Я думал, что давно расстался с этим мальчиком и управляю своей жизнью сам. Но как же я ошибался! Моей жизнью все еще управлял испуганный мальчик. Ребенок, который не мог отличить прошлое от настоящего и поневоле застрявший между ними.
Марианна права: мне нужно извлечь ребенка из головы и посадить к себе на колени. Так гораздо безопаснее для нас обоих.
Характер определяет судьбу. Запомните на будущее. И про внутреннего ребенка тоже. Я не только о своем внутреннем ребенке, но и о вашем. «Любить самих себя — задача непростая, знаю, — говорила Марианна. — Стараться полюбить или хотя бы испытать сострадание к тому ребенку, которым вы некогда были, — уже большой шаг в нужном направлении».
Можете смеяться. Или закатывать глаза. Можете говорить, что это все новомодные веяния и вообще эгоизм и жалость к себе. Или утверждать, будто вы не такой слабак. Возможно. Но вот что я вам скажу, друг мой: насмешка над собой — это всего лишь способ защититься от боли. Если вы над собой смеетесь, то сможете ли воспринимать себя всерьез? Сможете ли прочувствовать все, через что вам довелось пройти?
Стоило мне разглядеть ребенка в себе, как я научился замечать внутреннего ребенка в других. Все они были одеты по-взрослому, по-взрослому себя вели. Однако под внешней оболочкой я видел перепуганных детей. А когда вы воспринимаете другого человека как испуганного ребенка, уже невозможно испытывать к нему ненависть. В вас просыпается сострадание, и…
«Какой же ты ханжа, Эллиот! Чертов лгун! — возмутилась бы сейчас Лана, если б заглянула через мое плечо и прочла эти строки. — А как же Джейсон? — спросила бы она. — Где твое сострадание к нему?»
Верно подмечено! Где мое сострадание к Джейсону? Я был несправедлив? Представил его в ложном свете? Специально описал Джейсона так, чтобы он вызывал неприязнь? Возможно. Мое сочувствие к нему весьма ограничено. Мне сложно видеть что-либо, кроме его чудовищных поступков. Душа этого человека для меня потемки — как и все, пережитое им в детстве: гадости, жестокость и унижения, которые породили в нем уверенность, будто успеха в жизни добиваются лишь эгоисты и бессовестные обманщики.
Вот это, по мнению Джейсона, настоящий мужчина. Но Джейсон не был мужчиной. Он был всего лишь ребенком, который играл во взрослого. А оружие детям не игрушка.
13
Бах! Бах! Бах! Я в ужасе проснулся. Что за звуки, черт возьми? Как будто выстрелы… Сколько времени? Я посмотрел на часы. 10 утра.
Снова выстрел. Я резко сел в кровати, сон как рукой сняло. Затем где-то снаружи раздраженно выругался Джейсон, который не попал в очередную птицу. Значит, это охотится Джейсон. Больше ничего. Я со стоном упал на подушку. Господи, нельзя же так будить…
Вот мы и добрались до дня убийства. Что я могу сказать о том страшном дне? Честное слово, если б я знал, как он закончится и сколько принесет горя, то остался бы в кровати. Но я спал как младенец, и ни дурные сны, ни предчувствие надвигающейся беды меня не тревожили.
Мне всегда хорошо спалось на Ауре. На острове было удивительно тихо. И спокойно. Ни пьяные выкрики, ни грохот мусоровозов не нарушали мой сон. Нет, это сделал Джейсон со своим ружьем…
Я вылез из кровати. Каменный пол обжег ступни бодрящим холодком. Я подошел к окну, раздвинул шторы. Комнату затопили потоки солнечного света. Я окинул взглядом ясное синее небо, ровные ряды высоких зеленых сосен, серебристо-голубые оливковые деревья, розовые весенние цветы и облака желтых бабочек. Пару мгновений послушал дружный стрекот цикад и пение птиц; в нос ударили терпкие запахи прогретой солнцем земли, песка и моря. Прекрасно! На моих губах невольно заиграла улыбка.
Раз уж я проснулся рано, то решил немного поработать перед тем, как идти вниз. На острове я всегда чувствовал вдохновение. Устроился за столом, открыл записную книжку и стал набрасывать кое-какие идеи для пьесы, над которой трудился. Затем быстро принял душ и отправился на кухню. На плите стоял дымящийся кофейник. Я налил себе в чашку густой горячий напиток.
В доме не было ни души. Куда подевались остальные? Выглянув в окно, я увидел Лео и Лану — они вовсю орудовали в саду. Лео под руководством Никоса перекапывал старую цветочную клумбу. Основную работу, не щадя себя, выполнял Никос. Его майка взмокла от пота. Рядом Лана, сидя на корточках, собирала в корзинку томаты черри.
