышав хриплый, булькающий крик и грохот ударившегося о землю тела.
— За князя Ярослава! — выкрикнула она, и те, кто еще держался на ногах, ответили ей громовым ревом.
— Чеслава! Сзади!
Повинуясь инстинкту, она успела пригнуться и краем глаза увидела Буривоя, которого не встречала с самого начала схватки. Он сражался сразу против троих, но успел предупредить ее, что двое подкрадываются к ней со спины.
Она едва перевела дыхание, как они налетели на нее, обрушив удары молотов. Один из них задел щит, и мощнейший удар отдался болью в ее руке. Второй развернулся для еще одной атаки, но Чеслава метнулась вперед, вновь поймала его удар своим щитом и резко подрезала. Его напарник замешкался на долю секунды — и этого было достаточно. Чеслава ударила его быстрым выпадом, заставив повалиться навзничь.
Она крутанулась на месте, ища взглядом Буривоя. И похолодела от липкого ужаса, когда заметила воеводу.
Распростершегося на земле.
Придавленного по пояс лошадью.
Она сорвалась с места, поскользнулась и растянулась в грязном месиве, в которое превратилась земля. От усталости и слабости Чеслава совершила непоправимое: выпустила из руки меч. Он отлетел от нее на пару шагов в сторону, и она тотчас поползла за ним, впервые по-настоящему испугавшись. Не было ничего хуже в битве, чем лишиться оружия.