Однако на этом «Сказание» не заканчивается. Оказывается, что, когда возник город Ярославль, «насельники» Медвежьего угла продолжали жить отдельно и по-прежнему поклонялись идолу Велеса. Однажды в той области случилась великая засуха. Опечаленные люди обратились со слезными молитвами к Волосу, чтобы тот послал дождь на землю. В это время мимо «керемети» Волосовой проходил некий священник Ильинской церкви. Услыхав плач и воздыхания, он стал говорить людям, что негоже им молиться бездушному истукану, но лучше вознести молитву истинному Богу. Когда люди пришли в город, благочестивый пресвитер повелел им стать вне церкви, а сам вместе со всем священническим чином воззвал к Господу, Пречистой Его Матери и святому пророку Илии. Люди же пообещали креститься, если в тот день дождь прольется на землю. И в ту же минуту на небе появилась грозовая туча и начался дождь. Пораженные чудом люди восславили Бога, а кумир Волоса и все святилище его предали поруганию, разрушению и огню. После этого жители Медвежьего угла с радостью отправились к Волге, где и приняли наконец святое крещение.
На месте же, где стояла «кереметь Волосова», начались многие «страхования»: то раздавалось звучание «сопелей» и гуслей, какое-то непонятное пение, то виднелось некое «плясание»; скот, когда его пасли вблизи Волосовой логовины, оказывался подвержен необычайной худобе и недугу. Люди полагали, что так проявляется гнев их старого бога, превратившегося в беса, и жаловались священнику. Тот дал совет: поставить на месте прежнего святилища церковь во имя святого Власия, епископа Севастийского (святой Власий в представлениях людей Древней Руси как бы «замещал» языческого бога Велеса — и по созвучию имени, и по «совмещению» функций: оба почитались как покровители домашнего скота). И действительно, когда храм был поставлен и освящен, бес перестал творить «страхования» и портить на пажитях скот, и люди восприняли это как зримое чудо угодника Божия.
«Так построися град Ярославль и создася сия церковь великаго угодника Божия Власия, епископа Севастийского», — завершает автор «Сказания» свой рассказ37.
Кажется очевидным, что в «Сказании» соединились два предания или, лучше сказать, два сюжета об основании двух ярославских церквей: Ильинской и Власьевской (напомню, что еще одно предание, которое мы приводили выше, связывает основание города с церковью святых Петра и Павла). Подобные предания, как правило, возникают среди клира того или иного храма и обычно значительно удревняют его историю. Но ярославское «Сказания» по своему содержанию далеко выходит за рамки обычных церковных преданий. Попробуем разобраться, в какой степени оно основано на местных легендах, а в какой представляет собой чисто книжный продукт творчества позднейшего историописателя.
Власий Севастийский благословляет стадо коров. Фрагмент иконы XV в.
«Сказание о построении града Ярославля» было опубликовано в 1877 году священником ярославской Власьевской церкви Алексеем Николаевичем Лебедевым, который сообщил, что обнаружил его в «одной старинной рукописи», среди рукописных записок архиепископа Ростовского Самуила Милославского, занимавшего ростовскою кафедру в 1776–1783 годах38. Известно, что архиепископ Самуил действительно собирал сведения по истории ярославских церквей и вообще проявлял большой интерес к ярославской старине. По запросу ярославского наместника А. П. Мельгунова он подал особую записку «Церкви города Ярославля в 1781 году», где имеются сведения и об Ильинской, и о Власьевской церквях; однако никаких свидетельств знакомства Самуила со «Сказанием о Ярославле» не обнаружено39.
Столь же очевидно, что «Сказание» в том виде, в каком его опубликовал А. Н. Лебедев, не может считаться древним памятником. Язык его однозначно свидетельствует о том, что оно было записано не ранее конца XVIII — начала XIX века, причем автор тщательно, хотя и не слишком умело, подделывался под древний язык40. Историк и археолог Николай Николаевич Воронин, которому принадлежит наиболее обстоятельное исследование ярославского «Сказания», сделал еще одно наблюдение: в 1876 году тот же А. Н. Лебедев опубликовал «Сказание о построении Вознесенской церкви в Ярославле» (рассказывающее о событиях XVI века); язык этого сочинения «совершенно тождественен» языку «Сказания о построении града Ярославля», и нет никаких сомнений в том, что оба памятника вышли из-под пера одного и того же автора. По словам Лебедева, «Сказание о построении Вознесенской церкви» также извлечено им из рукописных записок архиепископа Самуила41. Следовательно, возникает вполне естественное подозрение: не являются ли оба памятника сочинениями самого Самуила или же Алексея Лебедева? Сам Н. Н. Воронин склонялся к тому, что запись легенды действительно принадлежит архиепископу Самуилу Миславскому, однако последний имел под рукой подлинное древнее «Сказания», основанное на местных народных преданиях о построении города Ярославля и отразившее реальные события, происходившие в Ярославской области в первой половине XI века42. Последующие исследователи также достаточно высоко оценивали информативность и историческую ценность этого памятника, игнорируя наблюдения Н. Н. Воронина и принимая лишь его окончательный вывод43. А между тем кажется очень вероятным, что перед нами предание не просто очень позднего, но чисто книжного происхождения.
