А. К.) книги, - писал печерский диакон Нестор, автор Жития Феодосия Печерского, - а блаженному (то есть Феодосию. - А. К.), с краю присев, прясти нити на потребу таковому делу»84. О роли книг в киевском обществе (правда, чуть позже, в 80-е или в начале 90-х годов XI века) рассказывает Слово о святом Григории чудотворце, младшем современнике Феодосия и Никона Печерских, читающееся в Киева-Печерском патерике. Инок Григорий владел значительной библиотекой, которая составляла единственное его имущество. Движимый чувством христианского всепрощения, он, ради спасения жизни воров («татей»), чуть было не ограбивших его, решился передать часть своих книг «градскому властелину» (посаднику); оставшиеся же книги продал, а деньги раздал убогим,
дабы опять не впали в беду «хотящие покрасть книги». Так мы видим, как спустя всего несколько десятилетий после смерти Ярослава книги становятся не просто привычным предметом обихода, но товаром, за который легко можно выручить немалые деньги и даже выкупить чью-то жизнь85. Поколение людей, к которому принадлежали сам Ярослав и берестовский священник Илларион, посадник Остромир и диакон Григорий, епископ Лука Жидята и поп Упырь Лихой, и тем более следующее за ними поколение - поколение Феодосия Печерского и Никона «Великого» и их современников - выросли в стране, уже просвещенной светом христианства. Смена идеологических установок, изменение культурного климата, привыкание к новому образу жизни происходят очень быстро, особенно если речь идет о людях молодых, еще не «закоснелых разумом» (выражение древнерусского книжника) - наша новейшая история продемонстрировала это очень наглядно. Мы уже говорили - и не раз - о том, что княжеская власть отнюдь не стремилась непременно силой искоренить остатки язычества, «огнем и мечом» насадить новую веру в обществе. Этот путь вообще очень тяжек и, как показала история соседних с Русью стран, чреват социальными потрясениями и большой кровью. Путь же насаждения христианских ценностей исподволь, путь просвещения - другое дело. Князь Ярослав, по-видимому, осознавая это. И может быть, никакой иной стороной своей деятельности он не заслужил в такой степени прозвище «Мудрого», или «Премудрого» князя, как именно этим неустанным радением о христианском просвещении своего народа.
Говоря о главном храме Русского государства, киевский летописец назвал его «митрополией», то есть кафедральным, митрополичьим собором. Книжники более позднего времени поняли это слово как указание на то, что сама Киевская митрополия возникла в 1037 году. «Того же лета великий князь Ярослав митрополию уставил (установил. - А. К.)», - читаем, например, в Софийской Первой летописи86. Списки киевских митрополитов, составленные в X веке, в том числе список, читающийся в Новгородской Первой летописи младшего извода, называют первым русским митрополитом современника Ярослава грека Феопемпта, упомянутого в летописи под 1039 годом87.
Эта точка зрения впоследствии была усвоена и отечественной историографией и на долгое врем стала почти общепринятой, тем более что ее разделяли и отстаивали такие выдающиеся исследователи древней Руси, как Алексей Александрович Шахматов, Михаил Дмитриевич Приселков, Дмитрий Сергеевич Лихачев и многие другие. «Летопись точно помнит год установления у нас митрополии, отмеченный как год заложения святой Софии в Киеве», - писал, например, Приселков88. Однако мнение это, скорее всего, ошибочное. Кропотливое изучение ранее почти не привлекавшегося источника - византийских перечней епископий Константинопольского патриархата, осуществленное исследователями во второй половине: века, позволило прийти к выводу, что Русская (Киевская) митрополия была учреждена уже вскоре после крещения князя Владимира - в конце 80-х - 90-е годы Х века89.
И все же какие-то радикальные изменения в положении Церкви в Киевской Руси в княжение Ярослава Мудрого, по-видимому, произошли, и русские источники сумели зафиксировать их. Во всяком случае, именно с середины XI века деятельность русских митрополитов становится наконец заметной для киевских летописцев, а значит, и для нас - читателей летописи. Показательно, что и иностранные хронисты как будто выделяют два различных этапа в христианизации Руси, первый из которых можно связывать с Крещением Руси при князе Владимире Святом, а второй - с деятельностью греческих иерархов при Ярославе или, может быть, Мстиславе Владимировичах. Так, французский хронист, ангулемский клирик Адемар Шабаннский (ум. 1034), автор известной «Хроники», составленной около 1030 года, сообщает о том, что лишь спустя какое-то время после обращения в христианство русского князя на Русь явился некий греческий епископ, который и «обратил низший класс народа этой провинции (в другом переводе: «ТУ половину страны, которая оставалась предана идолам». - А. К.)… и заставил их принять обычай греческий относительно рощения бороды и прочего»90. Если мы вспомним, что еще в конце княжения Владимира «греческий» обычай «рощения бороды» не привился даже среди правящих кругов русского общества (об этом свидетельствуют изображения киевских князей на известных нам монетах и печатях), то, пожалуй, можно сделать вывод о том, что появление греческого иерарха (или греческих иерархов) в русских пределах должно быть отнесено к более позднему времени - а именно к 20-м годам XI века91. А ведь изменения, произошедшие во внешнем облике русских людей в это время, несомненно, отражали какие-то существенные сдвиги в их образе жизни, сознании и т. п.
