Как тут было устоять? Такой напор! Такие высокие слова!
Пообещав августе вернуть из деревни Цимисхия, василевс скоро огорчился своему простодушию и приказал тайным слугам исследовать рвение василиссы. Ничего подозрительного обнаружено не было, кроме женской страсти к устроению судеб приятных василиссе девиц. Но Никифор, сам умевший плести интриги из тончайших нитей человеческих привязанностей, встревожился. Желание Феофано соединить брачными узами грозного удачливого стратига с семейством еще одного полководца не могло быть случайным. Правда, Александра, дочь дуки Константина, красоты удивительной, да еще и амазонка. Пристроить такую деву для Феофано дело чести. Но дука Константин в родстве с ним, с василевсом! Владелец великолепных поместий в родовом гнезде Фоков, он завещал львиную часть своего достояния любимой Александре. Выходило, что Иоанн Цимисхий, двоюродный брат Никифора по матери, женившись на Александре, становился хозяином земель самого корня Фоков.
За свои пурпурные сапоги василевс, впрочем, не опасался. Победы в Сирии, огромная добыча вернула ему славу великого стратига. На севере дела тоже шли как нельзя хорошо. Русский князь Святослав, находившийся под неусыпным наблюдением патрикия Калокира, сокрушил силу союзников Болгарии в Придунавье, взял у царя Петра десятки городов. «Василевс болгар» не только присмирел, но кинулся искать защиты у василевса ромеев, уже не требовал дани, а просил, чтоб у него взяли.
После недолгих переговоров прислал двух своих дочерей, болгарских василисс, в жены сыновьям августы Феофано, десятилетнему Василию и семилетнему Константину.
Просчитывая последствия брака Иоанна Цимисхия и Александры, Никифор однажды понял: все его сомнения развеиваются удивительно просто.
В ответ на добрую волю царя Петра Византия обязана сделать такой же широкий жест. Почему не отправить в Болгарию нескольких женщин из самых достойных родов? В качестве кого? Да хотя бы монахинь и послушниц, в качестве паломниц по святым местам дружественной христианской страны!
Патриарх Полиевкт нежданное предложение василевса благословил благодарно и радостно.
Дука Константин был первым удостоен чести отправить в Болгарию свою ненаглядную дочь. Дука сначала воспротивился, но Никифор поглядел ему в глаза и сказал, как солдату, без обиняков:
– Друг мой, воин мой, выслушай меня и постарайся понять. Августа, охваченная страстью женить и выдавать замуж, нашла для твоей дочери дуку Иоанна Цимисхия. Он вдовец, не стар, и это хорошо. Но он развратен. Мне доносят о бесстыдных, о чудовищных оргиях, которые Иоанн устраивает у себя в поместье. Велика ли радость отдать невинное христолюбивое дитя в руки утонченного сластолюбца? Я знаю Цимисхия. Навряд ли он когда-либо излечится от своей подлой страсти. Я хочу уберечь твою дочь. Она поедет ненадолго в богатый, безопасный монастырь! Поедет послушницей, а когда вернется, августа забудет о ней и оставит в покое.
Дука Константин согласился с василевсом, но мысль о предстоящей долгой нежданной разлуке с дочерью подкосила старого воина. Дука Константин слег. У него отказали рука и нога, но Бог оставил ему речь, и он благословил и, более того, приказал Александре быть послушной воле василевса, святейшего патриарха и Господа Бога.
Прощаясь, дука подарил дочери молитвенник в простом потертом кожаном окладе, но в окладе этом был тайник, а в тайнике тонкий, острый как бритва кинжал.
– На всякий случай, – сказал отец дочери.
Августа Феофано, узнав об отъезде Александры, вознегодовала, но Никифор ее успокоил:
– Они едут выказать почет царю Петру. Это паломничество будет недолгим.
Августа посмотрела на василевса, как кошка на собаку, и только что спинку не выгнула, когтями по полу не зацарапала.
Судьба Александры
Монахинь в Болгарию отправилось пятеро, с ними две послушницы: Александра и дьяконисса собора Святой Софии Нунехия. Имя Нунехия означает – ум имеющая. Нунехия и впрямь была умна, ее советы игуменья матерь Пиома принимала к исполнению.
Дорога радовала Александру, да недолго. На границе с Болгарией паломниц догнал вестник: дука Константин, благословив дочь свою, отошел в мир пращуров.
Монахини молились, Нунехия вела с Александрой добрые, полные сочувствия беседы, но слезы лились из глаз юной послушницы сами собой.
Наконец прибыли в болгарский монастырь Великомученицы Перепетуи. Война перерезала дорогу к стольной Преславе, и надо было потерпеть, подождать.
Красота вокруг была дивная. Монастырь, белый, как первый снег, сиял на склоне горы, среди зеленого кудрявого леса и был отрадой глаз для всей просторной долины. Это было хорошо, когда Господь хранил покой и мир, у войны же иные погляды. От ее взоров – в землю бы зарыться по маковку.
Александру не беспокоили тревожные разговоры монахинь о приближении русского князя Сфендослава. Ей полюбилось стоять перед иконами, вглядываться в мир Божественной тайны. Добрая Пиама много беседовала о Слове, о Любви, и Александра искала в иконах Слово и Любовь – Бога. Глазами не находила, но душой к Высшему Таинству прикасалась.
