заинтересованности самого Ярослава в сохранении мирных отношений с полоцким князем - а значит, последний отнюдь не был повержден или, во всяком случае, не утратил своего военного потенциала. Новгородский полон, несомненно, был возвращен в Новгород. Но это также могло стать следствием не только военной победы Ярослава, но и заключенного между князьями мира.
Сомнения относительно исхода войны между Ярославом и Брячиславом усиливаются при знакомстве с еще одним источником - рассказом уже знакомой нам «Пряди об Эймунде», в которой реальные события, как это обычно бывает в сагах, переметаны с вымыслом и всему действию придан занимательный и отчасти авантюрный характер. Если верить саге, самое активное участие в войне приняли сам Эймунд Хрингссон со своими товарищами, а также супруга Ярослава, княгиня Ингигерд.
Когда между Эймундом и «конунгом Ярицлейвом» в очередной раз произошла ссора, рассказывает сага, скандинавский наемник заявил о том, что покидает князя и отправляется к его «брату», «конунгу Вартилаву». Это встревожило Ярослава, а еще больше его супругу. «Если вы с Эймундом конунгом будете делить все дела, - будто бы сказала она мужу, - то это пойдет к тому, что вам с ним будет тяжело». «Хорошее было бы дело, если бы их убрать», - заметил на это Ярослав. «До того еще будет вам от них какое-нибудь бесчестие», - отвечала Ингигерд. Княгиня в сопровождении преданного ей ярла Рёгнвальда Ульвссона и еще нескольких человек отправилась к кораблям скандинавов, которые были уже полностью готовы к отплытию, и попросила Эймуна о встрече. «Не будем ей верить, потому что она умнее конунга, но не хочу я ей отказывать в разговоре», - сказал Эймунд своим товарищам и, несмотря на их предостережения, вышел к княгине. Они встретились на вершине глиняного холма и уселись на расстеленные плащи. «Княгиня и Рёгнваль сели близко к нему, почти на его одежду… Ни у того, ни у другого из них руки не оставались в покое. Он (Эймунд. - А. К) расстегнул ремешок плаща, а она сняла с себя перчатку и взмахнула ею над головой». Эймун понял, что это ловушка и что люди княгини изготовились убить его по знаку своей госпожи. Однако благодаря ловкости он сумел опередить их. «Эймунд увидал их раньше, чем они добежали до него, быстро вскакивает, и раньше, чем они опомнились, остался только плащ, а сам он им не достался». (Подобная уловка, к слову сказать, описывается в ряде других саг.) На помощь Эймунду поспешили люди с
его кораблей, однако кровопролития удалось избежать. «Пусть они вернутся домой с миром, - сказа Эймунд, - потому что я не хочу так порвать дружбу с княгиней».
Отметим одно немаловажное обстоятельство: сага начинает рассказ о войне между Ярославом и Брячиславом с сообщения о ссоре в самом лагере Ярослава между различными группами находившихся на его службе скандинавских наемников: норвежцев во главе с Эймундом и шведов во главе с Рёгнвальдом. Наверное, не будет большим преувеличением, если мы предположим, что именно появление шведского отряда Рёгнвальда в дружине «конунга Ярицлейва» (а не одни только финансовые претензии наемников-норвежцев) привели к тому, что Эймунд покинул Ярослава.
«Конунг Вартилав» с честью встретил норманнов и, после обсуждения со своими мужами выговоренных ими условий, принял скандинавских наемников на свою службу. «…Я не так находчив, как Ярицлейв конунг, брат мой, - сказа он Эймунд, - и все-таки между нами потребовалось посредничество. Мы будем часто беседовать с вами и платить вам все по условию». «И вот они в великом почете и уважении у конунга».
Именно Эймунд, согласно саге, сообщил полоцкому князю о намерении Ярослава начать войну против него. И действительно, вскоре слова его подтвердились. «Случилось, что пришли послы от Ярицлейва конунга просить деревень и городов, которые лежат возле его владений, у Вартилава конунга». (Как мы уже говорили, подобное трафаретное описание начала военной кампании является «общим местом» всех саг и едва ли может быть принято в качестве достоверного исторического свидетельства.) Вартилав, как и было уговорено между ними, потребовал совета от Эймунда. «По мне, господин, - отвечал ему Эймунд, - похоже на то, что надо ждать схватки с жадным волком. Будет взято еще больше, если это уступить. Пусть послы едут обратно с миром… - они узнают о нашем решению».
Так Эймунд оказался одним из главных вдохновителей конфликта. Если не слишком идеализировать его (как это делают составители саги), то в его стремлении развязать войну, пожалуй, можно увидеть и обычную обиду, желание во что бы то ни стало отомстить своему прежнему покровителю. К числу своих обидчиков, помимо самого «конунга Ярицейва», Эймунд должен был причислять его супругу и, конечно же, Рёгнвальда Ульвссона.
Тем временем, продолжает свой рассказ сага, обе стороны начали готовиться к решительной схватке. «… И сошлись
они в назначенном месте на границе, поставили стан и пробыли там несколько ночей».
