Дата расправы с Константином, называемая летописями (1019/20 или 1020/21 годы), по-видимому, может быть принята лишь в качестве условной15: под этими годами в летописях XV–XVI веков объединен целый ряд известий, лишь приблизительно приуроченных ко времени окончания войны между Ярославом и Святополком (поиски и перенесение в Вышгород тела убитого князя Глеба Владимировича, передача Ярославом грамоты и устава новгородцам и, наконец, расправа с новгородским посадником). Источники не сообщают о том, находился ли Ярослав к тому времени в Новгороде или послал за Константином в Новгород своих людей. Последнее кажется менее вероятным, ибо позиции Константина были слишком сильны, чтобы присланные в город княжеские слуги могли расправиться с ним, даже имея на руках княжеское предписание. Пожалуй, только присутствие самого Ярослава обеспечивало успех задуманного им дела.
Однако летописи умалчивают о пребывании Ярослава в Новгороде до 1021/22 года. Более того, из них следует, что, по крайней мере, в начале 1021 года Ярослав определенно находился в Киеве16, а может быть, провел в своей новой столице и весь предыдущий год.
Согласно уникальному свидетельству поздней Никоновской летописи, в 1020 году Русь подверглась нападению печенегов: «Того же лета приходили печенеги, и много зла сотворили, и возвратились восвояси»17. Источник, из которого заимствовал это сообщение летописец XVI века, равно как и степень его достоверности, остаются невыясненными. Если мы все же принимаем это известие, то, по-видимому, можем предположить, что именно печенежская угроза удерживала Ярослава в Киеве к началу 1021 года. А значит, у нас появляются некоторые основания для того, чтобы отнести арест Константина ко времени не ранее 1021 года, то есть после нападения на Новгород полоцкого князя Брячислава Изяславича.
Отсутствие князя в Новгороде, разумеется, не являлось секретом для соседей и недоброжелателей Ярослава. А таковые в пределах Древнерусского государства, несомненно, имелись. По крайней мере, один из них, упомянутый выше князь Брячислав, по-видимому, был прекрасно осведомлен обо всем, что происходило в городе.
Личность князя Брячислава Изяславича заслуживает того, чтобы поговорить о ней особо. Летописи уделяют ему несколько строк, но и этого довольно, чтобы отнести полоцкого князя к числу наиболее энергичных и деятельных русских князей первой половины XI века.
Он занимал полоцкий престол с 1003 года. Впрочем, занимал поначалу чисто номинально, поскольку был посажен на княжение еще младенцем (его отец, князь Изяслав Владимирович, умер в 1001 году, двадцати двух или двадцати трех лет от роду, спустя два года скончался и старший брат Брячислава, малолетний Всеслав). В летописи его имя появляется впервые под 1021 годом, как раз в связи с описываемыми событиями. Скандинавские же источники (а именно известная нам «Прядь об Эймунде») упоминают о нем раньше — в рассказе о борьбе между его дядьями, Ярославом и Святополком. К этому времени, очевидно, Брячислав занимал устойчивое положение в политической системе Древней Руси как один из сильнейших русских князей. Напомним, что «Прядь об Эймунде» называет лишь трех правителей Древнерусского государства после смерти «конунга Вальдамара», и один из них — «конунг Вартилав» (Брячислав), правивший в «Палтескье» (Полоцке). Несмотря на то что полоцкий князь был заведомо младше и Святополка, и Ярослава и приходился им племянником, в глазах современников-иностранцев все три князя по своему положению были равны.
В войско Брячислава, как и в войско Ярослава, помимо славян, входили наемники-скандинавы18. Князь всемерно заботился о своей дружине и не жалел для нее средств (скандинавская сага противопоставляет его в этом отношении скупому и прижимистому Ярославу). Но вместе с тем Брячислав, похоже, не тратил серебро безоглядно; более того, именно в связи с ним «Прядь об Эймунде» приводит уникальное известие об условиях выплаты денег наемникам в Полоцке. В саге рассказывается, что, когда наемники-скандинавы попросились на службу к полоцкому князю, «конунг Вартилав» обратился к ним с такими словами: «Дайте мне срок посоветоваться с моими мужами, потому что они дают деньги, хотя выплачиваю их я». И только после созыва тинга (вероятно, аналога древнерусского веча) князь соглашается заключить договор с варягами19. Трудно сказать, в какой степени это сообщение отражает реалии древнерусской жизни. Но, по-видимому, определенное своеобразие во взаимоотношениях между князем, его дружиной и вечем в Полоцке (по сравнению с Новгородом и Киевом) действительно имелось. «Прядь об Эймунде» свидетельствует также о том, что Брячислав пользовался любовью своих подданных: «Это был конунг, которого любили как нельзя больше». Правда, согласно тому же источнику, Брячислав был «не так находчив, как Ярицлейв»20 (впрочем, обе эти характеристики полоцкого князя могут иметь чисто литературное происхождение).
