Перспектива создания сильного Мазовецкого государства на самых границах своей земли никак не могла устроить русского князя. Объективно Ярослав оказался заинтересован в укреплении в Польше власти Казимира и возвращении ему Мазовии. Вероятно, именно он и предложил законному польскому князю свой союз - разумеется, на известных условиях, главным из которых должно было стать признание новой границы Киевского государства, установившейся после присоединения Червенских градов, а также, возможно, исключительных интересов Руси в ятвяжских и литовских землях*. По обычаю, союз двух государств надлежало скрепить династическим браком - и действительно, около 1039 года двадцатидвух- или двадцатитрехлетний Казимир (он родился в июле 1016 года) женился на единокровной сестре Ярослава княгине Марии-Добронеге, которая была старше своего жениха по крайней мере на несколько лет (Мария появилась на свет не позднее 1011 года). [* По сведениям В. Н. Татищева, союз двух государств был направлен не только против мазовшан, но также против чехов и пруссов: «…а Ярослав обещал ему (Казимиру. - А. К.) помогать на чехов, мозовшан и прус» 16].
(Русские летописи сообщают о русско-польском союзе под 1043 или 1041 годом, но без точной даты: «В си же времена отдал Ярослав сестру свою за Казимира, и отдал Казимир за вено (выкуп за невесту. - А. К.) людей 8 сот, которых полонил Болеслав, победив Ярослава»17. Выражение «В си же времена» показывает, что летописец точно не знал, когда именно произошло бракосочетание, и объединил под одним годом разновременные события. Как это нередко бывает, точную дату приводит иностранный источник - так называемый Саксонский аннаист, анонимный автор, писавший во второй половине XII века, но включивший в свой труд фрагменты более ранних Источников. Польский герцог Казимир, отмечает он в своих анналах под 1039 годом, «вернувшись на родину, бы охотно принят поляками, а в жены взял себе дочь короля Руси, от которой имел двух сыновей - Владислава и Болеслава»18. Названная немецким хронистом дата может быть несколько уточнена. Дело в том, что сыновья Казимира и Марии, родившиеся в этом браке, Болеслав (будущий польский князь Болеслав II Смелый, или Щедрый) и Владислав-Герман (также будущий правитель Польши) появились на свет соответственно в 1039 и 1040 годах, а следовательно, сам брак мог быть заключен не позднее самого начала 1039 года - то есть, вероятно, даже еще до утверждения Казимира в Польше19.)
Мария-Добронега далеко не первой из сестер Ярослава очутилась в Польше. Наверное, давая свое согласие на брак, Ярослав вспоминал о трагической участи Предсла-вы - ведь возвращение остатков русского полона 1018 года (увы, кается, уже без Предславы) стало одним из условий заключения союзного договора. (Отметим, кстати, что о возвращении тех ляхов, которые были выведены Ярославом в 1031 году из завоеванной им Червенской области, речи даже не шло - это очень наглядно показывает соотношение сил в новом русско-польском союзе.) Но если Предслава была искренне любима им, то к Марии Ярослав едва ли мог питать особо теплые чувства. Дочь греческой царицы, она служила ему лишь инструментом, необходимым для осуществления весьма полезной политической комбинации. Тем не менее Ярослав сделал все возможное, чтобы судьба сестры на ее новой родине сложилась благополучно. Помимо военной помощи, Марля-Добронега принесла своему супругу приданое, причем столь богатое, что, по словам польских хронистов, можно было говорить о настоящем «обогащении королевства благодаря такому блестящему браку». В известном смысле эти богатства можно рассматривать и как финансовую помощь, предоставленную Ярославом своему зятю в борьбе за власть. Напомним, что сам Ярослав также оказывался в похожем положении, и именно помощь тестя - конунга Олава Шведского - помогла ему добиться власти на Русью.
Церемония бракосочетания, на которой, конечно, присутствовали и представители Ярослава, проходила не в разоренном Гнезно, но в Кракове, и отличалась исключительной пышностью и весельем. Как рассказывает Ян Длугош, там же в Кракове, в кафедральном соборе, Мария Владимировна торжественно отреклась от греческого закона, в котором была воспитана с детства, и, омывшись в купели, восприняла закон католический; при этом ей будто бы было дано новое имя - Доброгнева (именно так у Длугоша)20. Впрочем, последнее утверждение польского историка едва ли соответствует действительности: имя Мария упоминается в официальном документе - письме римского папы Бенедикта IX, а значит, именно его русская княжна носила в католичестве21.
По утверждению польских хронистов, Марля-Добронега стала ревностной католичкой и доброй женой своему супругу Казимиру. Помимо Болеслава и Владислава-Германа, она родила еще двоих сыновей, Мешко и Отона (оставшихся бездетными), а также дочь Свентославу, вышедшую впоследствии замуж за чешского короля Братислава. В Польше, конечно, помнили о том, что Мария была дочерью багрянородной Анны, сестры византийских императоров Василия 11 и Константина VIII, а значит, благодаря «русском» браку Казимира в жилах польских князей отныне стала течь и царская кровь*. [* Впрочем, определенные сомнения на этот счет остаются: о том, что Мария была дочерью Анны, из польских хронистов сообщает только Ян Длугош, которому были известны и русские источники].
