К этой встрече Гриша готовился загодя, потому что собирался преподнести матери особый подарок. Сообщить, что она дождалась и через семь месяцев сможет взять на руки еще одного внука. Но увидел братьев и понял, что не сможет. И матери отдельно сказать не сможет, потому что она обязательно им расскажет.
Василий налил ему в стопку водки и потянулся бутылкой к той, что стояла для Яры, но Грач накрыл ее ладонью.
— Она лечится и пьет антибиотики, ей нельзя.
— И что, не выпьет за день рождения любимой свекрови?
— Выпьет. Сок.
— Что за…
— Васенька, — попросила мама, — не надо…
Василий скривился, но отстал, хотя по мере опьянения еще несколько раз за вечер настойчиво пытался убедить Яру, что от одной стопки ей хуже не будет, а станет только лучше, ибо спирт изгоняет все болезни, даже врачи советуют, и вообще, тут и вино есть, и шампанское, он же не ограничивает в выборе. Его жена все клала ладонь ему на плечо, но он нервно ее стряхивал.
Андрей говорил мало. Григорию казалось, что брат не смог простить ему назначение на должность начальника Отдела безопасности после отставки Сокола. Андрей хотел, чтобы он оставался неудачником, иное рушило его стройную теорию о том, что их младший брат был полной копией отца.
Борис всегда был наиболее лоялен к нему. Но за весь вечер так ни разу к нему и не обратился.
И Григорий все больше убеждался, что не рассказать — правильно.
Странно это было. Он был настолько счастлив, что его жена носит под сердцем его ребенка, что готов был проорать об этом всему миру. Всему миру за исключением трех человек, связанных с ним родством крови. От этих трех человек он готов был скрывать эту новость до последнего. Ему было мерзко представить, как они станут обсуждать его ребенка. Как обсуждали Яру когда-то. Слишком молодую. Да еще и дочь его начальника. Вот и наш Гришенька оказался не таким чистеньким, каким всегда пытался казаться…
Семейное застолье текло своим ходом, Андрей, Борис и Василий мерились успехами в бизнесе, а Григорий в какой-то момент поднял глаза и споткнулся о висящий на стене портрет: его отец и он восьмилетний с братьями. Их последнее совместное фото. И неожиданно нахлынули воспоминания. Ни этот портрет, ни их семейный фотоальбом, который так отчаянно собирала мать в попытке перебрать их прошлое, изобразив его таким, каким оно могло бы быть, не могли рассказать о его семье ничего. И это было хорошо, потому что Яре почему-то нравилось смотреть эти фотографии, и лучше ей было не знать, что стоит за ними…
Его отец был сотрудником милиции и вечно пропадал на работе. Мама преподавала в школе и пыталась воспитывать сыновей, но не очень успешно, наверное, потому что больше их жалела. Сколько Григорий помнил, они жили бедно. Ютились вшестером в двухкомнатной квартире. Питались совсем просто. Донашивали вещи друг за другом. И сколько помнил, братья были этим недовольны. И в то время, как Гриша видел в своем отце героя, они видели в нем причины всех их бед.
Однажды, когда Григорий учился в первом классе, учительница объявила открытый урок и предложила детям привести отцов, чтобы те рассказали про свои профессии. Гриша тоже позвал своего. Тот обещал, что подумает. Гриша ждал его до самого звонка. И потом всю перемену. И весь день. Может быть, папа просто ошибся со временем?
Домой он пошел сразу после школы. А там не выдержал, разрыдался и спросил у матери, которая готовила ужин, почему отец не пришел.
Мама села на табуретку, вытерла руки о фартук.
— Ты ведь знаешь, кем работает папа? — вздохнула она.
Григорий кивнул. Конечно, он знал.
— Твой папа делает очень важное дело, — продолжила мать. — Он защищает людей. И если он будет проводить все время с нами, то кто-то может пострадать.
Гриша запомнил этот ответ. И этот ответ вдохновил его. Выходило, что его отец был героем. Его одноклассник Пашка всем рассказывал, что его папа космонавт, поэтому не живет с ними, зато пишет ему письма, а Витька из соседнего подъезда хвастался, что его папа был летчиком-испытателем и погиб. Его мама ему даже фуражку показывала… И теперь оказалось, что отец Григория был не хуже. А может быть даже лучше. Потому что космонавт и летчик-испытатель — это здорово, но они не спасают людей.
И Гриша решил во всем равняться на отца.
А тем временем за окном гремела перестройка. Братьям хотелось носить вареные джинсы и слушать модную музыку. Буря разразилась, когда Грише было восемь. Андрей где-то раздобыл пластинку с песнями Beatles. Отец вернулся домой чуть раньше, чем обычно, услышал, сломал ее о колено и выкинул осколки на улицу из окна. Старшему брату было семнадцать. Он молча собрал вещи и ушел из дома. Мама плакала. Борис, которому тогда было пятнадцать, заявил, что отец сам застрял в прошлом и не дает вырваться им. Впервые на памяти Гриши отец схватился за ремень. Мать кинулась ему наперерез. Внезапно заплакал двенадцатилетний Василий. Гриша спрятался в шкафу в коридоре и просидел там до самого вечера…
Андрей не вернулся. Бориса отец так и не выпорол, но лишил карманных денег на полгода и установил комендантский час. Однако его авторитет был окончательно подорван, и он чувствовал это. Воодушевленные примером брата, Василий и Борис больше не желали подчиняться. Начались скандалы. Отец строжился, братья злились и отыгрывались на Григории как на самом слабом, требуя, чтобы он тоже признал, кто виновен во всех их бедах. Григорий отказывался это делать. Приходилось терпеть постоянные упреки и издевки, любой его промах расценивался как доказательство его несостоятельности, доказательство того, что он такой же, как отец, и приходилось прятаться, и стараться не высовываться, и возвращаться домой как можно позже… Уже подростком Григорий догадался, что братья общались с Андреем. И втроем они не смогли простить младшему, что он встал не на их сторону.
