Брюсова В. Г. Поражение или победа. С. 66).
151Янин В. Л. Некрополь Новгородского Софийского собора. С. 119–140.
152 ПСРЛ. Т. 7. С. 232. Исследователи справедливо сомневаются в реальности существования этого князя (см., напр.: Баумгартен Н. А. Первая ветвь князей Галицких… С. 4).
1 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 155. В Ипатьевском списке «Повести временных лет»: «…в церкви Святыя Богородица в Володимери» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 143), где предлог «в», очевидно, появился по ошибке, а текст надо понимать в смысле: «в церкви Святой Богородицы Владимировой», т. е. построенной князем Владимиром. В результате, однако, в ряде позднейших летописей (Воскресенской, Никоновской и др.) текст был понят так, будто кости положены в церкви Святой Богородицы во Владимире-Залесском (т. е. Владимирском Успенском соборе).
2 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 75. Полагают, что эта фраза могла принадлежать летописцу, писавшему до 1044 г., когда останки Олега были перенесены в Киев (Шахматов А. А. Разыскания… С. 415–418; Приселков М. Д. История русского летописания. С. 50). Это, однако, не единственно возможное объяснение (ср.: Кузьмин А. Г. Начальные этапы… С. 345–347). Помимо прочего, слово «могила», по-видимому, означало прежде всего «могильный холм», но не обязательно собственно захоронение (ср.: Словарь древнерусского языка [XI–XIV вв.]. Т. 4. С. 555); следовательно, оно могло использоваться по отношению к «Олеговой могиле» и после перенесения останков князя.
3 См., напр.: Соколов Пл. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. Киев, 1913. С. 44–45; Щапов Я. Н. Устав князя Ярослава и вопрос об отношении к византийскому наследию на Руси в середине XI в. // Византийский временник. Т. 31. М., 1971. С. 72–73 и др. С этим, впрочем, не соглашается А. Поппэ (Poppe A. Państwo i Kościół… S. 101–102), однако нарушение канонических (и даже догматических) норм в акте 1044 г. кажется слишком серьезным, чтобы оно могло получить одобрение греческого иерарха. (О некоторых скандинавских параллелях к акту 1044 г. см.: Успенский Ф. Б. Крещение костей Олега и Ярополка в свете русско-скандинавских культурных взаимосвязей // Норна у источника Судьбы. С. 407–414.)
4 По свидетельству Мацея Стрыйковского, «в Киев явились три архимандрита-чернеца, ученые мужи из Греции», которые и «подняли из могилы кости двух князей» (цит. по: Макарий [Булгаков], митр. История Русской Церкви. Кн. 2. С. 441, прим. 191). Впрочем, источник, а также степень достоверности этого известия польского хрониста XVI в. неизвестны.
5 См. так же. С. 59, 441; Щапов Я. Н. Устав князя Ярослава… С. 72–73. Соответствующее (26-е) правило Карфагенского собора входило в состав греческого Номоканона XIV титулов, хорошо известного на Руси в славянском переводе (см.: Бенешевич В. Н. Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкований. Т. 1. СПб., 1906. С. 397).
6 ПСРЛ. Т. 21. Ч. 1. С. 166–167.
7Кузьмин А. Г. Падение Перуна. С. 227.
8 БЛДР. Т. 1. С. 42–44.
9 Впрочем, вопрос о времени причтения святых Бориса и Глеба к лику святых решается историками по-разному. Согласно традиционной точке зрения, основанной на показаниях памятников Борисоглебского цикла (анонимного «Сказания о чудесах», служащего продолжением «Сказания о страсти» святых братьев, и «Чтения» преп. Нестора), канонизация святых имела место еще в первые годы княжения Ярослава, а именно в 20-е гг. XI в. Исходя из того, что перенесение мощей святых в построенную Ярославом пятиглавую церковь происходило 24 июля, и считая, что торжества могли иметь место только в воскресный день, А. А. Шахматов предложил датировать их 1026 г., когда 24 июля падало на воскресенье; эта точка зрения была принята и другими исследователями (см.: Шахматов А. А. Разыскания… С. 58; Приселков М. Д. Очерки… С. 71–72). Это хорошо согласуется также с участием в торжествах митрополита (или архиепископа?) Иоанна; хотя время его святительства остается неизвестным, все же приходится учитывать, что позднейшие летописи (в частности, Никоновская) называют его современником князя Владимира Святославича и упоминают под 1008 г. (см. прим. 72 к гл. 5). Современным исследователям, однако, мнение Шахматова не представляется убедительным. Исходя из того, что самостоятельную церковную политику князь Ярослав Владимирович начал проводить лишь после объединения в своих руках всей Русской земли (т. е. после 1036 г.), немецкий славист Л. Мюллер относит канонизацию святых братьев ко второй половине 30-х гг. XI в. По его мнению, митрополит Иоанн был непосредственным предшественником Феопемпта и занимал кафедру до 1039 г.; в промежутке между 1036 и 1039 гг. и следует датировать события, описанные в Житиях (Мюллер Л. О времени канонизации святых Бориса и Глеба // Russia Madiaevalis. T. VIII. 1. 1995. С. 11).
