.
Ярослав же в лице своего зятя получил надежного союзника, заступившего место прежнего недруга Руси. Вскоре после заключения брака на Русь из Польши был возвращен «русский полон», точнее, те немногие, кто уцелел в тяжелой неволе и бурных событиях смуты и безвластия, — всего, по свидетельству русских летописей, таких набралось 800 человек, не считая жен и детей22. По условиям договора, все они рассматривались как вено (выкуп) за невесту. В число этих людей вошел и известный нам Моисей Угрин. Несколько позже, в Киеве, он встретится с иноком Антонием, еще одним пострижеником афонской обители, и станет одним из первых его сподвижников, насельников основанного Антонием киевского Печерского монастыря.
Союз с Польшей будет сохраняться до конца жизни Ярослава и позже, при его сыновьях. Как и в своих отношениях с конунгами Швеции и Норвегии, Ярослав останется верен взятым на себя обязательствам. Спустя несколько лет, предположительно в 1043 году (во всяком случае, эту дату называют некоторые русские летописи), он скрепит союз с Казимиром еще одним браком: сестра Казимира Гертруда (на Руси она получит имя Олисава, то есть Елизавета) выйдет замуж за второго сына Ярослава, Изяслава. С этого времени Изяслав, вероятно уже тогда получивший в удел Туров, будет играть важную роль в польской политике своего отца.
Непосредственным же и наиболее существенным результатом русско-польского союза стали совместные действия русского и польского князей в Мазовии. Как уже говорилось выше, они начались в 1041 году, по крайней мере со стороны Ярослава. «Иде Ярослав на мазовшаны в лодьях», — сообщает под этим годом летописец.
Чем закончился первый Мазовецкий поход Ярослава, мы опять-таки точно не знаем. Русские и поздние польские источники, казалось бы, дают основания говорить о полном успехе русского князя. «Иде Ярослав на мазовшаны в лодьях и победи я (их. — А. К.)», — читаем в Хлебниковском списке Ипатьевской летописи и, независимо от него, в «Летописце Переяславля Суздальского»23. Польский же историк Ян Длугош рисует впечатляющую картину полного разорения и разграбления Мазовецкой земли: «опустошив ее огнем, мечом и грабежом», Ярослав с огромной добычей и множеством пленных вернулся на Русь24. Но Длугош, как и другие позднейшие польские авторы, очевидно, смешивал различные походы Ярослава, показания же отдельных списков русской летописи едва ли могут считаться надежными, поскольку вполне возможно, что они отражают догадки переписчиков-летописцев или их желание несколько приукрасить события. Во всяком случае, известно, что борьба с мазовецким князем Моиславом затянулось надолго.
Судя по противоречивым показаниям русских летописей, Ярославу дважды или трижды придется лично водить свои полки в Мазовию — в 1041, 1043 (эта дата вызывает некоторые сомнения) и 1047 годах, и только последний поход принесет окончательную победу над Моиславом. «Ярослав пошел на мазовшан, и победил их, и князя их убил Моислава, и покорил их Казимиру», — читаем в летописи под 1047 годом25.
Средневековые польские источники также рассказывают о том, что война в Мазовии затянулась надолго, однако, как и следовало ожидать, приписывают всю честь победы над Моиславом князю Казимиру, даже не упоминая о русской помощи. «…Собрав отряд воинов, хотя и небольшой, но опытный в военном деле, — повествует Галл Аноним, — [Казимир] вступил в вооруженную борьбу и, убив Маслава, достиг победы и мира и с триумфом овладел всей страной. Рассказывают, что там перебили очень много мазовшан, как об этом свидетельствуют до сих пор место битвы и крутой берег реки». При этом польский хронист всячески расхваливает мужество и храбрость Казимира, едва не погибшего в пылу сражения: «В этом сражении мазовшане выставили тридцать полков воинов, а у Казимира было едва ли три полка»26.
Авторы более позднего времени все же сообщают об участии в войне русских и о разорении ими Мазовии, но считают их… союзниками мазовецкого князя и врагами Казимира. Винцентий Кадлубек писал, например, что Моислав получил в помощь «четыре отряда поморян, столько же гетов (по-видимому, ятвягов. — А. К.) и большую помощь от даков (пруссов? — А. К.) и русских, которых не может удержать никакая случайность, никакая трудность; прибывают они не для того, чтобы помочь союзнику, а желая утолить польской кровью яростную ненависть и снедавшую их старинную зависть». Далее же следует обычный для этого автора полемический перехлест, долженствующий подчеркнуть превосходство поляков над необузданными и кровожадными врагами: «Однако… дела их оборачиваются иначе, чем они надеялись. Ибо наш единорог развевает всех, как легкий пепел от пакли; Казимир закручивает всех в вихре смерти, словно молниеносная буря». Словом, союзниками ли выступают русские по отношению к полякам, врагами ли, спасителями ли Польши, магистр Винцентий выбирает для их изображения одни и те же краски и одни и те же сравнения… Иначе, чем Галл и русские летописи, и притом с явным литературным налетом, рассказывает Кадлубек и о трагической судьбе Моислава, попытавшегося найти убежище у своих союзников гетов (ятвягов?): «Этот… честолюбивый князь бежит к гетам, где добивается наивысшей должности… Однако геты, удрученные гибелью множества своих, возлагают за все вину на него, мстят ему за убийство всех, наконец, после многих мучений, прибивают его к высоченной виселице со словами: „Ты домогался высокого, получай высокое!“ — чтобы умирающему хватило столь горячо желаемой высоты»27.
