ородского Софийского собора. С. 55 и др.).
139 Бр юсова В. Г О датировке древнейших фресок Софийского собора… С. 105-106.
140 По мнению В. Г. Брюсовой (О датировке древнейших фресок Софийского собора… С. 105-106), фреска Константина и Елены могла быть создана специально к обряду освящения храма в 1052 г. По-другому, фрески Мартирневской паперти, ' том числе и Константина и Елену, датируют временем не ранее 1144 г., когда, по летописи, «исписаша честно притворы вся в Святеи Софии Новегороде» (Гренберг Ю. И. «Константин и Елена» Софийского собора в Новгороде (Некоторые выводы из технологического исследования живописи) 1 Древний Новгород: История. Искусство. Археология. Новые исследования. М., 1983. С. 141-164. Ср. НПЛ. С. 27, 2 1 3).
142 Новгородские летописи. С. 181. 142 НПЛ. С. 17.
143 Там же. С. 19, 203; под 661 6 (1108/1109) г.; о дате см.: Бережков Н Г Хронология древнерусского летописания. С. 229; Медынцева А. А. Древнерусские надписи Новгородского Софийского собора. С. 32. А. А. Медынцева, ссьшаясь на граффити собора: «Р(а)дко п(и)сал в лето 6620 (1112/1113)» (там же. С. 39), полагает, что работы по росписи храма продолжались еще в 11 12 г. Однако эта подпись, равно как и другие (см. ниже), атрибутируется авторам-живописцам лишь предположительно.
144 Новгородские летописи. С. 181-182; Бр юсова В. Г Метрологическая достоверность «Меры Спасову образу» 1 Естественнонаучные представления Древней Руси. М., 1988. С. 19.
145 См.: Б р юсова В. Г Метрологическая достоверность… С. 1 8-27. Автор отмечает, что наиболее раннее поновление купольной росписи имело место в XVII в., когда «Сказание о Святой Софии» уже было широко распространено в письменности. Отсюда делается вывод о том, что промеры знаменитой фрески были произведены сразу же после ее создания (по мнению автора, в 1052 г.). Более того, В. Г. Брюсова полагает, что и все «Сказание о Святой Софии» было создано еще в домонгольское время, а именно в конце XI - начале XII в., и даже называет имя предполагаемого автора - новгородский епископ Никита (1096-1108), но этот вывод, конечно, не может быть принят.
146 Медынцева А.А. Древнерусские надписи Новгородского Софийского собора. С. 3456. Надписи «ОЛЕНА» и «К…НИН» на фреске святых Константина и Елены, которые были обнаружены в конце XIX в. (ныне утрачены), также свидетельствуют по крайней мере об участии русского художника в создании этой фрески (там же. С. 48).
147 Брюсова В. Г О датировке древнейших фресок Софийского собора… С. 141; Медынцева А. А. Древнерусские написи Новгородского Софийского собора. С. 54-57. В поседней работе высказано предположение, что вмесе с Лукой Жидятой могли пострадать и нанятые им для росписи храма иконописцы, на что косвенно указывает надпись-граффити на лестнице собора: «Гага с Сежиром в бее» (там же. С. 48, 56).
148 Согласно Воскресенской летописи, Владимир «положен бысть в Софеи великой в паперти и со княгинею» (ПСРЛ. Т. 7. С. 232; ер. Янин В. Л Некрополь Новгородского Софийского собора. С. 139).
149 НПЛ. С. 420. О предполагаемой матери Владимира Анне, упомянутой в этом летописном сообщении, см. прим. 27-29 к главе 3.
