— Его здесь нет, — сказала она.
— Ты уверена? — нахмурился Грач. — Ты же говоришь, толком не видела.
— Значит, что-то вспомнилось за неделю, — пробурчала Яра, отводя глаза. — Это был блондин, лет двадцать пять, косая челка, сережки в ухе. Но это описание подходит к половине из тех, кто там был.
— Хорошо, — Грач забрал у нее папку, убрал обратно в сейф, но дверь открывать не спешил.
— Ты точно больше ничего не хочешь мне рассказать? — с заминкой спросил он.
Яра покачала головой. У Григория поникли плечи.
— Прости, — он потер переносицу, — просто подумал, вдруг тебя что-то еще мучает. Ты можешь сказать мне, что угодно. Яр, он точно ничего не успел…
— Точно, — оборвала его Яра. — И если можно, я бы больше не хотела об этом говорить.
— Хорошо. И спасибо, что согласилась посмотреть.
Яра кивнула. Впрочем, был один вопрос, на который она боялась, но должна была получить ответ. И так слишком долго тянула.
— Гриша, там со мной Рита была… Ты случайно не знаешь, ее как нашли?
Григорий внимательно посмотрел на нее, потов снова вернулся к сейфу, достал другую папку, полистал.
— Киреева Маргарита Николаевна? — спросил он.
Яра кивнула.
— Во всяком случае, была одета, — вздохнул он, закрывая папку.
Вот и думай теперь, соврал или нет. Так хотелось просто поверить…
В дверь постучали, и Яра подпрыгнула, а Грач пошел отпирать. На пороге стоял Юрий, один из воробьев ее отца.
— Чего запираешься? — нахмурился он, а потом увидел Яру и улыбнулся. — Ярусик, привет. Помешал, что ли? Там Сокол зовет.
— Все нормально, — ответила она, встала с кресла и вышла из-за стола. Подхватила свой рюкзак и махнула Грачу. — До вечера. Пока, Юр.
И вышла из кабинета.
И дала себе слово, что не позволит этой истории отравить себе жизнь.
Только вот сдержать его оказалось очень сложно.
_____________________________________________________________
Справка. Дурма́н (лат. Datúra) — род растений семейства Паслёновые (Solanaceae). Крупные травы, редко древовидные растения. Как галлюциногенное растение, дурман использовался в народной медицине и колдовских обрядах с давних времён. В связи с сочетанием высокоактивных антихолинергических веществ, которые содержит дурман, он вызывает делирий: полную неспособность различать реальность и фантазии, гипертермию, тахикардию; странное и, возможно, агрессивное поведение, тяжёлую форму мидриаза с последующей болезненной светобоязнью, которая может длиться несколько дней. Также часто возникает амнезия.
История пятая
Брак означает больше, чем любовь. Я придерживаюсь
старомодной точки зрения: самое главное — это уважение.
Только не надо путать его с восхищением. Восхищаться
мужчиной на протяжении всего брака, мне кажется, безумно
скучно, и кончится ревматическими болями в области шеи.
Но об уважении вы не обязаны думать, вы лишь с
благодарностью постоянно ощущаете его.
Думаю, именно в этом больше всего нуждается женщина. Она
ищет в своем супруге честность, хочет чувствовать в нем опору,
уважать его суждения и, если придется принимать трудное
решение, спокойно довериться ему.
Я поняла — думаю, все женщины рано или поздно это понимают,
— что причинить боль по-настоящему может только муж.
Агата Кристи «Автобиография»
«Чтобы началась война, мало причин, нужен повод», — сказал учитель истории, когда объяснял классу Яры, как убийство эрцгерцога Франца Фердинанда положило начало первой мировой.
Почему-то эта фраза намертво отпечаталась в ее памяти, и именно она так некстати вторгается в мысли, когда обычная придирка Гриши из-за немытой посуды внезапно перерастает в безобразную грубую ссору. Посуда — всего лишь повод. Причины таились в них много дней и недель, пускали корни, давали побеги, и вот, наконец, созрели семена и упали на благодатную почву. Их ссора разгорается как лесной пожар во время сильного ветра, который никто не собирается тушить.
— Я не прошу ни о чем сверхъестественном, — цедит Грач. — Просто не превращай кухню в свинарник.
— Я не превращаю! — Яра устала, ей не хочется ругаться, но и не ругаться сил нет. — Я вообще-то тоже только вернулась домой и бросилась готовить тебе ужин, и когда я должна была убраться?
— А нельзя сразу быть аккуратнее?
— Нельзя! Или готовь себе сам! И посуду ты тоже отлично можешь помыть сам!
— Ярослава! Просто сделай так, как я сказал!
Что?
Яра недоуменно приподнимает бровь.
— Что? — изумленно выдыхает она. — Это что, приказ? С какой радости я должна беспрекословно делать то, что ты говоришь? Я устала. Помою, когда сочту нужным. Не нравится, мой сам. Все.
Она поджимает губы. По-хорошему надо уйти прямо сейчас. Или все-таки взяться за уборку. Не доводить до чего-то еще более страшного. Это не первая их ссора. Походят и успокоятся. Но эта его фраза… «Сделай, как я сказал…» Какое право он имеет так с ней разговаривать и вообще что-то требовать? И ей хочется продолжить этот спор. Довести его до грани. До логической точки. Возможно, есть смысл не прятаться и пройти этот путь до конца. Рано или поздно им придется сказать друг другу все, так чем плох этот момент?