По ночам, положив перед «Спасом в Силах», своей келейной иконой, полтысячи поклонов, юная послушница ложилась спать. Думы устремлялись к почившему отцу, но зрительный образ почему-то не являлся. Все заслоняли собою письмена – имя Константин. Константин – значит твердый, постоянный. Дука и впрямь был постоянным в любви к василевсу и твердым в жизни. Он жил правильно.
– Константин, – произнесла Александра и, раздумавшись о слове, старалась угадать и в своем имени судьбу, а потом пускалась в странные мечтания.
Ей хотелось представить Слово, из которого родился весь мир: небо, земля, звезды, солнце, луна… Люди!
Александру ужасало открытие: ей чудилось, что злые слова – частица… Слова?! А ведь этого не могло быть. Злые слова совсем чужды Слову, Богу, ибо зло от сатаны.
Александра не хотела запутывать себя сложностями, старалась наполнить душу любовью и светом. И опять пыталась, чувствуя, что грешит, представить Слово, то самое первое Слово, из которого, как из почки, родился мир. С душой, напоенной Любовью, она, не познавшая земной любви, искала в себе иную Любовь, Высшую, Чистую, Пресветлую. И находила. Эта иная Любовь, от которой детей не рождается, соединяла ее с отцом, с матерью, со Словом.
Мерещилась дорога, приведшая ее в обитель Великомученицы Перепетуи. Ромеи, болгары, русичи. Сфендослав, который где-то там в ночи строит новые напасти на болгар, а шепчет-то ему на ухо злые советы братец Калокир. Веселый, радостный Калокир! Веселый и радостный, а советы подает злые.
Сон не шел. Александра прочитала «Отче наш», совершила перед иконой три сотни поклонов, но тело не утомилось, в голове было ясно. И тут, на радость ей, в дверь постучали.
Александра открыла келью: на пороге стояла Нунехия.
– Я пришла поговорить с тобой. Мать игуменья в отчаянии…
Оказалось, русские уже в долине. Какой-то городок, видимо, оказал сопротивление и теперь пылает. Матерь Пиама боялась за Александру. Юная, прекрасная да еще белица! Русские красивых женщин забирают себе в наложницы.
Александра выслушала дьякониссу и сказала легко и просто:
– Я согласна постричься. Я люблю Слово, Бога моего, Пресветлого Иисуса Христа. Добрая Нунехия, пойди к матери Пиаме и скажи: Александра приготовила себя в невесты.
Обряд пострижения совершили в ту же ночь, а утром в монастырь явился сам князь Святослав.
Монастырской казны не тронул, хлеб забрал. Ночевал со своими приближенными в трапезной. Никого из монахинь люди Святослава не обеспокоили, и насельницы воспряли духом.
Игуменья монастыря, посовещавшись с игуменьей Пиамой, решила поднести князю для его христолюбивой матери, великой княгини Ольги, серебряное распятие и прекрасную икону Великомученицы Параскевы. Умная Нунехия тотчас подала совет:
– Подношение пусть сделает инокиня Апфия. Она сможет спросить князя о своем родственнике Калокире. Он устроит нашу судьбу.
Игуменьям совет показался разумным. Инокиня Апфия, так теперь звали Александру, тоже была рада послужить божескому делу и сестрам монахиням.
Святослав уже собирался уезжать. Он принял икону и распятие и, зорко глянув на юную инокиню, сказал стремянному:
– Подай и для нее коня!
Бедная Пиама рухнула князю в ноги:
– Нельзя забирать монахиню в мир! Это святотатство! Она – невеста Бога Иисуса Христа!
Святославу перевели слова игуменьи.
– Его невеста? – показал Святослав на распятие. – Ему невест уже не надобно.
– Не ругайся над нашим Богом! – гневно сказала Пиама. – Не ругайся над юной девственницей!
– Это вы ругаетесь над юностью! – сдвинул брови Святослав и стал грозным. – Такая красота – для жизни!
Апфию, которая снова превратилась в Александру, посадили на коня, и Святослав уехал. Тут только и очнулась от ужаса дьяконисса Нунехия.
– Она не сказала о Калокире! Ей надо было сказать о Калокире!
Игуменья Пиама уж так глянула на припоздавшую с советом разумницу.
– Но она увидит Калокира, и нам ее привезут! – не сдавалась Нунехия.
Дьяконисса не знала: Калокир отъехал от Святослава к царю Петру. Русский князь предлагал побежденным мир.
Волка выпускают в степь
О Куре вспомнили. Куря стал нужен и даже необходим василевсу Никифору.
Никифор пригласил царственного печенега в свою ложу на ипподроме, Куря знал толк в верховых скачках, но, желая угодить василевсу, он начал шумно переживать и подбадривать криками возничих. Никифор был поклонником красной партии, и Куря тоже тотчас стал красным. А побеждали то зеленый возничий, то белый. Наконец в пятом заезде на красной колеснице вел гонку Агапий, и Никифор сказал через переводчика:
– Теперь победим мы.
– Но у белого возничего лошадь сильнее, – точным глазом определил Куря.
– Это ничего не значит, – сказал Никифор, предвкушая захватывающую дух борьбу и победу. – В беге колесниц человек важнее коня. Побеждают не ноги – воля. Воля Агапия – беспредельна. И так было всегда. Рассказывают, что во времена Юстиниана возничий Константин в утренних состязаниях выиграл двадцать пять заездов из двадцати пяти. А вечером на проигравших лошадях он победил двадцать один раз!