1 50 Янин В. Л. Некрополь Новгородского Софийского собора. С. 119-140. В Новгородской Четвертой, Софийской Первой и др. летописях под 1178 г. сообщается о смерти в Новгороде князя Мстислава Рос-тиславича, «внука Юрьева», т. е. Мстислава Безокого: «и положиша его в Святеи Софеи в притворе в Новегороде, в гробници Володимере Яро-славича» (ПСРЛ. Т. 4. С. 590; Т. б. Вып. 1. Стб. 244). В Ипатьевской летописи, вероятно, ошибочно сообщение о погребении в гробнице князя Владимира связывается с другим князем Мстиславом Ростислави-чем - Храбрым, умершем в Новгороде в 1180 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 610). В. Г. Брюсова отмечает, что в XIX в. в Новгороде было известно предание, согласно которому князь Владимир Ярославич был причтен к лику святых еще в древности, причем мощи его открыты спустя сто с лишним лет после кончины - по мнению исследовательницы, предположительно, до 11 78 г., когда в его гробницу были положены мощи князя Мстислава Ростиславича Безокого (Брюсова В. Г Поражение или победа. С. 66).
151 Янин В. Л. Некрополь Новгородского Софийского собора. С. 119-140.
152 ПСРЛ. Т. 7. С. 232. Впрочем, исследователи сомневаются в реапь-ности существования этого княэя. (См., напр.: Баумгартен Н А. Первая ветвь князей Гапицких… С. 4.)
1 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 1 55. В Ипатьевском списке «Повести временных лет»: «…в церкви Святыя Богородица в Володимери» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 143), где предлог «В», очевидно, появился по ошибке, а текст надо понимать в смысле: «в церкви Святой Богородицы Владимировой», т. е. построенной князем Владимиром. В результате, однако, в ряде позднейших летописей (Воскресенской, Никоновcкой и др.) текст бы попят так, будто коси князей положены в церкви Святой Богородицы во Владимире-Запесском (т. е. Владимирком Успенском соборе).
2 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 75. Полагают, что эта фраза могла принадежать летописцу, писавшему до 1044 г., когда останки Олега были перенесены в Киев (Шахатов А. А. Разыскания… С. 415-18; Пр иселков М. Д История русского летописания. С. 50). Эго, однако, не единственно возможное объяснение (ер. Ку зЫин А. Г Начапьные этапы… С. 345-347). Помимо прочего, слово «могила», по-видимому, означапо прежде всего «могильный холм», но не обязательно собственно захоронение (ер. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв). Т. 4. С. 555); седовательно, оно могло использоваться по отношению к «Олеговой могиле» и после перенесения останков князя.
3 См., напр.: Соколов Пл. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. Киев, 1913. С. 445; Щапов Я. Н. Устав князя Ярослава и вопрос об отношении к византийскому наследию на Руси в середине XI в. / Византийский временник. Т. 3 1. М., 197 1. С. 72-73 и др. С этим, впрочем, не соглашается А. Поппэ (Рорре А. Pasto i Koscib… S. 101-102), однако нарушение канонических (и даже догматических) норм в акте 1044 г. кажется слишком серьезным, чтобы оно могло получить одобрение греческого иерарха.
4 По свидетельству Мацея Стрыйковского, «в Киев явились три архимандрита-чернеца, ученые мужи из Греции», которые и «подняли из могилы кости двух князей» (цит. по: Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Кн. 2. С. 44 1, прим. 191). Впрочем, источник, а также степень достоверности этого известия польского хрониста XVI в. неизвестны.
5 См. там же. С. 59, 441; Щапов Я Н. Устав князя Ярослава… С. 72-73. Соответствующее (26-е) правило Карфагенского собора входило в состав греческого Номоканона XIV титулов, хорошо извесного на Руси в славянском переводе (см.: Бенешевич В. Н. Древнеславянская Кормчая XIV титулов без толкований. Т. 1. СПб., 1906. С. 397).
6 ПСРЛ. Т. 2 1. Ч. 1. С. 1 661 67.
7 Кузьмин А. Г. Падение Перуна. С. 227. в БЛДР. Т. 1. С. 42-4.
