Между прочим, увоз Болеславом киевской казны имел самые плачевные последствия для его зятя. Можно предположить, что одной из причин конечного поражения Святополка стала катастрофическая нехватка серебра, бывшего в его распоряжении. В этом отношении он сильно проигрывал Ярославу, который смог воспользоваться ресурсами самого богатого города Руси — Новгорода. Очень показательно сравнение монет, которые приблизительно в одно и то же время чеканили Святополк в Киеве и Ярослав в Новгороде. Полновесные серебряные монеты Ярослава разительно отличаются от «сребреников» Святополка с крайне низким (а иногда даже нулевым) содержанием серебра82. Конечно, сами по себе эти монеты не были платежным средством, выполняя иную, так сказать, представительскую функцию. Но потенциальные возможности обоих князей они высвечивают достаточно ярко. Из истории же политической борьбы во все времена и у всех народов мы слишком хорошо знаем, что именно наличие или отсутствие в руках того или иного претендента на власть достаточных денежных средств зачастую решает судьбу престола.
Вернемся, однако, к князю Ярославу, которого мы оставили в растерянности и страхе после страшного бугского разгрома. Сопровождаемый всего четырьмя верными мужами, он прискакал в Новгород, где его появление не могло не вызвать смешанного чувства горечи и негодования. Но что последовало за этим? Какие шаги сумел предпринять Ярослав за время своего пребывания в Новгороде? Каким образом ему удалось в конечном итоге одолеть Святополка?
Положение Ярослава казалось отчаянным. Коалиция, созданная им накануне войны, распалась. Киевляне не могли не чувствовать себя брошенными их новым князем и, как мы видели, поспешили признать Святополка. В Киеве же оказались часть скандинавского наемного войска и какие-то «бояре Ярославли», захваченные в плен Болеславом. Унизительность положения Ярослава подчеркивало и то обстоятельство, что в руках у Болеслава находились его жена, а также мачеха и сестры. Наконец, сразу же по приезде в Новгород Ярослав успел рассориться и с новгородцами. Но именно эта нечаянная ссора и оказалась спасительной для него.
«Ярослав же прибежал к Новгороду и хотел бежать за море, — рассказывается в „Повести временных лет“, — и посадник Константин, сын Добрынин, с новгородцами рассекли ладьи Ярославовы, так говоря: „Хотим и еще биться с Болеславом и со Святополком“. Начали скот (деньги. — А. К.) собирать: от мужа до 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен. И привели варягов, и отдали им скот, и собрал Ярослав воев многих»83.
Итак, желание Ярослава бежать «за море» (надо полагать, в скандинавские земли) вызвало не просто недовольство, но настоящий мятеж новгородцев, возглавленный посадником Константином. Сцена, изображенная летописцем, поражает своей живостью и зримо предстает перед нами. Посадник Константин и новгородцы с топорами в руках разрубают княжеские ладьи, не выпуская князя из города. Если верить летописному повествованию, то и в дальнейшем князь как будто не принимает никакого участия в событиях. Новгородцы сами собирают деньги, причем упоминаются какие-то умопомрачительные суммы: 10, 18 или тем более 80 гривен (так в отдельных списках) — это чуть ли не килограммы серебра, целое состояние (полагают, что северная гривна равнялась приблизительно 60 граммам серебра). Причем социальная верхушка Новгорода взвалила на свои плечи основную тяжесть расходов по найму заморской дружины: по подсчетам исследователей, взнос старост в 125 раз, а взнос бояр в 225 раз превышал взнос рядовых новгородцев84. Нужны были какие-то исключительные причины для того, чтобы подвигнуть людей на такие, несомненно, разорительные для многих расходы.
Причиной могло стать лишь крайнее нежелание новгородцев признавать власть киевского князя. Бегство Ярослава «за море» развязывало руки Святополку, позволяло киевлянам (тем более в союзе с поляками) двинуться на Новгород. Так, во всяком случае, должно было казаться самим новгородцам. Вспомним, что именно бегство «за море» Владимира за сорок лет до описываемых событий привело к немедленному появлению в Новгороде наместников его брата Ярополка, настоящего отца Святополка. Ненависть, существовавшая в те времена между новгородцами и киевлянами, не могла не наложить свой отпечаток на поведение подданных Ярослава, тем более что они наверняка испытывали горечь и разочарование от осознания того, что жертвы, понесенные ими прежде, оказались напрасными. Наконец, новгородцы могли надеяться и на то, чтобы сторицей возвратить себе потраченные деньги в случае успеха. Унижение Ярослава давало им хорошую возможность продиктовать новые условия соглашения своему князю. У нас есть основания полагать, что новгородцы заключили новый договор с Ярославом, по которому князь обязывался с лихвой возместить горожанам все издержки и предоставить городу какие-то небывалые прежде льготы и привилегии.
Но была ли в действительности роль Ярослава настолько пассивной, какой изображает ее летописец? Неужели и вправду он безропотно дожидался решения своей участи, полностью подчинившись воле новгородского веча? Разумеется, нет. Имеющиеся в нашем распоряжении иностранные источники позволяют утверждать это со всей определенностью.
Месяцы, проведенные Ярославом в Новгороде после бугского разгрома, стали во многом переломными в его жизни. Он быстро сумел взять себя в руки и извлек надлежащие уроки из случившегося. Ярославу пришлось подчиниться воле горожан, которые, по существу, спасли ему престол, ибо предоставили деньги, столь необходимые для найма войска. Но и его собственные решительность и изворотливость, а не одно только новгородское серебро, обеспечили ему спасение и поддержку наемников-варягов. Впрочем, обо всем по порядку.