Вслед за победой над Моиславом (а может быть, и одновременно с военными действиями русского князя в Мазовии) Казимир нанес поражение союзникам мазовшан поморянам и подчинил своей власти Поморье. Таким образом, единство Польши было практически восстановлено (в 1054 году польский князь вернул себе и Силезию). Несомненно, это можно расценивать как успех не одного только Казимира, но и Ярослава, сумевшего добиться усиления своего влияния в Восточной Европе. По-видимому, еще одним результатом мазовецких походов Ярослава стало дальнейшее расширение западных границ Руси и присоединение некоторых земель по течению Буга, западнее Берестья, которые прежде находились в зависимости от Польши. По мнению некоторых польских исследователей, именно в 1041 году князь Ярослав поставил на Буге город Дрогичин (ныне райцентр Брестской области в Белоруссии) — опорное укрепление для дальнейших военных действий против Моислава28.
Внимательно следил Ярослав и за событиями, происходившими в других восточноевропейских странах. Во второй половине 30-х годов XI века на Руси, а именно на Волыни, нашли пристанище венгерские герцоги Андрей (Эндре) и Левенте, изгнанные из страны своим дядей, королем Иштваном. Позже, после восстания в Венгрии и бегства в 1041 году в Германию преемника Иштвана короля Петера (Петра Венецианца), Ярослав, по некоторым сведениям, поддержал захватившего престол Шамуэля Абу, еще одного племянника покойного Иштвана29. Смута в стране продолжилась и после гибели Абы и нового воцарения с помощью немцев короля Петера (1044 год). Мы не знаем, вмешивался ли уже тогда князь Ярослав в венгерские дела, но в 1046 году венгерская знать отправила посольство на Русь к герцогам Андрею и Левенте, предлагая старшему из братьев престол. К этому времени герцог Андрей, по-видимому, уже был женат на дочери князя Ярослава Владимировича, Анастасии. Русский князь оказал и этому своему зятю помощь в борьбе за престол: согласно утверждению венгерских историков, Андрей отправился на родину в сопровождении киевских ратников, а также печенежских (!) наемников30. Отметим, что в своей борьбе за власть в условиях общенародного восстания, направленного против короля Петера, поддерживающих его немцев, а также католического духовенства, Андрей вынужден был занять откровенно антихристианскую позицию: он позволил своему народу «жить по языческим обычаям» и даже «убить епископов, разрушить церкви, отступить от христианской веры и поклоняться идолам…». «Иначе они не сражались бы против короля Петера», — писал венгерский хронист31. И лишь после коронации в Секешфехерваре (в начале 1047 года) Андрей приказал своим соплеменникам под угрозой смерти оставить язычество и вернуться в лоно христианской церкви. Союз с Венгрией будет сохраняться до самой смерти Ярослава Мудрого.
События в Польше и Венгрии, несомненно, отражались на отношениях Киевской Руси с Германской империей — сильнейшим государством Запада. Поддержка, оказанная Ярославом польскому князю Казимиру в конце 30-х — начале 40-х годов XI века, была возможна лишь в условиях возобновления (или подтверждения) прежнего союза, существовавшего между двумя странами еще в первой половине 30-х годов. Произошедшая на немецком престоле смена главных действующих лиц (14 июня 1039 года скончался император Конрад II, бывший союзник Ярослава) также не могла привести к нарушению прежней политики империи, поскольку Конраду наследовал его сын Генрих III, коронованный еще при жизни отца. Осенью 1040 года, а именно 30 ноября, в день памяти апостола Андрея, посольство Ярослава прибыло ко двору нового короля в Альштедт, королевскую резиденцию в Тюрингии,32 видимо, с поздравлениями новому правителю империи. Однако более чем вероятно, что во время переговоров обсуждались и чисто политические вопросы, касавшиеся будущей судьбы Польши (король Генрих вел в то время войну против разорителя Польши чешского князя Бржетислава, а Ярослав, напомним, готовился к походу в Мазовию), а может быть, и разделения сфер влияния в Прибалтике между Германией, Польшей и Русью. Впрочем, ничего конкретного на этот счет источники не сообщают.
Наметившийся политический союз с Генрихом III Ярослав попытался скрепить еще одним династическим браком. После смерти в 1038 году Кунигильды, дочери датского и английского короля Кнута Великого (и, следовательно, родственницы супруги Ярослава Ирины-Ингигерд), Генрих оставался вдовцом, и это обстоятельство, казалось, благоприятствовало планам русского князя. К этому времени у Ярослава подрастало несколько дочерей — весьма ценный «товар» для осуществления разнообразных и хитроумных династических комбинаций. В дальнейшем князь Ярослав сумеет показать себя блестящим мастером в этой области, однако его первая попытка устроить брак своей дочери с правящим европейским монархом закончи