9 Впрочем, вопрос о времени причтения святых Бориса и Глеба к лику святых решается историками по-разному. Согласно традиционной точке зрения, основанной на показаниях памятников «борисоглебского цикла» (анонимного «Сказания о чудесах», служащего продолжением «Сказания о страсти» святых братьев, и «Чтения» преп. Нестора), канонизация святых имела место еще в первые годы княжения Ярослава, а именно в 20-е гг. XI в. Исходя из того, что перенесение мощей святых в построенную Ярославом пятиглавую церковь происходило 24 июля, и считая, что торжества могли иметь место только в воскресный день, А. А. Шахматов предложил датировать их 1026 г., когда 24 июля падало на воскресенье; эта точка зрения была принята и другими исследователями (см.: Шахматов А. А. Разыскания… С. 58; П р иселков М. Д. Очерки… С. 71-72). Это хорошо согласуется также с участием в торжествах митрополита (или архиепископа?) Иоанна; хотя время его святительства остается неизвестным, все же приходится учитывать, что позднейшие летописи (в частности, Никоновская) называют его современником князя Владимира Святославича и упоминают под 1008 г. (см. прим. 72 к главе 5). Современным исследователям, однако, мнение Шахматова не представляется убедительным. Исходя из того, что самостоятельную церковную политику князь Ярослав Владимирович нача проводить лишь после объединения в своих руках всей Русской земли (т. е. после 1036 г.), немецкий славист Л. Мюллер относит канонизацию святых братьев ко второй половине 30-х гг. XI в. По его мнению, митрополит Иоанн был непосредственным предшественником Феопемпта и занимал кафедру до 1039 г.; в промежутке между 1036 и 1039 гг. и следует датировать события, описанные в Житиях (Мюлер Л О времени канонизации святых Бориса и Гле-ба 1 Russia Mediaevalis. Т. VIII. 1. 1995. С. 11).
Совершенно по-иному оценивают события авторы, отрицающие достоверность показаний памятников «борисоглебского цикла». По мнению М. Х. Алешкавекого и А. В. Поппэ, «первая» канонизация святых братьев при Ярославе едва ли могла иметь место. В реальности Борис и Глеб были причтены к лику святых лишь в 1072 г., о чем сообщается не только в тех же памятниках, но и в «Повести временных лет» (см.: Алешковский М. Х Русские глебо-борисовекие энколпионы 1072-11 50 гг. С. 104-125; Поппэ А. О времени зарождения культа Бориса и Глеба 1 Russia Mediaevalis. Т. 1. 1973. С. 6-29; он же. О зарождении культа свв. Бориса и Глеба и о посвященных им произведениях 1 Там же. Т. VIII. 1. С. 21-68). Но если первый из названных авторов вообще склонен считать всё рассказанное в Житиях вымыслом (в том числе, кажется, отрицая сам факт существования пятиглавой вышгородской церкви, выстроенной Ярославом; ер. Алешковский М. Х Повесть временных лет. С. 84-85), то А. В. Поппэ в большей степени обращает внимание на существенные отличия между описанием «первой» канонизации братьев при Ярославе и торжествами 1072 г.: именно во время последних, по его мнению, братья и были по-настоящему причтены к лику святых, в то время как при Ярославе их почитание могло носить лишь местный характер (этот вывод представляется вполне убедительным). Опираясь, в частности, на молчание о Борисе и Глебе Иллариона, а также на тот факт, что имена святых братьев появляются в княжеском именослове лишь с середины 40-х гг. XI в. (см. далее), исследователь именно этим временем датирует начало политического и церковного прославления святых. Но в таком случае приходится констатировать, что имя митрополита Иоанна как инициатора их культа оказалось в источниках в результате недоразумения, ошибки или сознательного искажения фактов, поскольку с 1039 г. (а по Поппэ даже с 1036-го) киевскую кафедру занимал грек Феопемпт, а с 1051 г. - Илларион. Между тем удовлетворительного объяснения этому пока не найдено.