Очень хорошо укреплен был главный город Брячислава — Полоцк, перенесенный в конце X — начале XI века на новое, более удобное место — в устье реки Полоты, при впадении ее в Западную Двину. Легендарная скандинавская «Сага о Тидреке Бернском», действие которой разворачивается также и на Руси, так описывает полоцкие укрепления: «Город этот так укреплен, что они (враги. — А. К.) едва ли знают, как им удастся взять его; была там крепкая каменная стена, большие башни и широкие и глубокие рвы, а в городе было великое войско для его защиты»21. И хотя это описание едва ли подразумевает реальный Полоцк (ибо представляет собой стандартное описание укрепленного европейского города вообще)22, все же тот факт, что отнесено оно именно к Полоцку, говорит о многом. Скандинавы прекрасно знали этот город и считали его, наряду с «Хольмгардом» (Новгородом) и «Кэнугардом» (Киевом), одним из трех главных центров Руси.
Храм Пресвятой Богородицы в Полоцке. Современный вид. Фото: Alex Zelenko. По лицензии CC BY-SA 4.0
И это было действительно так. На протяжении полутора веков (по крайней мере, до того, как великий князь Мстислав Владимирович в конце 20-х годов XII века разгромил Полоцк и выслал полоцких князей в Византию) правители Полоцка претендовали на одну из главенствующих ролей в Древнерусском государстве. По мнению исследователей, еще при князе Брячиславе в Полоцке была сооружена церковь Пресвятой Богородицы (так называемая «Богородица Старая»)23. Позднее, уже после смерти Брячислава, в 40–60-е годы XI века, в Полоцком детинце был возведен знаменитый храм Святой Софии — третий Софийский собор в Киевской Руси после киевского и новгородского. Посвящения обоих полоцких храмов кажутся отнюдь не случайными: Полоцк явно претендовал не только на политическое, но и на духовное равенство с Киевом и Новгородом.
Но, как и в других областях Древней Руси, показное благочестие уживалось у правителей Полоцка с приверженностью к прежним языческим обычаям. Известно, например, что при дворе Брячислава открыто действовали языческие жрецы — волхвы: сын Брячислава Всеслав, по словам летописца, рожден был «от волхования»; волхвы увидели особый знак в том, что ребенок родился, что называется, в рубашке; плаценту, приросшую к его голове, Всеслав впоследствии носил при себе до конца жизни. «Сего ради немилостив есть на кровопролитье», — комментирует рассказ об этом киевский летописец24.
Впрочем, особой воинственностью, по-видимому, отличались все полоцкие князья. «…Взимают меч Рогволожьи внуки против Ярославлих внуков», — писал о них автор Лаврентьевской летописи в статье 1128 года, рассказывающей о преставлении внука Брячислава, полоцкого князя Бориса Всеславича25. И начало этому кровавому противостоянию было положено именно Брячиславом. Полоцкий князь вел войны не только с дядей, но и со своими беспокойными западными соседями — литовскими и латгальскими (латышскими) племенами.
Имя князя Брячислава сохранилось, между прочим, в названии одного из городов Полоцкого княжества — Браслава (это название, очевидно, восходит к первоначальному Брячиславль — «город Брячислава»). Находившийся на северо-западной окраине Полоцкой земли, у границ с Литвой, на неприступной возвышенности между озерами Дривято и Новято, Браслав не известен русским летописям. Однако средневековые литовские (точнее, западнорусские) и польские хроники упоминают его в качестве форпоста Полоцкого княжества и одного из объектов литовской агрессии уже под 1065 годом26. Как полагают археологи, город возник в начале XI века на месте сожженного латгальского поселка27. Этот последний факт сам по себе весьма красноречив. Если мы вспомним историю возникновения княжеских городов в Северо-Восточной Руси, то не сможем не прийти к выводу о том, что взаимоотношения Брячислава и его дружины с местным неславянским населением заметно отличались от тех, какие существовали в это же время в других областях Древнерусского государства.
В общем, князь Брячислав был достойным противником и война с ним не обещала Ярославу легкой победы. Хотя общий военно-экономический потенциал обоих князей, конечно, был несопоставим.
Война между князьями началась, по-видимому, в 1021 году28 с нападения Брячислава на Новгород. Мы не знаем точно, предшествовал ли его внезапный набег опале Ярослава на Константина или последовал за ней. Но в любом случае можно признать, что полоцкий князь удачно выбрал время и направление для нанесения удара. И дело было не только в том, что в городе не оказалось князя. Сам факт нападения Брячислава на Новгород мог быть вызван отчасти той общей нестабильностью ситуации в городе, которая, в свою очередь, явилась следствием конфликта между посадником и князем.
О ходе войны летописи рассказывают очень скупо, хотя и с некоторыми подробностями, возможно, свидетельствующими о том, что имеющийся в нашем распоряжении летописный текст представляет собой сокращение более полного п