— Это не приказ, — наконец собирается с мыслями и почти спокойно отвечает Григорий, но глаза у него злые. — Это простая человеческая просьба.
— Которую я обязана исполнить?
— Яра, не передергивай!
— Я не передергиваю! Я пытаюсь понять, с каких пор я превратилась в прислугу!
— Тебе сложно помыть посуду?
— А тебе?
— Я работаю и устал.
— Так я тоже теперь работаю и устала.
— Ты вышла на работу всего месяц назад, а ведешь себя так, будто отпахала без выходных и отпуска уже пару лет!
Яра замолкает. Ей тоже хочется жалить, но слова не приходят. А можно паузу, чтобы придумать достойный ответ? Нет? Какая жалость… Но почему-то ее молчание вместо того, чтобы успокоить Грача, только раззадоривает его сильнее.
— Что? Не по нраву взрослая жизнь? Уже перетрудилась?
Она не перетрудилась. Просто все сложилось совсем не так, как она надеялась. Не так, как она себе это представляла. Только вот Гриша об этом не знает, потому что в последнее время они редко разговаривают по душам. А есть вещи, которые очень сложно сказать во время мытья посуды.
— Чего ты молчишь? — зло кидает он, явно желая подчеркнуть этим, что сказать в свою защиту ей нечего.
— А тебе как будто интересно, что я могу сказать, — бормочет Яра.
— А вот интересно.
— Тогда так. Я не посудомойка. Я пришла домой отдыхать и буду отдыхать. И сейчас я хочу прогуляться.
— Никуда ты не пойдешь, — припечатывает Григорий. — Мы еще не закончили. Что за истерика на ровном месте? Что с тобой происходит?
— Да все со мной нормально! — срывается Яра. — Это ты ведешь себя так, будто терпишь мое присутствие, а я тебе за это еще и должна!
— Я терплю?! — вспыхивает Грач. — Да последний месяц ты словно еж: шипишь на каждое мое слово, отшатываешься от моих прикосновений, словно брезгуешь мной. И да, я терплю все это! И еще пытаюсь быть с тобой вежливым. А думаешь, приятно?
Ах, это она — еж?..
— Ох, ну спасибо. Ты со мной вежлив! Как это мило! Именно то, что мне нужно! Чего ты ко мне пристал? Чего ты вообще пришел так рано? Я тебя две последние недели раньше одиннадцати дома не видела.
— То есть мне теперь дома вообще не появляться?
— Ко мне не лезь, и можешь появляться, где хочешь!
— Ну спасибо за разрешение.
— Не за что.
— Яра, тебя заносит. Давай остановимся сейчас.
А ее и правда заносит. И она уже не способна остановиться. И давно зревшая обида, то, что она много дней носила в себе и что точило ее как вода камень, наконец находит выход в словах.
— Да просто признай, — кричит Яра, — что это конец. Все закончилось, Гриш. Все, нет больше послушной маленькой Яры. Тебе нравилось быть в позиции старшего, сильного! Нравилось, что я слепо иду за тобой. Нравилось, что я все такая молодая, наивная и невинная, и что ты мог лепить из этого что угодно. Должно быть ужасно льстило твоему самолюбию и убитой в ноль самооценке!
Говорить такое больно. Но еще больнее было осознать это в свое время. Он никогда ее не любил. Он просто заткнул ею огромную дыру, которая образовалась в нем после смерти отца и ухода жены. Ему нужен был кто-то, кто бы всецело принадлежал ему. А кто мог подойти на эту роль лучше, чем она?
Грач бледнеет. Шевелит губами, будто пытается что-то сказать и не может, но потом все-таки собирается с духом и…
— Невинность и наивность… — шипит он. — Молодость. Да ты как была неразумным ребенком, так и осталась, мозгов ни на грош не прибавилось!
У Яры от такого дыхание перехватывает, а он вдруг тоже переходит на крик.
— Устала от меня, да? Свободы захотелось, разнообразия, развлечений вместо посуды? Да ты понятия не имеешь, что такое нормальные взрослые отношения! Не смей обвинять меня в том, чего не понимаешь!
Яре кажется, будто на нее вылили ушат помоев.
— Неразумный ребенок? — повторяет она, пытаясь осознать услышанное, а потом вспыхивает.
Она все же знает, как ударить его побольнее. О, она знает много его слабых мест, и видимо, пришло время их использовать. Работа, семья и его хваленые принципы. Можно, конечно, копнуть еще глубже, но Яра решает, что сегодня она будет благородной.
— Ребенок! — шипит она. — Теперь так, да? Что-то это не мешало тебе со мной спать все эти годы! Я верила тебе! А ты просто пользовался мной!
Она ожидает, что он замолчит, будучи пойманным на такой постыдной вещи, но вместо этого он внезапно начинает орать:
— Пользовался?! Да я поставил на наши отношения все, что у меня было: свою репутацию, свою работу, уважение своих подчиненных! И это ты называешь «пользовался»? А ты мной не пользуешься? Год назад ты согласилась выйти за меня, и твой отец растрепал эту новость всей Конторе. Но ты до сих пор отказываешься назначить дату: то у тебя одно, то другое. А надо мной ржет весь отдел. Я уже молчу о том, что рассказал об этом матери! А знаешь, почему ты на самом деле не хочешь довести начатое до конца? Да потому что ты уже не уверена, что хочешь за меня замуж. Или уверена, что не хочешь. И просто ждешь, когда появится кто-нибудь, кем можно меня заменить, потому что ты боишься остаться одна, ты понятия не имееш