Имя Ярослава упоминается в той же летописной статье еще раз. Сразу после сообщения о его посажении в Ростов летописец продолжает: «Когда же умер старейший Вышеслав в Новегороде, посадили Ярослава в Новегороде, а Бориса в Ростове, а Глеба в Муроме…» Далее рассказывается о княжении остальных сыновей Владимира: «…Святослава [посадил Владимир] в Деревех (Древлянской земле. — А. К.), Всеволода во Владимире (на Волыни. — А. К.), Мстислава в Тьмуторокани». Позднейшие летописи и отдельные редакции «Сказания о князьях-мучениках Борисе и Глебе» прибавляют к этому перечню и города, в которые были посажены младшие Владимировичи: Станислав получил в удел Смоленск, Судислав — Псков, а Позвизд — Волынь (или более определенно — Луцк на Волыни)1. Но когда происходило это новое перераспределение волостей внутри Владимирова семейства, мы не знаем, как не знаем и того, в одно время получили Владимировичи свои новые уделы или этот процесс растянулся на несколько лет.
Освящение Десятинной церкви. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Конец XV в.
Итак, Ярослав покидает Ростов после смерти своего старшего брата Вышеслава. Однако год этого события не обозначен летописцем. Вообще надо сказать, что события второй половины княжения Владимира Святославовича (после 997 и до 1014 года) почти совсем не отражены летописью. Большинство летописных статей оставлено пустыми: летописец проставлял лишь тот или иной год (например, «в лето 6510») и сразу же переходил к другому. Вероятно, в его распоряжении имелись лишь случайные выписки из княжеского помянника, ведшегося в киевской Десятинной церкви — главном храме Киевской Руси Владимировой поры. Оттуда в текст летописи попали лишь записи церковного характера, в том числе и сведения о преставлении членов княжеской семьи:
«Преставися Малъфредь. В се же лето преставися и Рогънедь, мати Ярославля» (под 1000 годом).
«Преставися Изяслав, отець Брячиславль, сын Володимерь» (под 1001 годом).
«Преставися Всеслав, сын Изяславль, внук Володимерь» (под 1003 годом).
«Пренесени святи в Святую Богородицю» (то есть в Десятинную церковь; под 1007 годом).
«Преставися цесариця Володимеряя Анна» (под 1011 годом)2.
И это все. Других записей до 1014 года в «Повести временных лет» нет. Надо полагать, что имя Вышеслава в помянник Десятинной церкви не вошло. Мы не знаем, чем это объясняется. Но из-за этого мы не можем установить год оставления Ярославом Ростова.
Позднейшие источники содержат две различные версии времени смерти старшего Владимировича. Первая из них приведена в знаменитой «Степенной книге царского родословия» — грандиозном историческом своде летописного характера, составленном в Москве в начале 60-х годов XVI века духовником царя Ивана Грозного протопопом Андреем, ставшим вскоре, под именем Афанасия, московским митрополитом. Рассказав о «праведном житии» сыновей Владимира («един единаго благодеяньми превосхождаше и всегда в законе Господни поучихуся и до конца в заповедех Господних преуспеваху»), автор летописи — без обозначения дат — пишет особо о тех из них, которые преставились прежде самого Владимира: «Первый от чад Владимеровых, иже бе старейший во братии Вышеслав, с миром преставися. Потом же и Рогнеда преставися…» Далее, согласно «Повести временных лет», сообщается о смерти Изяслава и Анны. Рогнеда, как мы знаем, умерла в 1000 году (или в начале 1001 года). Получается, что Вышеслав умер ранее этого времени3.
Откуда автор «Степенной книги» извлек эти сведения, неизвестно. Похоже, что в рассказе о Владимировичах он пользовался краткими сведениями «Повести временных лет», лишь расцвечивая их собственными соображениями о вероятном благочестии прирожденных сыновей крестителя Руси. Следовательно, можно предположить, что имя Вышеслава попало в его повествование по догадке: старший из Владимировичей, скорее всего, и должен был скончаться раньше своих братьев.
Другую версию находим в «Истории Российской» Василия Никитича Татищева, русского историка первой половины XVIII века. В работе над «Историей» Татищев пользовался и теми летописями, которые не дошли до нашего времени. Вероятно, из одной из них он заимствовал сообщение, датированное 6518 (1010/11) годом: «Преставися в Новеграде Вышеслав, сын Владимиров. И дал Владимир Новгород Ярославу, а Борису — Ростов, Ярославлю отчину…»4
Данное сообщение также не подтверждается другими источниками. Однако историки, как правило, принимают названную Татищевым дату, полагая, что в конечном счете она может восходить к какой-то летописи новгородского происхождения. В Новгороде же дату смерти своего князя вполне могли и запомнить. Поэтому, опять же условно, будем и мы считать год 1010-й годом завершения ростовского княжения Ярослава, помня, однако, об относительности и этой датировки.
Но если так, то Ярослав провел в Ростове более двадцати лет, о которых мы практически ничего не знаем. Впрочем, кое о чем, наверное, можно догадываться.