В его основе, несомненно, лежит уже известная нам легенда об убиении Ярославом медведя, навеянная, скорее всего, ярославским гербом. На эту легенду наслоились предания о построении двух ярославских церквей — Ильинской и Власьевской, может быть, в противовес той версии, которая объявляла древнейшей ярославской церковью Петропавловский собор. Причем первое предание составляет основную часть всего «Сказания», в то время как второе — о построении Власьевской церкви (напомним: той самой, в которой служил А. Н. Лебедев) — присоединено к нему, по-видимому, чисто механически. Наверное, можно назвать и возможные книжные источники ярославского «Сказания» — это Житие преподобного Авраамия Ростовского (в одной из поздних редакций) и «Повесть о водворении христианства в Муроме».
Некоторые следы существования предания об основании князем Ярославом Ильинской церкви обнаруживаются в литературных памятниках начала XIX века. Так, в статье, опубликованной под именем некоего М. А. Ленивцева в 1827 году, приводится местное ярославское предание, имеющее очевидные черты сходства со «Сказанием о построении града Ярославля». Согласно этому преданию, князь Ярослав во время своего ростовского княжения «для потехи выезжал с охотниками ростовцами и со своими боярами на звериную ловлю». В дремучем лесу при берегу Волжском, перейдя рукав, протекающий из реки Которосли в реку Волгу (то есть речку Медведицу), он встретился с «превеликою медведицею», с которой вступил в охотничий бой, и убил ее. Осмотрев окрестности, Ярослав повелел рубить лес и расчищать место для будущего города. Потом, «на Ильин день», он опять прибыл на то же место. Князь захватил с собой из Ростова «всяких мастеровых людей» и из порубленного заранее леса заложил рубленый город. На месте же убитого им зверя из того же леса князь заложил и церковь во имя святого пророка Илии44.
Налицо два ключевых момента ярославского «Сказания»: двукратное посещение Ярославом места будущего города (во второй раз — на Ильин день) и основание вместе с городом Ильинской церкви, срубленной «из того же леса» мастерами-ростовцами. Очевидно, что М. А. Ленивцев не знал «Сказания» в том виде, в котором оно сохранилось в публикации А. Н. Лебедева: иначе он не преминул бы ввести в свой рассказ колоритное название Медвежий угол и зловещие подробности о культе Волоса. Но не означает ли это, что текст, записанный М. А. Ленивцевым, отражает более раннюю версию легенды? Если это так, то «Сказание о построении града Ярославля», скорее всего, возникло позднее.
Исследователи отметили черты сходства с ярославским «Сказанием» еще одного произведения начала XIX века — драмы писателя Павла Юрьевича Львова «Великий князь Ярослав I на брегах Волги. Повесть о построении города Ярославля», опубликованной в Москве в 1820 году под впечатлением посещения автором Ярославля за два года до этого45. В повести Львова также сообщается о единоборстве Ярослава с «ужасным медведем», а кроме того (на что исследователи обращают особое внимание), говорится о культе Волоса. Но Львов прямо называет свои источники: в частности, сведения о Волосе он заимствовал из Жития преподобного Авраамия Ростовского46; кроме того, он использовал «Ядро российской истории» А. И. Манкиева, «Историю» В. Н. Татищева, «Географический словарь» Аф. Щекатова (переиздание «Словаря» Л. М. Максимовича) и другие сочинения. «Сказание о построении града Ярославля» в число этих источников не входило. В драме Львова при желании можно найти некоторые (не бесспорные) текстуальные параллели с ярославским «Сказанием». Так, медведь назван здесь «зверем лютым», сообщается о животных, «на пажитях пасомых». Если все же говорить о текстуальной зависимости одного произведения от другого, то в свете вышесказанного можно предположить, что скорее повесть Львова повлияла на «Сказание», чем наоборот. Это также ведет к выводу о том, что «Сказания» появилось на свет заведомо после смерти архиепископа Самуила Миславского, то есть является подделкой.
Итак, скорее всего, пользоваться данными «Сказания» нельзя. Красивая легенда, столь ярко высвечивающая для нас ростовского князя Ярослава — бесстрашного победителя медведя, мудрого и благородного правителя, покровителя слабых и покорителя злых и жестоких, ревнителя законов и христианской веры, оказывается не более чем мистификацией. Но вместе с тем некоторые черты «Сказания» (и других легенд о Ярославле), по-видимому, более или менее верно отражают начальную историю этого города, ставшего уже в XI веке главным центром всего Верхнего Поволжья. Жители этих мест действительно очень долго держались старых языческих верований. В 70-е годы XI века именно Ярославль станет центром большого восстания, охватившего и Белоозеро, и Ростов, и другие города Северо-Восточной Руси (именно в связи с восстанием Ярославль в первый раз и упоминается на страницах «Повести временных лет»). Правдоподобна, как мы говорили выше, и изначальная связь Ярославля с Ростовом, стольным городом Ярославова княжения. Вполне возможно, что именно ростовцами заселялся новый княжеский город на Волге, противостоявший старым мерянским поселениям (прежде всего Тимеревскому) так же, как противостоял Сарскому городищу сам Ростов.