11). «Что стоите и смотрите? Завершим повеленное нам!» — воскликнул кто-то из убийц, вероятно отличавшийся бо́льшим хладнокровием, нежели остальные, завороженно глядевшие на внезапно ожившего князя. «Братия моя, милая и любимая! — взмолился к ним будто бы Борис. — Погодите немного, да помолюсь Богу моему!» И вновь он обращается с мольбой к Господу, а затем, взглянув на убийц своих «умильными глазами, с лицом опавшим и слезами весь обливаясь», произносит: «Братия, приступивше, заканчивайте порученное вам. И да будет мир брату моему и вам, братия!» И, когда он говорил так и все слышавшие его испытывали глубокую жалость, один из убийц, подойдя, ударил его в самое сердце.
Этого эпизода нет в летописи. Наверное, можно предположить, что он домыслен древним агиографом для того, чтобы усилить ощущение безысходности происходящего, неотвратимости жестокого убийства[44]. Но так или иначе, а Борис был убит. Случилось это в воскресенье, 24 июля[45]. Тело князя завернули в шатер и, положив на телегу, повезли к Киеву…
Впрочем, в Древней Руси, по-видимому, существовала и другая версия убийства святого, которая также нашла отражение в летописи и анонимном «Сказании о святых». Согласно этой версии, Борис был убит вовсе не на Альтинском поле, но позже, уже на пути к Киеву, и не Путшей со своими сообщниками, а некими двумя варягами, специально подосланными Святополком. Авторы названных памятников попытались согласовать обе версии, но сделали это не слишком удачно.
В «Сказании» рассказывается, что тело Бориса везли в Киев, как вдруг оказалось, что князь по-прежнему жив. «И когда были они на бору (что это за бор и где он находился, источники не сообщают13; в некоторых списках вместо бора упоминается „гора“. — А. К.), начал он поднимать святую главу свою». Об этом каким-то образом стало известно Святополку. «Уведал же окаянный Святополк, что еще дышит Борис, и послал двух варягов прикончить его. Те же пришли и увидели, что еще жив он; один из них извлек меч и пронзил его в сердце». Поздний украинский вариант «Сказания о святых мучениках» (по рукописи Киево-Печерской лавры XVII–XVIII веков) приводит другие подробности, в том числе и такую, важность которой мы оценим несколько позже. Убийцы-варяги, оказывается, изначально находились среди слуг, везущих тело святого князя; они не только добили мечом начавшего оживать Бориса, но и отсекли ему голову. «А коли были в горе, — читаем в источнике, написанном на староукраинском языке, — почал еще святый голову подносити, что обачивше (увидев. — А. К.) слуги Святополковы, казали двом варягом сердце его мечем пробить и голову… отъять. И так приял о Христа пред мечем мученическую корону»14.
Но если так, то, может быть, Путша и его сподручные вообще не получали приказа убить Бориса, но должны были лишь доставить его в Киев и представить пред очи нового киевского князя? В таком случае не заставили ли Святополка какие-то новые обстоятельства (о которых мы ничего не знаем) изменить первоначальный план, почему и появились на «бору» зловещие варяги с повелением умертвить захваченного в плен князя? Или же Святополковы слуги сами проявили излишнее рвение, а Святополк даже и не помышлял о подобной развязке? Последнее предположение, пожалуй, не стоит сбрасывать со счетов.
В общем, вопросов возникает немало, как всегда в тех случаях, когда мы сталкиваемся с противоречиями в источниках и необходимостью согласовывать различные содержащиеся в них версии событий. «Варяжская» версия убийства Бориса не получила дальнейшего развития в русской агиографической традиции, сохранившись лишь в качестве явной вставки в летопись и «Сказание» (а в том, что этот эпизод носит вставной характер, не приходится сомневаться, ибо о смерти святых князей в обоих памятниках уже говорилось и убийцы, Путша и «Путшина чадь», называются прямо). Но здесь нам придется сделать довольно пространное отступление и коснуться еще одного источника, возможно имеющего отношение к тому злодейскому убийству. А заодно затронуть весьма щекотливый, но крайне важный для нас вопрос: насколько вообще достоверна версия (или версии) русских источников, сообщающих об убийстве Бориса посланниками Святополка? Дело в том, что исследователи давно уже обратили внимание на некоторые черты сходства между летописным рассказом об убийстве Бориса и пространным и чрезвычайно подробным повествованием скандинавской «Пряди об Эймунде Хрингссоне», рассказывающей о гибели от рук Эймунда и его товарищей некоего «конунга Бурицлава». Мы еще будем говорить об обстоятельствах появления Эймунда на Руси и о его роли в междоусобной княжеской борьбе. Пока же отметим одно, в высшей степени существенное обстоятельство: Эймунд находился на службе у «конунга Ярицлейва из Хольмгарда» (то есть князя Ярослава Новгородского) и именно по его повелению расправился с «Бурицлавом».