Описание хода самой войны, однако, полностью противоречит тому, что мы знаем из летописей. Согласно саге, Эймунд призывал князя не торопиться с битвой. «Отсрочка - лучше всего, когда дело плохо, и еще нет Ингигерд княгини, которая решает за них всех, хотя конунг - вождь этой рати». Сам он вызвался держать стражу. По истечении семи ночей (отметим совпадение с летописным текстом, где говорится о семи днях, предшествующих битве), в ненастную и очень темную ночь, Эймунд, его побратим Рагнар и еще несколько человек покинули дружину и углубились в лес. Они расположились у дороги, позади стана «конунга Ярицлейва». И вот «слышат они, что еду и что там женщина. Увидели они, что перед нею едет один человек, а за нею другой». Это была Ингигерд, спешившая к своему мужу. «Станем по обе стороны дороги, - предложи своим спутникам Эймунд, - а когда они подъедут к нам, раньте ее коня, а ты, Рагнар, схвати ее». «И когда те проезжали мимо, они ничего не успели увидеть, как конь уже па мертвым, а княгиня вовсе исчезла. Один говорит, что видел, как мелькнул человек, бежавший по дороге, и не смели они встретиться с конунгом, потому что не знали, кто это сделал - люди или тролли».
Так Ингигерд попала в рук полоцкого князя. Эта нечаянная удача сразу же изменила ход войны в пользу Брячислава и, более того, предотвратила кровопролитие. Наутро Ингигерд позвала к себе Эймунда и предложила ему посредничество в заключении мира между враждующими князьями: «Лучше всего было бы нам помириться, и я предлагаю сделать это между вами. Хочу сначала объявить, что выше всего буду ставить Ярицлейва конунга». Эймунд рассказал обо всем своему князю. «Не скажу, чтобы это можно было посоветовать, - задумался Брячислав, - ведь она уже хотела уменьшить нашу долю». Эймунд, однако, заверил его, что условия окажется вполне приемлемыми и владения князя отнюдь не уменьшатся. «Затрубили тогда, сзывая на собрание, и было сказано, что Ингигерд княгиня хочет говорить с конунгами и их дружинниками. И когда собрались, увидели все, что Ингигерд княгиня - в дружине Эймунда конунга и норманнов. Было объявлено от имени Вартилава канун-га, что княгиня будет устраивать мир».
Условия этого мира, как они изложены составителями саги, выглядят совершенно фантастичными. «Конунг Ярицлейв» получил Хольмгард (Новгород), а Вартилав - Кэнугард (Киев), «С данями и поборами; это наполовину больше, чем у него было до сих пор».
Разумеется, это свидетельство нельзя принимать всерьез. Брячислав до самой своей смерти оставался полоцким, но никак не киевским князем. Справедливости ради, отметим, что в Киеве существовал особый «Брячиславль двор», и, следовательно, можно предположить, что полоцкий князь имел какие-то права на часть киевской дани. Однако это обстоятельство само по себе, конечно же, совершенно не достаточно для того, чтобы привести составителя саги к выводу об обмене владениями.
Столь же фантастично и сообщение саги о судьбе Полоцка. «А Патескью (Полоцк. - А. К.) и область, которая сюда принадлежит, получит Эймунд конунг, и будет на нею конунгом, и получит все земские поборы целиком, которые сюда принадлежат, потому что мы не хотим, чтобы он ушел из Гардарики», - заявила якобы Ингигерд. В случае рождения у Эймунда сыновей, они должны были наследовать княжество; если же он умрет бездетным, Патескья переходила к Ярицлейва и Вартилаву. Кроме того, Эймунду поручалась оборона всей Гардарики (Руси); князья же должны были «помогать ему военной силой и поддерживать его». Ярослав оставался верховным правителем всей Руси («Ярицлейв конунг будет над Гардарики»). Рёгнваль Ульвссон, что особо оговаривалось в тексте договора, оставался владетелем Альдейгьюборга (Ладоги). «На такой договор и раздел княжеств согласился весь народ в стране и подтвердил его. Эймунд конунг и Ингигерд должны были держать все трудные дела. И все поехали домой по своим княжествам».
Составитель саги рассказа и о последующей судьбе некоторых из своих героев. Так, по его словам, «Вартилав конунг прожил не дольше трех зим, заболел и умер». (Это еще одна явная ошибка, ибо из летописи известно, что князь Брячислав умер лишь в 1044 году, причем ему наследовал его сын Всеслав.) «Это был конунг, которого любили как нельзя больше. После него принял власть Ярицлейв и правил с тех пор один обоими княжествами». Не дожил до старости и Эймунд. «Он умер без наследников, и умер от болезни, и это была большая потеря для всего народа в стране, потому что не бывало в Гардарики иноземца более мудрого, чем Эймунд конунг, и пока он держал оборону страны у Ярицлейва конунга, не было нападений на Гардарики». Когда Эймунд заболел, он передал свое княжество Рагнару, и тот ста править им. «Это было по разрешению Ярицлейва конунга и Ингигерд»35.
Мы уже достаточно говорили о природе саг, чтобы понять: сам жанр обязывал их составителей домысливать отдельные эпизоды и целые сюжетные линии. Прославление героя саги, отважного скандинавского наемника, заставило рассказчика увенчать его служение русским князьям, его мужество и находчивость достойным финалом - а именно получением княжества. (Что, впрочем, не исключает возможности того, что Эймунд, действительно, мог получить за свою службу часть даней и доходов с каких-то полоцких земель.) Именно это обстоятельство, как полагают современные исследователи, и «повлекло за собой перераспределение русских княжеств: оставление Ярослава в Новгороде и водворение Вартиава в Киеве»36. События собственно русской истории в данном случае послужили авторам саги не более чем материалом для конструирования захватывающего, а отчасти и назидательного литературного сюжета.