Совершенно по-иному оценивают события авторы, отрицающие достоверность показаний памятников Борисоглебского цикла. По мнению М. Х. Алешковского и А. В. Поппэ, «первая» канонизация святых братьев при Ярославе едва ли могла иметь место. В реальности Борис и Глеб были причтены к лику святых лишь в 1072 г., о чем сообщается не только в тех же памятниках, но и в «Повести временных лет» (см.: Алешковский М. Х. Русское глебо-борисовские энколпионы 1072–1150 гг. С. 104–125; Поппэ А. О времени зарождения культа Бориса и Глеба // Russia Mediaevalis. T. I. 1973. С. 6–29; Он же. О зарождении культа свв. Бориса и Глеба и о посвященных им произведениях // Там же. Т. VIII. Вып. 1. С. 21–68). Но если первый из названных авторов вообще склонен считать все рассказанное в Житиях вымыслом (в том числе, кажется, отрицая сам факт существования пятиглавой вышгородской церкви, выстроенной Ярославом; ср.: Алешковский М. Х. Повесть временных лет. С. 84–85), то А. В. Поппэ в большей степени обращает внимание на существенные отличия между описанием «первой» канонизации братьев при Ярославе и торжествами 1072 г.: именно во время последних, по его мнению, братья и были по-настоящему причтены к лику святых, в то время как при Ярославе их почитание могло носить лишь местный характер (этот вывод представляется вполне убедительным). Опираясь, в частности, на молчание о Борисе и Глебе Илариона, а также на тот факт, что имена святых братьев появляются в княжеском именослове лишь с середины 40-х гг. XI в. (см. далее), исследователь именно этим временем датирует начало политического и церковного прославления святых. Но в таком случае приходится констатировать, что имя митрополита Иоанна как инициатора их культа оказалось в источниках в результате недоразумения, ошибки или сознательного искажения фактов, поскольку с 1039 г. (а по Поппэ даже с 1036-го) киевскую кафедру занимал грек Феопемпт, а с 1051 г. — Иларион. Между тем удовлетворительного объяснения этому пока не найдено.
Существенное значение для решения вопроса о времени причтения Бориса и Глеба к лику святых может иметь та или иная датировка посвященной им церковной службы, древнейшие списки которой датируются концом XI–XII в. (издания: Абрамович. Жития. С. 133–167; Мурьянов М. Ф. Из наблюдений над структурой служебных миней // Проблемы структурной лингвистики. М., 1981. С. 263–278: по древнейшему списку конца XI в. — РГАДА. Ф. 381. № 121. Л. 28 об. — 31; служебная минея на июль). Это сочинение надписано именем «Иоана, митрополита Русьскаго». Памятуя об участии митрополита Иоанна в прославлении братьев по памятникам Борисоглебского цикла, заманчиво было бы увидеть в авторе Службы именно Иоанна I, современника Владимира и Ярослава, — в таком случае «ранняя» датировка канонизации братьев получает очень сильное подкрепление. (П. В. Голубовский, а вслед за ним Л. Мюллер находят признаки раннего, до 1072 г., создания службы и в самом ее тексте; ср.: Голубовский П. В. Служба свв. мученикам Борису и Глебу в Иванической Минее 1547–1579 гг. // Чтения в Историческом обществе Нестора Летописца. Кн. 14. Вып. 3. Отдел 2. Киев, 1900. С. 125–166.) По-другому, Служба могла быть написана митрополитом Иоанном II (конец 70-х — 80-е гг. XI в.) или же имя Иоанна вообще попало в ее заголовок случайно. (Существенно наблюдение А. В. Поппэ: заголовок Службы святым Борису и Глебу не современен ее тексту — автор Службы называет святых в основном их христианскими именами, в то время как в заголовке они упомянуты под княжескими; ср.: Поппэ А. О зарождении культа… С. 34.) Мнение о позднем происхождении Службы аргументировано А. В. Поппэ (Там же. С. 31–45), однако вопрос остается открытым; в частности, как мне представляется, исследователем не доказана вторичность Службы по сравнению со «Сказанием о чудесах» и «Чтением» Нестора. Следует учитывать и наблюдение Н. С. Серегиной: корпус песнопений Борису и Глебу только по спискам XII в. ровно в три раза превышает гимнографический стереотип одной службы святому по Студийскому уставу, т. е. перед нами не одна, а три службы, вероятно, созданные в разное время и в связи с разными событиями в становлении культа святых братьев. И если две службы могут быть связаны с перенесениями мощей святых в 1072 и 1115 гг., то третья должны быть составлена ранее этих событий; исследовательница склонна связывать ее с творчеством митрополита Илариона (см.: Серегина Н. С. Песнопения русским святым. По материалам рукописной певческой книги XI–XIX вв. «Стихирарь месячный». СПб., 1994. С. 75–101).
В литературе было высказано еще одно мнение: в княжение Ярослава был причтен к лику святых лишь один Глеб; торжества же 1072 г. представляли собой не что иное, как канонизацию Бориса (Биленкин В. «Чтение» преподобного Нестора как памятник «глебоборисовского» культа // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 47. СПб., 1993. С. 54–64). Первоначальное почитание братьев по отдельности, а также преимущественное почитание святого Глеба примерно до конца XI в. кажутся несомненными (см. об этом прим. 14), хотя ссылки В. Биленкина в этой связи на «Чтение» Нестора, в котором Глеб последовательно именуется «святым», а Борис — «блаженным», по-видимому, несостоятельны: в Древней Руси эти определения были равнозначны (ср.: