нязе Ярославе Владимировиче возник и один из первых на Руси центров по переписке книг — предшественник знаменитого киевского скриптория Ярослава Мудрого.
А. Афанасьев. Ярослав I Владимирович. XIX в.
Совсем недавно были обнаружены и прямые, вещественные следы учительской деятельности новгородских христиан, причем не только современников Ярослава, но и представителей предшествующего поколения. В июле 2000 года на Троицком раскопе Новгорода были найдены три соединенные вместе деревянные дощечки, покрытые воском, — своеобразная деревянная книжечка, цера. Такие церы, использовавшиеся, как правило, для учебных целей, были известны еще в Древнем Риме, а затем получили распространение в Западной Европе; находили их прежде и в Новгороде, но почти всегда с осыпавшимся воском. На этот раз, благодаря мастерству и титаническим усилиям реставраторов, церу удалось восстановить и прочитать: на частично осыпавшемся воске оказались тексты 75-го и 76-го псалмов, а также несколько стихов из 67-го псалма. В православном богослужении Псалтирь разделяется на двадцать кафизм (частей), и именно по ним текст Псалтири при обучении грамоте заучивался наизусть. 75-й и 76-й псалмы относятся к десятой кафизме, а 67-й — к предыдущей девятой. Очевидно, стихи 67-го псалма, прочитавшиеся на последней странице Новгородской Псалтири, представляют собой остатки предшествующего, стертого слоя: они уже были заучены, и ученики неизвестного нам наставника перешли к следующей кафизме Псалтири. Об учебном назначении новгородской находки свидетельствуют и едва различимые надписи на бортиках церы: «Без чину службы и часов же всех, без отпевания душ» (то есть: «Не для церковной службы и не для отпевания умерших»), «Без от себе прогнания всех людей, без отлучения алчущих знания» («Для привлечения всех людей, для алчущих знания»). И далее: «Сия книга Псалтирь — сиротам и вдовицам утешение мирное, странникам недвижимое море, рабичищем несудимое начинание».
Текст на цере написан уверенной рукой давно грамотного человека, причем именно русским книжником, в совершенстве владеющим церковнославянским языком. А между тем уже датировка деревянных дощечек повергла в изумление ученых. Цера попала в землю в первой четверти XI века! (Ее археологическая датировка была подтверждена и радиоуглеродным анализом воска.) Но в полной мере сенсационность новгородской находки выяснилась позже, когда главный филолог Новгородской археологической экспедиции и крупнейший отечественный лингвист Андрей Анатольевич Зализняк сумел обнаружить и прочитать на деревянной основе церы остатки каких-то еще более ранних текстов, совершенно неизвестных в древнерусской письменности, причем не одного, не двух, а более десятка! Оказалось, что новгородская цера постоянно использовалась для записей, и следы их могут быть восстановлены, хотя и с колоссальным трудом57. Среди текстов, прочитанных исследователем, есть некое наставление принимающим христианскую веру — «Закон да познаеши христианского наказания» (или «Закон Иисуса Христа»). «Да будем работниками Ему (Иисусу. — А. К.), а не идольскому служению, — наставлял проповедник вчерашних язычников. — От идольского обмана отвращаюсь. Да не изберем пути погибели. Всех людей избавителя Иисуса Христа, над всеми людьми принявшего суд, идольский обман разбившего и на земле святое свое имя украсившего, достойны да будем».
А далее следует целый ряд явно апокрифических текстов, в том числе и такой, который содержит дату (6507 год от Сотворения мира, то есть 999-й или, может быть, 1007 год от Рождества Христова) и имя вероятного автора и владельца кодекса (мних Исаакий, священник суздальской церкви Святого Александра Армянского [?])[63].
Так в руках исследователей оказалась древнейшая на сегодняшний день русская книга — свидетельство напряженной духовной жизни, которой жил Новгород уже в первые десятилетия после Крещения.
На том же Троицком раскопе и также в слое первой четверти XI века была обнаружена еще и берестяная иконка с изображением на одной стороне Христа, а на другой — святой Варвары; здесь же процарапана надпись, которая может быть прочитана как число 6537, то есть 6537 (1029 или 1037) год.
Тем же 1030 годом летописи датируют еще одно новгородское событие: смерть первого новгородского епископа Иоакима, занимавшего кафедру в течение более чем сорока лет. Он был похоронен в церкви Святых Иоакима и Анны, некогда возведенной им самим[64]. Место Иоакима во владычных палатах занял его ученик Ефрем — «иже ны учаше» (то есть который нас учил), как написал о нем новгородский летописец. По мнению исследователей, последнее замечание вполне могло принадлежать человеку, относившему себя к числу непосредственных учеников Ефрема, может быть даже одному из тех трехсот «старостовых и поповых» детей, которые обучались под его руководством в училище, основанном Ярославом59. Впрочем, такое понимание летописного текста, наверное, не обязательно: слово «ны» могло относиться и к новгородцам вообще, а не только к современникам Ефрема60.
