Впрочем, все это было еще впереди. Пока же Ярославу приходилось улаживать дела в Суздале: «уставлять» землю, решать судьбу волхвов, прочих вовлеченных в мятеж людей, предавая казни одних и отправляя в заточение других. Но делалось все это, по-видимому, наспех. Если принимать летописную датировку событий, то именно в Суздале Ярослав получил тревожную весть о том, что его брат, князь Мстислав Тьмутороканский, вторгся в его землю и двинулся к Киеву. Столица Ярослава оказалась практически беззащитной перед новым и очень грозным противником.
Глава седьмая
ГОРОДЕЦКИЙ МИР
На рис. - сребреник князя Ярослава Владимировича. Лицевая сторона с изображением святого Георгия.
Из клада, найденного в Померании.
Говоря о перипетиях русской смуты 1015- 1019 годов и о последующих событиях, мы совершенно упустили из вида южную окраину Древнерусского государства - отдаленное Тьмутороканское княжество, которым правил младший брат Ярослава, князь Мстислав Владимирович. Сделали мы это намеренно, ибо история русской Тьмуторокани во второй половине 10-х - первой половине 20-х годов XI века протекала совершенно обособленно от истории Киевского государства. После смерти Владимира Святого всякие связи между его сыном Мстиславом и прочими русским князьями, по-видимому, совершенно распались. Мстислав не вмешивался в кровопролитную войну, унесшую жизни по меньшей мере четырех его братьев. Его собственное княжество, расположенное на небольшом ограниченном пространстве Таманского полуострова и дельты Кубани («Тьмутороканского острова», по выражению древнерусского книжника) и отеленное от остальной Руси бескрайней и чужой Степью, жило в эти годы своей особой жизнью, постепенно превращаясь в один из важных узлов восточноевропейской политики. Это был совершенно особый мир со своими традициями, своими проблемами, своими устоявшимися международными связями. Тьмуторокань, древний хазарский город, который сами хазары называли С-м-к-р-ц, или Самкуш, а византийцы - Матарха, или Таматарха (отсюда русское Тьмуторокань), была населена людьми самых разных верований и языков, и русские отнюдь не составляли в нем большинство. Здесь жили греки, евреи, славяне, остатки прежнего хазарского и булгарского населения («хазары», как именует и летописец), а также представители местных адыгских племен, которых русские называли касогами. Правители Тьмуторокани должны были ощущать себя не столько русскими князьями, сколько наследниками более древней власти хазарских каганов - а этот титул в дипломатической практике того времени стоял значительно выше княжеского и едва ли не приравнивался к императорскому. (Не случайно каганами именовали себя и правители Киевской Руси - но именно исходя из факта обладания «Хазарией» - Тьмутороканью.)
Логика исторического процесса развела Ярослава и Мстислава по разным углам Киевского государства, на долгие десятилетия отделила друг от друга. Один правил на севере, в Новгороде, другой - на юге, за пределами собственно Руси. Они, конечно, ни на минут не забывали о существовании друг друга, но пути и до времени не пересекались между собой. Однако та же логика исторического процесса с неизбежностью влекла их навстречу друг другу, чтобы в конце концов схлестнуть в непримиримом соперничестве: каждый из них утверждал свою власть над частью Руси - но по мере утверждения этой власти, к тому же сопряженного с жестокой борьбой со своими противниками, по мере расширения подвластной им территории неумолимо приближалось время их решающей схватки - за главенство уже на всей Русью.
Мы знаем, в каком состоянии и с какими силами подошел к этой схватке князь Ярослав. Теперь поговорим о его младшем брате - Мстиславе Тьмутороканском.
Подобно Ярославу, Мстислав получил княжение еще будучи ребенком. По-видимому, это произошло вскоре после 989 года - года завершении Корсунского похода его отца и Крещения Руси. Отдаленная и обособленная от остальной части Киевского государства Тьмуторокань давала княжичу больше возможностей для того, чтобы почувствовать себя самостоятельным правителем. В отличие от своих братьев, Мстислав не был избалован постоянным вниманием со стороны отца и не в такой степени, как они, ощущал на своем плече тяжесть отцовской длани. Он не поменял своего княжения по воле родителя, как это случилось с Ярославом, а оставался тьмутороканским князем до тех пор, пока сам не пожелал большего. Он, наконец, с детства сумел проникнуться неповторимым духом этого удивительного города, столь не похожего на остальные русские города, и потому, наверное, сам не походил на прочих русских князей.