Помимо прочего, скандинавский источник интересен тем, что показывает, как именно могло происходить тайное убийство русского князя наемниками-скандинавами. Даже если этот рассказ и не имеет прямого отношения к гибели Бориса (и вообще к русским политическим реалиям начала XI века), он содержит уникальные и ярчайшие подробности военного быта, тактики и способов ведения войны в то время. Потому обратимся к тексту «Пряди об Эймунде», точнее, к тому ее эпизоду, который связан с гибелью князя «Бурицлава».
В саге рассказывается, что однажды Эймунд, находившийся на службе у «конунга Ярицлейва» (который уже в течение нескольких лет враждовал со своим братом «Бурицлавом»), позвал к себе своего родича Рагнара и десять других мужей, в числе которых названы исландец Бьёрн, Гарда-Кеттиль (то есть Кеттиль из Гардов, получивший свое прозвище, вероятно, в связи с неоднократными поездками на Русь), некий Асткелль (Аскель) и «двое Тордов». Все двенадцать переоделись купцами (для того, чтобы скрыть цель своей поездки) и отправились в путь, взяв с собой запасного коня, на котором повезли боевое снаряжение и припасы. «Они въехали в лес и ехали весь тот день, пока не стала близка ночь». Эймунд нашел большой дуб, вокруг которого было «прекрасное поле и широкое открытое место». По некоторым, известным одному ему признакам он догадался, что именно здесь остановится на ночлег «Бурицлав конунг»; это место было, несомненно, лучшим для стоянки предводителя войска. С помощью веревки скандинавы сумели пригнуть дерево к земле, так что ветви опустились до самой земли. Они закрепили концы веревки и тут услышали, что приближается большое войско, впереди которого несли знамя конунга. Это было войско Бурицлава. Шатер конунга был поставлен на том самом месте, которое предугадал Эймунд. «Шатер у конунга был роскошный и хорошо устроен: было в нем четыре части и высокий шест сверху, а на нем — золотой шар с флюгером». В лесу стемнело. Эймунд и его товарищи видели, как в шатрах зажглись огни, «они поняли, что там теперь готовят пищу». Далее рассказчик саги вводит еще один сюжет, кажется не связанный с основным сюжетом повествования, но весьма характерный для саг: Эймунд, переодевшись нищим и привязав себе козлиную бороду, отправился с двумя посохами к шатру конунга и выпросил себе пищи. Заодно он «хорошо заметил… где лежит в шатре конунг». Лазутчики вдоволь наелись, после чего Эймунд разделил своих людей: шестерых он оставил в лесу, чтобы они стерегли коней «и были готовы, если скоро понадобится выступить», сам же с оставшимися отправился к шатрам. Рагнвальд (Рёгнвальд), Бьёрн и остальные исландцы, умевшие хорошо орудовать тяжелым боевым топором и наносить крепкие удары, остались возле согнутого дерева, готовые обрубить ветви дерева и удерживающую его веревку, как только им будет подан сигнал. Сам же Эймунд и несколько его товарищей незаметно подкрались к шатру. Враги безмятежно спали, усыпленные тяжким походом и опьяневшие от выпитого накануне вина. Люди Эймунда «подходят… к шатру, и завязывают петлю на веревке, и надевают на древко копья, и накидывают на флюгер, который был наверху на шесте в шатре конунга, и поднялась она до шара, и было все сделано тихо». Они дали сигнал своим товарищам, дернув веревку, которую заранее протянули. Те принялись рубить дерево, «и оно быстро выпрямляется, и срывает весь шатер конунга, и закидывает его далеко в лес». Эймунд ворвался в шатер и тут же убил ничего не подозревающего князя, а также «многих других», находившихся там. «Он взял с собой голову Бурицлава конунга» и стремительно бежал со своими товарищами, так что их никто не успел заметить.
Святополк одаривает убийц. Клеймо иконы Бориса и Глеба с житием. XIV в.
Рано утром следующего дня они были уже дома. «И идет Эймунд к Ярицлейву конунгу и рассказывает ему всю правду о гибели Бурицлава. „Теперь посмотрите на голову, господин, — узнаете ли ее?“ Конунг краснеет, увидев голову. Эймунд сказал: „Это мы, норманны, сделали это смелое дело, господин; позаботьтесь теперь о том, чтобы тело вашего брата было хорошо, с почетом, похоронено“». «Конунг Ярицлейв» ощутил явное смущение, услыхав слова своего дружинника, и поручил им самим, как непосредственным виновникам гибели брата, позаботиться о его погребении. Норманны выехали из города и тем же путем добрались до стана Бурицлава. Как и ожидал Эймунд, все войско Бурицлава «разошлось в несогласии». Они обнаружили тело конунга брошенным, «и никто возле него не было. Они обрядили его и приложили голову к телу и повезли домой. О погребении его знали многие»15.
Рассказ скандинавского источника при всех существенных его отличиях от летописного и житийного рассказов о гибели Бориса имеет с последними некоторые очевидные совпадения. В обоих случаях сообщается о тайных убийцах, подосланных к русскому князю его братом; об уходе войска, оказавшегося в растерянности и «несогласии». В обоих случаях убийство происходит под утро, в шатре; тело убитого князя привозят к Киеву и предают погребению, причем место погребения становится известно многим (надо полагать, как пред