Мать тоже общалась со старшим сыном и однажды даже взяла Гришу с собой, чтобы он встретился с братом. Она, кажется, так никогда и не поняла, какие отношения были между ее мальчиками. А Гриша тогда не захотел ее расстраивать. Андрей обитал в общежитии при техникуме. Григорию запомнились едкий запах чего-то подгоревшего, доносившийся с общей кухни, гомон, внезапно распахнувшуюся дверь, едва не ударившую его по носу, и комната брата. Она была совсем маленькой с двумя железными двухэтажными кроватями, и здесь тоже жило четыре человека, как и у них дома. Но на этом сходство заканчивалось. Стены были обклеены плакатами с девушками в купальниках. На подоконнике стояла батарея жестяных банок.
— Нравится? — спросил его один из парней, что там жил. — Это моя коллекция. Зацени.
Григорий прижался к боку матери. Парень захохотал.
— Андрюш, я тебе поесть принесла, — не глядя по сторонам, сказала мама брату и протянула ему авоську с банками. — Тут суп и котлетки.
— Ты бы сама поела, тебя скоро ветром сдует, — нахмурился Андрей. — Его-то зачем сюда притащила?
И он кивнул на Григория. Тот зашел матери за спину.
— Андрюш, прекрати, вы же братья, — попросила мать.
— Мам, — вдруг усмехнулся Андрей и, не смущаясь двух присутствующих в комнате парней, поинтересовался. — А ты точно меня ни от кого не нагуляла? Потому что вот этот точно батин. А я что-то не уверен, что я его.
Мать вспыхнула, поставила авоську на пол, взяла Гришу за руку и потянула из комнаты. Она плакала, пока они возвращались домой. Он делал вид, что не видит.
Вечером лежал в постели, рассматривал трещины в потолке — они жили на втором этаже, и свет от фонаря над подъездом попадал в окно детской. Борис и Василий уже спали. Наверное, родители думали, что он тоже спит.
— Не ходи больше к нему! — рычал отец в соседней комнате. — Не хочет нас знать, так и пусть будет так.
— Он просто запутался, — рыдала мать.
А Гриша все думал о тех словах, что сказал Андрей. О том, что он — Гриша — отцовский, а его братья — нет. И в тот момент ему хотелось, чтобы так и было. И тогда бы был он у родителей один. И весь папа был бы его. И мама бы не плакала, потому что он — Гриша — уж точно бы не запутался. Потому что так уж случилось, что в отличие от братьев он очень любил отца, и не нужны ему были ни джинсы, ни пластинки, ни вошедшая в моду жвачка, ни газировка… Единственное, чего он хотел, чтобы отец сказал, что гордится им…
Закончились восьмидесятые, пришли лихие девяностые. Его отец не сломался, и за это Григорий зауважал его еще сильнее. Отец был сильным. Чужая безопасность и справедливость интересовали его куда больше, чем деньги. Но его понизили в должности, потому что он отказался с кем-то сотрудничать. Начались проблемы со здоровьем. Гриша хотел быть ему опорой. Старался, чтобы он заметил его успехи и порадовался хотя бы им. Хорошо учился, записался в секцию боевых искусств, привозил с соревнований медали и грамоты. Отец поощрительно кивал, трепал по плечу и уходил на работу. Григорию было шестнадцать, когда Василий тоже покинул отчий дом, и целых два года он прожил с родителями втроем в тишине и относительном спокойствии. Правда, порой эта тишина становилась уж больно нездоровой. И тогда Гриша впервые заметил, что мама с папой почти не разговаривают. Обсуждают лишь бытовые вопросы, да и те по мере необходимости… Впрочем, с ним они тоже особо не общались. В это время его братья занялись бизнесом. Где-то легальным, где-то нет. Они женились, у Бориса первого родился сын.
А потом пришел день, когда сбылась и Гришина мечта. Это было лето после выпуска из школы, и Григорий получил на руки письмо о зачислении в Академию МВД. И тогда отец обнял его. Они даже устроили небольшой праздник, посидев втроем с тортиком. И Гриша решил, что вот оно — долгожданное начало всего. А через неделю отца не стало.
Как ни странно, братья на похороны явились. Не отходили от матери. И пришли на поминки, на которые внезапно собралось очень много людей. А после, когда все разошлись, мать вынесла в коробке отцовские вещи. Их было совсем мало, отец никогда не стремился к материальному, и это была одна из черт, которые Григорий от него унаследовал. Но в этой коробке среди прочего были именные наградные часы, и Гриша вдруг испугался. А что, если не ему… Однако мать проявила неожиданную твердость и самолично вложила их в его ладонь.