[99], а Вячеславу Смоленск…»
Ярослав назвал лишь главные города княжений своих сыновей, но нет сомнений, что он более точно определил удел каждого из них. Так, в тексте его завещания, как он передан в «Повести временных лет», не упомянут Новгород, хотя мы знаем, что еще при жизни Ярослава этот город получил Изяслав. Более подробно о распределении городов и волостей между сыновьями Ярослава сообщается в Новгородской первой летописи младшего извода; правда, упомянуты здесь лишь трое старших Ярославичей: после преставления Ярослава «остались трое сыновей его: вятший (здась: старший. — А. К.) Изяслав, а средний Святослав, меньший Всеволод. И разделили землю, и взял больший Изяслав Киев и Новгород и иные города многие киевские во пределах; а Святослав — Чернигов и всю страну восточную и до Мурома; а Всеволод — Переяславль, Ростов, Суздаль, Белоозеро, Поволжье»25. Очевидно, все эти области были прямо завещаны им отцом.
Так трое старших Ярославичей получили уделы в собственно «Русской земле» (в узком значении этого названия), то есть в Поднепровье. Ранее ни Святослав, ни Владимир не выделяли Переяславль или Чернигов — старейшие русские города — в качестве самостоятельных уделов. Ярослав пошел на такой шаг. Ему это было сделать тем проще, что Чернигов уже успел побывать стольным градом державы его брата Мстислава. Но тем самым на старших Ярославичей возлагалась коллективная ответственность за всю «Русскую землю», в том числе за Киев, которую прежде нес один лишь киевский князь. И Святослав, и Всеволод смотрели на стольный город Руси отнюдь не только как на «отчий стол», на который они даже при жизни Изяслава имели особые права. Особенно ярко это проявится в событиях 1069 года: когда Изяслав вместе с дружиной польского князя Болеслава II двинется на киевлян, изгнавших его из города, те обратятся к Святославу и Всеволоду, и князья потребуют от старшего брата примириться с горожанами, явно угрожая ему в противном случае: «Аще ли хочешь гнев иметь и погубить град, то знай, что жаль нам отня стола»; и Изяслав должен будет прислушиваться к их словам26.
Можно думать, что ряд Ярослава предусматривал также определенный порядок замещения киевского престола в случае смерти «старейшего» Изяслава. Киевский летописец (в статье 1093 года) приводит слова, с которыми Ярослав незадолго до смерти обратился к своему любимцу Всеволоду: «Сыну мой… Если даст тебе Бог перенять стол мой по братии своей с правдою, а не с насильем, то, когда заберет тебя Бог от жития сего, ляжешь там, где я лягу, у гроба моего, потому что люблю тебя паче братии твоей»27. Нечто подобное, наверное, должен был услышать от отца и менее любимый им Святослав: власть старшего брата переходила к следующему по старшинству брату — но лишь «правдою, а не насильем», то есть естественным путем, без распрей и раздоров.
Ярослав дал своим сыновьям еще одну заповедь: «не преступать пределов братних». Следить за ее выполнением должен был старший Изяслав, который получил от отца особый наказ. «Если кто захочет обидеть брата своего, — наставлял его Ярослав, — то ты помогай тому, кого обижают». «И так урядил сынов своих пребывать в любви…»
Но этот более или менее четко оговоренный порядок распространялся лишь на ближайшее потомство Ярослава — его внуки, по-видимому, не упоминались в завещании и их права на те или иные земли не оговаривались28. Вряд ли это можно поставить в вину Ярославу: очевидно, что о судьбе племянников должны были позаботиться их дядья, князья Ярославичи. Но Русь послеярославовой поры будет знать князей-изгоев — тех несчастливых потомков Ярослава, отцы которых закончат свою жизнь раньше своих братьев. И большинству таких князей-изгоев придется силой доказывать свои права на отцовские и дедовские престолы.
Историки по-разному оценивают смысл и значение ряда Ярослава. «Отечески задушевное», это завещание «очень скудно политическим содержанием», писал, например, Василий Осипович Ключевский29. Однако едва ли утверждение выдающегося русского историка полностью справедливо. Для современников Ярослава, и особенно для его сыновей, то есть для тех, к кому князь непосредственно обращался, смысл ряда и заключенная в нем политическая программа были вполне ясны. Программа эта включала в себя два основных и притом явно противоречащих друг другу положения: во-первых, Ярослав точно определял уделы каждого из своих сыновей — и в будущем система этих уделов станет основой политической раздробленности Киевской Руси; а во-вторых, вручал «старейшинство» Изяславу, что должно было способствовать сохранению единства Древнерусского государства. По словам выдающегося исследователя Древней Руси Александра Евгеньевича Преснякова, завещание Ярослава представляло своего рода компромисс «для примирения непримиримых начал: государственного и семейно-династического», или, по-другому, «попытку согласовать семейный раздел с потребностями государственного единства»30. И, как показала последующая история Древней Руси, попытка эта имела определенные шансы на успех, по крайней мере в тех династических рамках, которые отводил своим установлениям сам Ярослав.