Если не считать легендарных киевских митрополитов Михаила и Леона (Леонтия), а также бывшего севластийского митрополита Феофилакта, биография которого восстанавливается исследователями сугубо гипотетически, первым митрополитом, упомянутым в древнейших русских источник, оказывается некий Иоанн. Впрочем, его имени также нет в древнейших летописях; о митрополите (или «архиепископе») Иоанне сообщают лишь памятники так называемого «борисогебского цика», то есть «Чтение о Борисе и Глебе» диакона Нестора и анонимное «Сказание» о святых, причем их сведения кажутся довольно путаными и противоречивыми. Первым же митрополитом, имя которого приводят авторы «Повести временных лет» и достоверность которого не вызывала никаких сомнений ни у книжников X века, ни у позднейших исследователей, ста уже упомянутый нами грек Феопемпт, с именем которого, возможно, связаны новые веяния в церковной политике Ярослава Мудрого.
Известно, что в первые два-три столетия после Крещения Руси Русскую церковь возглавляли почти исключительно греки. Из киевских митрополитов XI-XII веков лишь двое были русскими по происхождению - святитель Илларион, ближайший сподвижник князя Ярослава Мудрого, и Климент Смолятич, возведенный на кафедру в 1147 году по инициативе киевского князя Изяслава Мстиславича. В отечественной исторической литературе этот факт оценивается в основном негативно, ибо считалось, что митрополиты-греки пекись более об интересах Византии, нежели Руси, и являлись проводниками политики константинопольских патриархов и императоров, нацеленной на политическое и духовное подчинение Руси. Возможно, это мнение имеет под собой некоторые основания, поскольку многие из киевских митрополитов-греков носили не только духовные, но и светские, придворные титулы, были близки к императорам и входили в состав имперского сената - одного из высших учреждений Византийской империи. (С уверенностью мы можем сказать это о двух митрополитах XI века - младшем современнике Ярослава Ефреме, носившем высокий титул протопроэдра протосинкеллов, и его преемнике Георгии, имевшем придворный титул синкелла92.) Они, действительно, были независимы от киевского князя. Но ведь их высокий духовный и светский сан, авторитет, которым они пользовались в византийском обществе, значительно поднимали статус и престиж Киевской митрополии и всей Русской церкви в целом, причем не только на Руси, но и во всем христианском мире. Позднее, в конце XI - XII веке, именно этот авторитет позволит им обращаться к князьям со словом увещевания, а порой и укора, удерживать их от кровопролития, выступать посредниками в межкняжеских спорах, примирять враждующих и убежать непримиримы. Нельзя не отметить и другое. В большинстве своем приезжавшие из Византии иерархи - вопреки бытующему мнению - были отменно подготовлены для пастырской службы, а многие из них получили известность и как незаурядные писатели, проповедники, полемисты и публицисты. Так, упомянутый выше митрополит Ефрем, как обнаружилось совсем недавно, является автором антиатинского полемического сочинения, широко использовавшегося позднее греческими и русскими авторами93; перу его преемника Георгия принадлежит несколько сочинений как полемического, так и догматического характера, известных на русском языке и пользовавшихся огромным авторитетом в русском обществе; живший еще позднее митрополит Иоанн II, также автор нескольких сочинений, дошедших до нас на греческом и русском языках, получил в высшей степени лестную характеристику от киевского летописца: «был же Иоанн муж хитр книгам и учению, милостив к убогим и вдовицам, ласков же ко всякому - богатому и убогому, смирен же и кроток, молчалив, речист же, книгами святыми уешая печальных, и такого не было прежде в Руси и после него такого не будет»94.
Надо думать, что и митрополит Феопемит отличался какими-то незаурядными личными качествами, делавшими возможным его поставление на русскую митрополию. Мы не знаем точно, когда именно он явился в Киев. Во всяком случае, это произошло ранее 1039 года, поскольку под этим годом мы уже застаем его в Киеве.
Прибыв из Константинополя, Феопемпт обосновался не в княжеском детинце - «городе Владимира», а в новом «городе Ярослава», в непосредственной близости от митрополичьего Софийского собора, по-видимому, строившегося на его газах. Вероятно, именно при нем митрополичья усадьба была обнесена мощными каменными стенами, остатки которых обнаружены археологами. Митрополичий двор занимал значительную площадь - около 3,5 гектара. На его территории выявлены остатки по крайней мере одного большого каменного здания, построенного при Ярославе, - предположительно, бани. (Эти заведения играли на Руси очень большую роль, подобно тому, как это было в Древнем Риме. Летописец умолчал о построении киевских бань, но вот подобное «строение банное каменное», осуществленное в Переяславле