Из сумных известий византийских хроник можно предположить, что при Мстиславе в Тьмуторокани находился его старший родственник, некий Сфенг (или Сфенгос), которого византийцы (по-видимому, ошибочно) считали братом Владимира. Возможно, он исполнял роль «кормильца» («дядьки»-воспитателя) при малолетнем князе, а затем стал его воеводой. В таком случае, именно под руководством Сфенга Мстислав овладел всеми необходимыми князю воинскими навыками. Он рано возмужал, рано почувствовал вкус к войне, лично возглавил войско и вскоре прославился как один из лучших полководцев своего времени. В русскую историю он вошел как отчаянно храбрый и очень умелый и удачливый воитель, князь-рыцарь, человек дога, способный поставить на кон даже собственную жизнь, если того требовали обстоятельства. Более всего Мстислав должен был напоминать своего знаменитого деда - князя Святослава Храброго. Но, пожалуй, в личной доблести Тьмутороканский князь даже превзошел его: в отличие от Святослава, он не избегал единоборства с самым опасным и подготовленным противником, если таким способом можно было решить исход войны. (Святослав же, напомним, в свое время отказался от подобного единоборства, предложенного ему императором Иоанном Цимисхием.)
Летописцы изображают Мстислава Идеальным «дружинным» князем. «Был же Мстислав дебел телом (дороден. - А. К.), чермен (красен, румян. - А. К) лицом, [с] большими глазами, храбр на рати, милостив, любил дружину без меры, не щадя для нее имения (добра. - А. К.) и в питье и еде не ограничивая», - читаем в «Повести временных лет»1. Летописцы XI века добавляют к этому портрету еще несколько штрихов. «был же Мстислав… волосами чермен, лицом светел, имел очи великие и брови возвышенные (приподнятые. - А. К.), и милостив к нищим и долготерпелив ко всем…» - сообщает автор Никоновской летописи. В Степенной книге царского родословия находим еще одну подробность: «…и святые книги сам прилежно почитал»2. Если это не домысел позднейшего книжника (что, в принципе, вполне возможно, ибо автор Степенной книги явно проявлял склонность к населению русских князей, предков московских государей, всеми обязательными христианскими добродетелями), то перед нами явление, не вполне обычное для начала XI века: князь Мстислав, оказывается, не только любил слушать божественные книги, но и сам читал их, то есть знал грамоту и был начитан. Книжники древней Руси называли его Храбрым (так, например, в знаменитом «Слове о полку Игореве») или Удалым (так в летописях XI века - Никоновской и Степенной книге). Источники приводят еще одно прозвище тьмутороканского князя, на сей раз имеющее зловещий оттенок, - Лютый (то есть свирепый, неукротимый, жестокий). Так называл его автор Киево-Печерского патерика, и это прозвище, между прочим, заставляет нас лишний раз вспомнить о его деде Святославе - еще одном «Лютом», по выражению современников, князе русской истории.
Христианское, крестильное имя князя Мстислава - Константин - называет единственный и к тому же очень поздний источник - так называемый Любечский синодик, некогда хранившийся в Антониевом Любецком монастыре (упраздненном в 1786 году). По-видимому, он был составлен в XIII веке, но составитель - как это обыкновенно бывает с синодиками - использовал гораздо более древний оригинал; многие его известия, несомненно, восходят еще к домонгольскому времени. В этом же синодике, в «Помяннике благоверных великих князей черниговских, киевских и прочих», упомянута и супруга князя Мстислава-Константина - княгиня Анастасия3. Кем была эта женщина, мы не знаем. Знаем лишь, что у князя Мстислава имелся сын, известный нам лишь под своим крестильным именем - Евстафий.
Вообще же история Тьмутороканской Руси известна нам явно не достаточно. Русские и иностранные источники сохранили лишь отрывочные сведения об отдельных ее эпизодах. Зачастую (особенно когда речь идет о показаниях иностранных хроник) те или иные события приходится связывать с Тьмутороканью и тьмутороканскими князьями лишь предположительно. В частности, это касается участия тьмутороканского князя в событиях 1016 года, происходивших в Крыму. Знаменательно, однако, что это первое проявление внешнеполитической активности князя Мстислава Владимировича, о котором сохранились хотя бы косвенные свидетельства источников, совпадает по времени с началом междоусобицы в Русском государстве - сразу же после смерти отца князь Мстислав делает свой выбор: не ввязываясь в кровопролитную борьбу братьев за Киев (на который
он имел не меньше прав, чем другие Владимировичи), он приказывает все силы для того, чтобы обезопасить от внешней угрозы свое собственное княжество и добиться наиболее благоприятных условий для его дальнейшего самостоятельного развития.
Сведения на этот счет содержатся в «Хронике» византийского историка второй половины XI века Иоанна Скилицы. В январе 1016 года, рассказывает он, император Василий II вернулся в Константинополь из болгарского похода, во время которого было подавлено восстание болгар в крепости Бодена. (После чудовищной расправы над болгарами летом 1014 года, в ходе которой император приказа ослепить 15 тысяч пленников, и последовавшей в октябре того же года смерти болгарского царя Самуила исход многолетней войны между Византией и Болгарией был предрешен, хотя болгары продолжали сопротивление в течение еще четырех лет. Жестокость Василия принесла ему не только власть на Болгарией, но и зловещее прозвище Булгароктон, то есть Болгаробойца.) К этому времени Империя и правящие в ней императоры-соправители Василий и Константин, что называется, прочно стояли н