Созданная его завещанием политическая система получила у историков название «триумвират Ярославичей». Трое его старших сыновей совместно выступят преемниками его власти, может быть потому, что ни один из них не был в силах взвалить на себя весь груз отцовской власти и отцовской ответственности за всю Русь. И именно тогда, когда они совместно будут проводить в жизнь те или иные политические решения, касающиеся всего русского государства, они по сути дела будут в точности повторять деяния своего отца, хотя и наполняющиеся иным содержанием и имеющие иные последствия. Мы увидим «такую же борьбу за соединение всех волостей в руках киевского правительства, какую наблюдали и в X, и в первой половине XI века, — писал А. Е. Пресняков, — с той только разницей, что роль „собирателя“ земель играет не один князь, а союз трех Ярославичей, и перевес силы на их стороне столь значителен, что возможны иные, менее напряженные приемы борьбы»31. Так, после смерти в 1057 году князя Вячеслава Ярославича братья совместно «выведут» из Волыни своего младшего брата Игоря, кажется даже не спрашивая его согласия на такой переход, а когда спустя несколько лет умрет и Игорь (1060), поделят между собой Смоленск на три равные части. Так же, как некогда их отец, они будут то бороться с враждебным им полоцким князем — на сей раз Всеславом Брячиславичем, то мириться с ним и совместно действовать против общих врагов. В 1059 году, как бы искупая прегрешение своего отца, трое Ярославичей совместно «высадят из поруба» своего дядю Судислава, просидевшего в заточении 24 года; Судислав будет тут же «заведен к кресту» (то есть даст на кресте клятву не вступать в свои княжеские права), после чего пострижен в монахи. В 1060 году Изяслав, Святослав и Всеволод Ярославичи, соединившись с князем Всеславом Полоцким, нанесут сокрушительное поражение торкам, вторгшимся в русские пределы, и это будет самая крупная победа русских князей над кочевниками после разгрома печенегов у стен Киева князем Ярославом Владимировичем в 1036 году. Наконец 20 мая 1072 года в Вышгороде, в присутствии всех трех братьев Ярославичей, состоится торжественное перенесение мощей Бориса и Глеба в новую, выстроенную Изяславом деревянную церковь — и это торжество, освященное киевским митрополитом Георгием, завершит долгий процесс официального причтения невинно убиенных братьев к лику святых, начатый в годы княжения Ярослава. По мнению ученых, тогда же в Вышгороде братья Ярославичи примут новую редакцию Русской Правды в том варианте, который получит название Правды Ярославичей, и тем самым придадут более или менее законченный вид установлениям своего отца, имя которого так и останется в заголовке как Русской Правды, так и других установлений, даже более позднего времени, освящая их своим авторитетом в глазах всего русского общества.
И напротив, когда согласие между братьями сменится открытой враждой — а это произойдет уже на следующий год после вышгородского съезда, в 1073 году, когда Святослав и Всеволод, в нарушение отцовских заповедей, прогонят Изяслава из Киева и старший Ярославич вынужден будет покинуть Русь, — рухнет и вся выстроенная Ярославом политическая система; его последнему оставшемуся в живых сыну Всеволоду (Святослав умрет 27 декабря 1076 года от неудачной операции, а Изяслав погибнет в знаменитой битве на Нежатиной Ниве 3 октября 1078 года) придется столкнуться с совершенно новыми политическими реалиями, а политический кризис Руси конца XI века будет преодолен лишь признанием «отчин» внуков и правнуков Ярослава, то есть отдельных политически независимых княжеств, на которые распадется единая прежде Киевская Русь. Но при этом духовное, а отчасти и политическое единство Руси сохранится и будет отчетливо ощущаться и в период так называемой феодальной раздробленности, и позднее, уже после татарского нашествия, когда окончательно разойдутся исторические пути Северо-Восточной Руси, оказавшейся под властью Орды, и западнорусских земель, попавших под власть Литвы и Польши. И установления Ярослава, действовавшие на территории всех русских земель еще и в XIV–XV веках, и сохранение и приумножение всей книжной культуры Руси, в становлении которой столь выдающуюся роль сыграл Ярослав, и, наконец, сам текст его завещания, бережно переписывавшийся русскими летописцами на протяжении столетий, в немалой степени будут способствовать осознанию этого единства, которое, несмотря на все перипетии последних десятилетий, мы ощущаем и по сей день.
Наконец, нельзя забывать еще об одном — непосредственном и, возможно, самом главном — последствии Ярославова ряда. Самим фактом его принятия Ярослав сумел уберечь Русь от смуты, подобной той, что вспыхнула сразу же после смерти его отца и деда. Может быть, в его установлениях и не было ничего принципиально нового для Руси («подобный ряд, — писал еще один знаток древнерусского права Серафим Владимирович Юшков, — мог сделать Святослав… такой же ряд мог сделать и князь Владимир и, вероятно, сделал бы, если бы он не начал войны с Ярославом и если бы его не постигла неожиданная смерть»