Титмар Мерзебургский рассказывает в своей «Хронике» о том, что Болеслав отправил к Ярославу в качестве посла «архиепископа» Киева с просьбой вернуть его (Болеслава) дочь, находившуюся в руках новгородского князя, обещая в свою очередь выдать Ярославу его жену, мачеху и сестер85. Судя по тому, что сестры Ярослава, в том числе и любимая им Предслава, оказались в Польше86, переговоры не увенчались успехом87.
Посольство Болеслава могло отправиться в путь уже в первые дни пребывания польского князя в Киеве, то есть во второй половине августа 1018 года. Следовательно, самое раннее к середине сентября оно появилось в Новгороде. Почему же Ярослав не откликнулся на предложение Болеслава? Рискнем предположить, что к этому времени он уже выработал для себя новый план борьбы за Киев, в котором не оставалось места ни для переговоров с Болеславом, ни для его собственной супруги. Основой этого плана стал союз с могущественным правителем Швеции Олавом Шётконунгом, суливший Ярославу по крайней мере военную поддержку в лице скандинавских наемников, а может быть, и другую, более эффективную помощь в борьбе с Болеславом. Но здесь мы вновь должны обратиться к скандинавским источникам, точнее, к одному из сюжетов, получившему распространение во многих скандинавских сагах и посвященному сватовству «конунга Ярицлейва» к дочери Олава Шётконунга Ингигерд.
История этого сватовства обросла в скандинавских сагах множеством легендарных подробностей и в конце концов выродилась в своего рода куртуазный роман, героями которого стали сам «конунг Ярицлейв», его жена, прекрасная Ингигерд, а также норвежский король Олав Харальдссон, превратившийся в тайного возлюбленного княгини. Но за всем этим романтическим антуражем скрывается вполне реальная политическая история Руси и Скандинавии первой трети XI века.
Мы уже говорили об обстановке, сложившейся в Норвегии после утверждения здесь конунга Олава Харальдссона. Теперь необходимо сказать несколько слов о Швеции и об истории шведско-норвежских отношений, иначе наш дальнейший рассказ сделается непонятным.
Объединение всей Норвегии в руках одного правителя резко обострило отношения между Норвегией и Швецией. Шведский конунг Олав Шётконунг отнюдь не желал признавать власть своего тезки над теми областями Норвегии, которые прежде подчинялись ему и с которых он исправно получал подати. Говорили, что конунг шведов настолько ненавидел своего соперника, что «приходил в ярость, когда при нем Олава Толстого называли конунгом». Саги рассказывают об одном конфликте, который произошел в 1017 году и косвенно оказался связан с Русью. Некий богатый купец Гудлейк Гардский (прозванный так из-за своих частых поездок «в Гарды», то есть на Русь) по просьбе Олава Харальдссона купил для него в Хольмгарде (Новгороде) некоторые дорогие товары: драгоценные греческие ткани (которые шли на парадное одеяние конунгов), дорогие меха и роскошную столовую утварь. Однако на обратном пути его корабль был атакован посланцем конунга свеев (шведов) Торгаутом Заячья Губа, который убил Гудлейка и его людей, часть добычи поделил между своими людьми, а драгоценности предназначил для Олава Шведского как часть подати, которую должны выплачивать ему норвежцы. Но и Торгауту не суждено было вернуться на родину. Вскоре Эйвинд Турий Рог, один из друзей Олава Норвежского, напал на него, убил большинство его людей и возвратил драгоценности их законному владельцу (Олаву Харальдссону)88. Все это приближало войну между двумя государствами, что вовсе не отвечало интересам большинства населения как в Норвегии, так и в Швеции, особенно в ее западной части, более всего страдавшей от норвежско-шведского конфликта. Об обстоятельствах этого противостояния, как видим, не могли не знать и в Новгороде.
Осенью того же года Олав Норвежский решает отправить в Швецию посольство с предложением заключить наконец мир между двумя странами. Посол, Бьёрн Окольничий, через посредничество исландца Хьяльти Скеггьясона предлагает Ингигерд, дочери Олава Шётконунга, вступить в брак с Олавом Норвежским, в результате чего могли бы быть решены все пограничные конфликты. Ингигерд соглашается, но отец ее не желает и слышать о примирении, тем более о браке своей дочери с ненавистным ему Олавом Харальдссоном. Тогда уговорить конунга свеев берется старый лангман (законоговоритель) Торгнир. На Сретение (15 февраля) 1018 года в Уппсале, столице Швеции, собрался тинг, на котором Олав Шётконунг, вопреки своей воле, вынужден был подчиниться требованиям бондов (свободного населения Швеции) и пойти на мир с Норвегией. В противном случае бонды угрожали попросту убить его. Выразителем интересов бондов стал родич Ингигерд, ёталандский (гаутландский) ярл Рёгнвальд Ульвссон, жена которого приходилась дальней родственницей Олаву Харальдссону (Гаутланд — область в Западной Швеции). В последующих событиях он будет играть важную роль. «Там же на тинге было решено, что Ингигерд, дочь конунга Олава, будет выдана замуж за Олава конунга, сына Харальда». Олав Шётконунг был вынужден согласиться и с этим решением. Ингигерд послала в подарок своему жениху «шелковый плащ с золотым шитьем и серебряный пояс». Свадьба должна была состояться осенью «у границы на восточном берегу реки Эльв».