Так, надо полагать, что во время малолетства сыновей Владимира реальная власть над той или иной областью оказывалась в руках «мужей»-наставников, посланных Владимиром вместе с ними. С некоторой долей вероятности мы можем назвать имя опекуна Ярослава. В летописной статье 1018 года, рассказывающей о войне Ярослава с его братом Святополком Окаянным и польским князем Болеславом I Великим, говорится о воспитателе Ярослава: «Был у Ярослава кормилец и воевода именем Буды» (или Будый)5. «Кормилец» по-древнерусски — воспитатель, наставник. Буды, очевидно, был правой рукой Ярослава в Новгороде, откуда Ярослав пришел с войском в Киев. Но в Новгороде Ярослав княжил уже будучи взрослым человеком и не нуждался в воспитателе. «Кормилец» был нужен ему раньше, в Ростове.
Уместно заметить, что в событиях 1018 года Буды проявит себя отнюдь не с лучшей стороны. Именно он явится главным виновником поражения Ярославова войска. Возможно, в делах управления землей он был более сведущ и уж наверняка отличался личной преданностью Ярославу, раз князь взял его с собой в Новгород и сделал своим воеводой. Следовательно, с именем Буды можно связывать те изменения, которые в княжение Ярослава произошли в Ростове и Ростовской земле. А изменения эти были весьма существенными.
Ростов, куда был посажен на княжение Ярослав, принадлежит к числу древнейших городов Северо-Восточной Руси. «Повесть временных лет» упоминает его уже в летописной статье 862 года, в знаменитой легенде о призвании варягов. Согласно летописи, обосновавшийся в Новгороде Рюрик, легендарный предок всех русских князей, стал раздавать своим «мужам» города во владение: «…овому Полотеск (Полоцк. — А. К.), овому Ростов, другому Белоозеро»; «и по тем городам суть находники (пришельцы, завоеватели. — А. К.) варяги, а первые насельники (обитатели. — А. К.): в Новгороде словене, в Полоцке — кривичи, в Ростове — меря». Упоминается Ростов и под 907 годом, в тексте договора, заключенного с греками князем Олегом: греки обязались платить дань не только на всех воинов Олеговых, но и на отдельные русские города («первое на Киев, также на Чернигов, и на Переяславль, и на Полоцк, и на Ростов, и на Любеч, и на прочие города, ибо по тем городам сидели великие князья, подвластные Олегу»6). «Великие князья», по-видимому, местные правители, признавшие власть киевского князя. Судя по тексту договора, один из таких правителей княжил в Ростове. Но существовал ли в действительности Ростов в IX веке или мы имеем дело с позднейшими добавлениями летописца, как полагает ряд исследователей7, сказать трудно.
Начальная история Ростова вообще во многом неясна и полна загадок. Так, название города, несомненно, славянское8, в то время как сам город возник в землях финно-угорского племени меря и был первоначально населен мерянами, о чем, собственно, и сообщает летописец. Помимо уже цитированного текста о «первых насельниках» Ростова, об этом свидетельствует и начальная, недатированная часть «Повести временных лет», в которой рассказывается о расселении славянских и финно-угорских племен на территории Восточно-Европейской равнины: «…а на Ростовском озере меря, и на Клещине озере меря же». Археологи, которые вполне отчетливо выявляют археологические памятники этого финно-угорского племени, отмечают достаточную точность летописца: мерянский союз племен действительно занимал обширную область от верховьев реки Мологи на севере до муромского течения Оки на юге и от реки Клязьмы на западе до Галичского озера на востоке9. «Ростовское озеро» (современное Неро) и Клещино озеро (на котором впоследствии будет поставлен город Переяславль-Залесский) находятся в центре этой территории.
Однако археологически история Ростова прослеживается лишь с середины X века; вопреки прямому свидетельству летописи, следов существования города в IX веке (может быть, пока) не обнаружено. Правда, на месте Ростова находился мерянский поселок, предшественник города; возможно, он существовал и в IX веке или даже раньше10. Но он ничем не выделялся среди других мерянских поселений и отнюдь не господствовал над этим относительно населенным и освоенным земледельческим районом, расположенным вокруг богатого рыбой озера Неро.
Город возник на не слишком удобном месте — открытом, лишенном каких-либо естественных оборонительных рубежей, у самой кромки Ростовского озера. Исследователи сравнивают его с так называемыми виками — открытыми торгово-ремесленными поселениями, распространенными в Скандинавии, Прибалтике и на Руси в IX–XI веках. Большинство таких виков не получило развития в последующее время; Ростов в данном отношении представляет собой исключение.
А между тем совсем рядом с Ростовом, в 15 километрах к югу от города, на возвышенности в глубокой излучине реки Сары (или Гды, как называют ее нижнее течение), в VII–X веках находилось крупнейшее мерянское поселение, можно сказать город, бывшее, очевидно, главным племенным центром мерян. Археологи называют его Сарским городищем, а в источниках начала XIII века оно именуется просто «городищем», то есть заброшенным, ранее существовавшим городом. Какое-то время Сарское городище и Ростов существовали рядом друг с другом. Но первое быстро приходило в упадок и в начале XI века прекратило свое существование