Ярослав же в лице своего зятя получил надежного союзника, заступившего место прежнего недруга Руси. Вскоре после заключения брака на Русь из Польши был возвращен «русский полою», точнее, те немногие, ко уцелел в тяжелой неволе и бурных событиях смуты и безвластия; всего, по свидетельству русских летописей, таких набралось 800 человек, не считая жен и детей22. По условиям договора, все они рассматривались как «вено» (выкуп) за невесту. В число этих людей вошел и известный нам Моисей Угрин. Несколько позже, в Киеве, он встретится с иноком Антонием, еще одним постриженником афонской обители, и станет одним из первых его сподвижников, насельников основанного Антонием Киевского Печерского монастыря.
Союз с Польшей будет сохраняться до конца жизни Ярослава и позже, при его сыновьях. Как и в своих отношениях с конунгами Швеции и Норвегии, Ярослав останется верен взятым на себя обязательствам. Спустя несколько лет, предположительно в 1043 году (во всяком случае, эту дату называют некоторые русские летописи), он скрепит союз с Казимиром еше одним браком: сестра Казимира Гертруда (на Руси она получит имя Олисава, то есть Елизавета) выйдет замуж за второго сына Ярослава Изяслава. С этого времени Изяслав, вероятно, уже тогда получивший в удел Туров, будет играть важную роль в польской политике своего отца.
Непосредственным же и наиболее существенным результатом русско-польского союза стаи совместные действия русского и польского князей в Мазовии. Как уже говорилось выше, они начались в 1041 году, по крайней мере со стороны Ярослава. «Иде Ярослав на мазовшаны в лодьях», - сообщает под этим годом летописец.
Чем закончился первый мазовецкий поход Ярослава, мы опять-таки точно не знаем. Русские и поздние польские источники, казалось бы, дают основания говорить о полном успехе русского князя: «Иде Ярослав на мазовшаны в лодьях и победи я (их. - А. К.)», - читаем в Хлебниковеком списке Ипатьевской летописи и, независимо от него, в Летописце Переяславля Суздальского23. Польский же историк Ян Длугош рисует впечатляющую картину полного разорения и разграбления Мазовецкой земли: «опустошив ее огнем, мечом и грабежом», Ярослав с огромной добычей и множеством пленных «Поворотил на Русь» 24. Но Длугош, как и другие позднейшие польские авторы, очевидно, смешивал различные походы Ярослава; показания же отдельных списков русской летописи едва ли могу считаться надежными, поскольку, вполне возможно, они отражают догадки переписчиков-летописцев или их желание несколько приукрасить события. Во всяком случае, известно, что борьба с Мазовецким князем Моиславам затянулась надолго.
Судя по противоречивым показаниям русских летописей, Ярославу дважды или трижды придется лично водить свои полки в Мазовию - в 1041, 1043 (эта дата вызывает некоторые сомнения) и 1047 годах, и только последний поход принесет окончательную победу на Моиславом: «Ярослав пошел на мазовшан, и победил и, и князя их убил Моислава, и покорил и Казимиру», - читаем в летописи под 1047 годом25.
Средневековые польские источники также рассказывают о том, что война в Мазовин затянулась надолго, однако, как и следовало ожидать, приписывают всю честь победы над Моиславам князю Казимиру, даже не упоминая о русской помощи. «…Собрав отряд воинов, хотя и небольшой, но опытный в военном деле, - повествует Галл Аноним, - [Казимир] вступил в вооруженную борьбу и, убив Маслава, достиг победы и мира и с триумфом овладел всей страной. Рассказывают, что там перебили очень много мазовшан, как об этом свидетельствуют до сих пор место битвы и крутой берег реки». При этом польский хронист всячески расхваливает мужество и храбрость Казимира, едва не погибшего в пылу сражения. «В этом сражении мазовшане выставили тридцать полков воинов, а у Казимира было едва ли три полка»26.
Авторы более позднего времени все же сообщают об участии в войне русских и о разорении ими Мазовии, но считают их… союзниками мазовецкого князя и врагами Казимира. Моислав, писал, например, Винцентий Каубек, полчил в помощь «четыре отряда поморян, столько же гетов (по-видимому, ятвягов. - А. К) и большую помощь от даков (пруссов? - А. К) и русских, которых не может удержать никакая случайность, никакая трудность; прибывают они не для того, чтобы помочь союзнику, а желая утолить польской кровью яростную ненависть и снедавшую их старинную зависть». Далее же следует обычный для этого автора полемический перехлест, долженствующий подчеркнуть превосходство поляков на необузданными и кровожадными врагами. «Однако… дела их оборачиваются иначе, чем они надеялись. Ибо наш единорог развевает всех, как легкий пепел от пакли; Казимир закручивает всех в вихре смерти, словно молниеносная буря». Словом, союзниками ли выступают русские по отношению к полякам, врагами ли, спасителями ли Польши, магистр Винцентий выбирает для