В отличие от своего учителя Иоакима, Ефрем, вероятно, был русским. Надо думать, что этот образованный человек сыграл немаловажную роль в распространении грамотности и книжной культуры в Новгороде. «И благословен бысть епископом Иоакимом, еже учити люди новопросвещенныя, понеже Русская земля внове крестися, чтобы мужи и жены веру христианскую твердо держали, а поганския веры не держали и не имели бы», — писал о нем позднейший новгородский книжник61.
По не вполне ясной причине Ефрем так и не был рукоположен в епископы: «Сей поучив люди 5 лет, святительству же не сподобися». Его имя отсутствует и в перечне новгородских епископов, читающемся в Новгородской первой летописи младшего извода62. По всей видимости, новый хозяин владычных палат чем-то не устраивал лично Ярослава, а это, в свою очередь, может объясняться неприязненными отношениями, сложившимися между новгородским князем и учителем и предшественником Ефрема Иоакимом Корсунянином. Во всяком случае, второй новгородский епископ Лука Жидята будет поставлен на кафедру спустя несколько лет после смерти Иоакима, в 1034 или 1036 году, и именно по инициативе князя Ярослава.
Считается, что именно во время своего пребывания в Новгороде в 1030 году князь Ярослав Владимирович основал знаменитый Юрьев монастырь — в будущем один из главных духовных и политических центров средневекового Новгорода. Монастырь располагался за пределами города, у самого истока реки Волхов из озера Ильмень, несколько южнее Городища. Впрочем, дата его основания (1030) условна: летописи не отметили это событие. Да и о том, что сам монастырь был основан при Ярославе, мы можем судить лишь по догадке: известно, что русские князья обычно посвящали основанные ими обители своему небесному покровителю, небесным же покровителем Ярослава, напомним, был святой Георгий63.
События 1029–1032 годов и личное участие в них князя Ярослава Владимировича относительно подробно освещены русскими и иностранными источниками (во всяком случае, если сравнивать их с предшествующими и последующими годами). Это дает нам редкую возможность хотя бы в общих чертах представить себе масштабы и размах деятельности новгородского князя. Оказывается, Ярослав постоянно находился в движении, постоянно разъезжал по стране, по два-три раза за год совершая путешествия из Новгорода в Киев и обратно, а это около 1000 километров по прямой и еще больше, если пользоваться обычными наезженными дорогами, связывавшими оба города. Вот засвидетельствованная источниками хроника перемещений Ярослава тех лет.
В начале лета 1029 года Ярослав определенно находился в Новгороде, где принимал прибывшего из Швеции конунга Олава Харальдссона. Затем он, кажется, покинул Новгород: Олав воспевал в своей висе Ингигерд, которая вынуждена была путешествовать в одиночку, без мужа. Если верить Никоновской летописи, в этом году Ярослав совершил дальний поход на ясов — вероятно, совместно со своим братом Мстиславом. Но к зиме он снова в Новгороде: здесь в конце декабря, на Рождество, Ярослав вместе со своей супругой ведет переговоры с Олавом и приехавшим из Норвегии Бьёрном относительно целесообразности возвращения Олава в Норвегию. В начале следующего 1030 года Ярослав провожает Олава до Ладоги.
В том же 1030 году (скорее всего, весной) Ярослав покидает Новгород и отправляется в поход к Белзу; он захватывает город, но, не сумев развить успех, вынужден возвратиться в Киев. Вероятно, тогда же или раньше начинаются переговоры князя с Мстиславом Черниговским и (при посредничестве польского князя, одного из братьев Мешка) с германским императором Конрадом II. Из Киева Ярослав возвращается в Новгород и совершает успешный поход в Чудскую землю, где основывает город Юрьев. Затем вновь возвращается в Новгород. При его личном участии в Новгороде открывается одна из первых на Руси школ с тремя сотнями учащихся. По получении известия о гибели Олава (конец лета или осень) Ярослав объявляет о разрыве отношений с Норвегией, фактически объявляя войну правителю Норвегии Свейну Кнутсену.
Все это время, по-видимому, не прекращаются переговоры с Мстиславом и Конрадом относительно новой войны с Польшей. В 1031 году Ярослав вновь в Киеве: отсюда (судя по немецким хроникам, к осени) он выступает в большой поход в Польшу, вместе с ним двигаются отряды Мстислава из Чернигова. В результате похода вся территория Червенских градов присоединяется к Руси. Ярослав лично занимается организацией управления на вновь присоединенной территории и выселяет оттуда «ляхов». Очевидно, что их место занимают переселенцы из других областей Руси.
Под 1032 годом летописи отмечают строительство новых городов по реке Роси, на южной границе Руси, вновь отмечая личное участие князя. Ярослав пристально следит и за новгородскими делами: этим годом датируется неудачный поход новгородцев на Железные Ворота (предположительно, на Сысолу).