История женитьбы Владимира на Рогнеде хорошо известна и подробно описана в летописи. Некогда Рогнеда была сосватана за Ярополка, брата Владимира, тогдашнего киевского князя. Но вот Владимир, княживший в Новгороде и враждовавший с Ярополком, также предложил ей свою руку, заслав сватов к ее отцу, полоцкому князю Рогволоду. Этот Рогволод вел свой род от варягов и пришел в Полоцк откуда-то из заморья. «Хочешь ли за Владимира?» — спросил Рогволод свою дочь. Та отвечала словами, исполненными не только гордости и высокомерия, но и явного презрения по отношению к Владимиру: «Не хочу разуть робичича, но Ярополка хочу» (Владимир был сыном Малуши, ключницы своей бабки, княгини Ольги, то есть «робичичем» — рабыниным сыном). Слова эти стали известны Владимиру и его дяде и воспитателю Добрыне, Малушиному брату. Разгневанные и оскорбленные, они собрали войско, состоявшее из новгородцев, представителей других окрестных племен, а также наемников-варягов, и двинули его к Полоцку. Город пал на удивление быстро. Рогволода, его жену и двух сыновей убили по приказу Владимира и Добрыни. Но еще прежде Владимир надругался над Рогнедой на глазах ее отца и матери и в насмешку назвал ее саму «робичицей». «И нарек он имя ей — Горислава», — заключает свой невеселый рассказ летописец.
Рогнеда внешне смирилась. Ласки ненавистного насильника-мужа, да его дорогие подарки, да честь и поклонение от окружавших ее слуг и рабынь, — казалось, это все, что оставила для нее жизнь. Но пошли дети — радость и забота любой женщины, неизменное воздаяние за перенесенные муки. Как всякая мать, Рогнеда должна была обрести счастье в своем многочисленном потомстве. Впрочем, по обычаю русичей, сыновья недолго оставались при ней. По достижении трех или четырех лет их забирали из покоев княгини и, совершив обряд постригов (ритуального обрезания пряди волос, означавшего превращение дитя в отрока), препоручали заботам «кормильца» — дядьки-воспитателя, назначавшегося из числа ближних бояр князя, иногда его родственников. А вот девочки большей частью оставались возле матери и могли по-настоящему скрасить ее далеко не беспечальную жизнь. Ярослав, кажется, оставался при матери дольше других своих братьев, значительно превысив установленный обычаем срок. На это были свои причины, и мы поговорим о них чуть позже.
А. П. Лосенко. Владимир и Рогнеда. 1770
Уже после заключения брака и рождения первых детей Рогнеда испытала новое тяжкое потрясение, виновницей которого на сей раз была сама. Летопись рассказывает об этом так.
Вскоре после рождения Рогнедою сына Изяслава Владимир взял себе новых жен и стал проводить время с ними. Рогнеда вознегодовала за то на своего супруга. Однажды, когда тот пришел к ней в опочивальню и уснул на супружеском ложе, она решилась на убийство. Сильная и страстная натура, она, вероятно, не могла и не хотела принимать жизнь такой, какая досталась ей; она ничего не забыла и ничего не простила — ни старых обид, ни новых унижений. Рогнеда уже занесла нож над спящим князем, но тут Владимиру случилось проснуться. «И схватил он ее за руку; она же сказала ему: „Опечалена я, ибо отца моего ты убил, и землю его полонил меня ради, и вот ныне не любишь меня с младенцем этим“. И повелел ей Владимир обрядиться во все убранство цесарское, словно в день свадьбы, и воссесть на постель светлую, чтобы, придя, убить ее. Она же сделала так и вложила в руку сыну своему Изяславу обнаженный меч, и научила его: „Когда войдет отец твой, выступи и скажи ему: отче! или ты думаешь, что один здесь?“» И вошел Владимир, и произнес Изяслав эти слова. И отвечал Владимир ему: «А кто думал, что ты здесь?» «И опустил меч свой, и созвал бояр, и поведал им обо всем. Бояре же сказали ему: „Уже не убивай ее ради дитя сего, но восстанови отчину ее и дай ей и сыну своему“. Владимир построил город, и отдал им, и нарек имя городу тому — Изяславль…»1
Когда произошли эти драматические события? В летописи мы не найдем ответа на этот вопрос. Но обратим внимание на то, что Изяслав, старший сын Рогнеды (по крайней мере, так полагал летописец), пребывал при матери, находился в ее опочивальне. Следовательно, он еще не вышел из младенческого возраста. В то же время Изяслав оказался в состоянии удержать в руках тяжелый отцовский меч и произнести внятную фразу, обращенную к отцу. Наверное, можно предположить, что ему было не менее трех или четырех лет (но вряд ли и больше). Рогнеда стала супругой Владимира зимой или весной 978 года. Значит, «предславинская драма» относится, скорее всего, к 982–983 годам.
Но если так, то летописец не вполне прав, говоря, будто княгиня уже тогда навсегда удалилась в Полоцкую землю вместе с сыном. Владимир вряд ли оставил ее своим вниманием, и, очевидно, Рогнеда и позже одаривала его детьми. Она покинула князя (причем также не по своей воле) лишь после того, как Владимир принял крещение и взял в жены византийскую царевну Анну, сочетавшись с ней христианским браком (это произошло в 989 году).
Сохранением жизни и мужниным прощением Рогнеда была всецело обязана своему малолетнему сыну. Подняв по указке матери руку на своего отца и обнажив против того меч (хотя бы даже лишь прикоснувшись к нему), Изяслав принял на себя преступление матери, даже усугубил его, но тем самым спас Рогнеду от княжеского гнева. Наказание Владимира и «приговор» бояр были обращены уже на него: Владимир осудил своего сына, «выделил» его, то есть изгнал из своего рода, предоставил ему особый удел — наследство его деда по матери Рогволода. Отныне потомки Изяслава — «Рогволожьи внуки», по выражению летописца, — не будут признаваться наследниками Владимира, потеряют права на Киев и Русскую землю, довольствуясь своим Полоцком.
Но вот вопрос: появился ли к тому времени Ярослав на свет? Ведь он тоже был Рогнединым сыном2. И на этот вопрос мы можем ответить лишь предположительно. Дело в том, что дата рождения Ярослава (хотя она и приводится во многих изданиях, в том числе словарях и энциклопедиях) нам в точности не известна.
Обычно рождение Ярослава относят к 978 году. Об этом, казалось бы, свидетельствует «Повесть временных лет» — древнейший летописный свод из дошедших до нашего времени, из которого мы черпаем бо́льшую часть наших сведений о Киевской Руси. Так, в статье 1054 года (6562-го, по принятой в Древней Руси системе счета лет от Сотворения мира) летописец рассказывает о смерти князя: «…живе же [Ярослав] всех лет 70 и 6»3. Если к моменту смерти Ярославу было 76 лет, то, значит, родился он в 978 или 979 году. О возрасте Ярослава сообщается и в статье под 1016 (6524) годом, рассказывающей о его вокняжении в Киеве: «Бе же Ярослав тогда 28 лет»4. Правда, известие это как будто относит рождение князя к 988 или 989 году, но, скорее всего, в текст закралась ошибка, на которую обратил внимание еще наш первый историк Василий Никитич Татищев, живший в XVIII веке. Вместо цифры 28 должно читаться «38» — именно такое чтение, по словам историка, присутствовало в некоторых рукописях, бывших в его распоряжении5. Следовательно, и здесь летописное известие ориентировано на 978 или 979 год как год рождения князя.
Но дата эта вряд ли может быть признана верной. Ведь та же летопись называет Ярослава лишь третьим сыном Рогнеды: «…от нея же роди (Владимир. — А. К.) 4 сыны: Изеслава, Мьстислава, Ярослава, Всеволода…»6 А значит, Ярослав родился не ранее 980 года, а возможно, еще позже. Историки полагают, что навязчивые указания на возраст киевского князя объясняются тенденциозным стремлением летописца представить Ярослава старшим сыном Владимира, что отнюдь не соответствовало действительности7.
Как известно, всего Владимир имел двенадцать сыновей. Старшим летопись называет Вышеслава, родившегося от некой «чехини» (или, по предположению некоторых позднейших источников, от скандинавки). Вторым был либо Изяслав, либо Святополк — пасынок Владимира. Мать последнего, вдову Ярополка, бывшую греческую монахиню, привезенную в Киев князем Святославом (отцом Владимира и Ярополка) «красоты ради лица ее», Владимир «залежал непраздною», то есть беременной. Он убил Ярополка, взял его вдову в качестве военной добычи, своеобразного трофея и сделал своей супругой. Рожденный же ею сын был усыновлен князем. «От греховного корени зол плод бывает, — писал позднее киевский летописец, имея в виду последующую судьбу окаянного Святополка, князя-злодея, убийцы своих братьев. — Во-первых, потому что была прежде мать его черницею, а во-вторых, залежал ее Владимир не по браку, но как прелюбодеец… Был тот от двух отцов — от Ярополка и от Владимира»8. Но это рассуждение летописца-христианина. Для язычника же Владимира вопрос так не стоял: усыновленный им Святополк всецело почитался как его сын и не отличался в этом отношении от других его сыновей.
Насильно взятая в жены Рогнеда родила, как мы уже говорили, четырех сыновей: Изяслава, Мстислава, Ярослава и Всеволода. Позднее Владимир поимел еще двух жен — «другую чехиню» (в отличие от первой, родившей ему Вышеслава) и болгарыню (родом, кажется, из волжских, а не дунайских болгар). От чехини родились два сына — Святослав и еще один Мстислав. Впрочем, имя этого второго Мстислава называют не все списки «Повести временных лет». В другом месте та же «Повесть» упоминает в числе сыновей Владимира Станислава, а согласно свидетельству ряда летописей, он и был сыном «другой» чехини9. Болгарыня же родила Владимиру Бориса и Глеба — будущих князей-мучеников, великих русских святых. У Владимира было еще два сына, Судислав и Позвизд, но имен их матерей «Повесть временных лет» не сохранила.
Перечень сыновей Владимира дважды приведен в летописи и один раз в «Сказании о святых князьях-мучениках Борисе и Глебе», написанном неизвестным автором в XI веке. Однако, расположены ли эти имена в строгом порядке старшинства, мы не знаем. Ярослав занимает в перечне — в разных списках — третье или четвертое место: после Вышеслава, Изяслава и (в большинстве списков) Святополка