Я налил себе вторую чашку кофе и пошел в сад.
Я спустился по неровным каменным ступеням и, проходя мимо обнесенного стеной огорода, заглянул внутрь, чтобы полюбоваться на яблони и персиковые деревья. Их ветки были усыпаны белыми и розовыми цветами, а между корнями росли маленькие желтые цветки. До Англии весна пока не добралась, а здесь, на Ауре, была в полном разгаре.
— Доброе утро! — завидев меня, поздоровалась Лана. — Эллиот, дорогой, держи. — Она положила мне в рот помидорчик черри. — Начни день со сладкого.
— А разве я недостаточно сладкий? — проговорил я с полным ртом.
— Чуть-чуть не хватает.
— М-м-м… — Помидор оказался очень вкусным и сладким. Я утащил из Ланиной корзинки еще один. — Что делаете?
— Устраиваем новый огород под овощи. Наш новый замысел.
— А что не так со старым?
— Этот для Лео. Ему нужны собственные грядки. Он теперь веган, представляешь? — Лана заговорщически улыбнулась.
— А… — Я улыбнулся в ответ. — Точно, ты говорила.
— Мы собираемся выращивать вообще всё. — Лео энергично обвел руками вскопанный клочок земли.
— Почти всё, — с улыбкой уточнила Лана.
— Белокочанную и цветную капусту, брокколи, шпинат, морковь, редис… Что там еще?
— Картошку, — подсказала Лана. — Тогда мы перестанем обирать Никоса. Кстати, вчерашний картофель был просто пальчики оближешь. Спасибо! — И она с улыбкой посмотрела на сторожа.
Никос смущенно отмахнулся от комплимента.
— А для марихуаны местечко найдется? — поинтересовался я.
— Нет, — Лео решительно замотал головой. — Вряд ли.
— Посмотрим, — подмигнула мне Лана.
— А где мадам? — Я кивком указал на летний домик.
— Еще спит.
— А Джейсон?
Не успела Лана ответить, как оглушительно грохнул выстрел. А потом еще. Палили прямо за домом.
— Господи! — Я дернулся от неожиданности.
— Прости, — извинилась Лана. — Это Джейсон.
— Стреляет в людей?
— Пока только в птиц.
— Это убийство, — скривился Лео. — Акт насилия, жестокий и отвратительный. Это гадко!
— Я знаю, дорогой. Но ему нравится. — В спокойном голосе Ланы послышались напряженные нотки. Видно, они не раз обсуждали охоту Джейсона. — Причем мы прекрасно едим всё, что он убивает. И ничего не выбрасываем.
— Я не ем. Лучше уж голодать!
Лана мудро сменила тему. Умоляюще глядя на сына, она коснулась его руки.
— Лео, прошу, соверши чудо: воскреси мертвого. Напомни, пожалуйста, Кейт, что она хотела устроить пикник. Агати столько сил вложила в подготовку… Трудится на кухне с самого утра.
Лео со вздохом воткнул лопату в землю. Задание его явно не обрадовало.
— Нико, позже закончим, ладно? — бросил он Никосу.
Тот молча кивнул. Пока Лана показывала мне, где и что они собираются выращивать, я мельком взглянул на Никоса. Прервав работу, он провел ладонью по лбу. Сколько Никосу лет? Наверное, около пятидесяти: в его некогда иссиня-черной шевелюре блестела седина, а бронзовое лицо изрезали морщины.
Странный это был человек. Он говорил с Агати, иногда с Ланой и очень редко с Лео. Со мной никогда, хоть я приезжал на остров неоднократно. Никос сторонился меня, будто дикого зверя.
Взглянув на него сейчас, я сильно удивился. Никос прожигал Лану глазами, а на его лице застыло странное, неконтролируемое выражение. В этом взгляде читалось восхищение, обожание, на губах Никоса играла едва заметная улыбка. Он прямо помолодел, в его облике появилось нечто юношеское. «Боже, да он влюблен в Лану!» — осознал я, глядя на Никоса.
Не знаю, почему это меня изумило. Если подумать, тут нет ничего удивительного. Поставьте себя на место Никоса — человек круглый год вынужден жить на острове. Вокруг ни души — ни мужчин, ни женщин. Но раз в несколько месяцев здесь появляется Лана — словно богиня из пены морской… Конечно, Никос в нее влюблен.
Да и мы тоже. Все до единого — Отто, Агати, я, Джейсон. Полмира. Одно время даже Кейт совершенно потеряла голову. А теперь и Никос. Не смог устоять перед чарами Ланы, бедолага… Он был словно под гипнозом, как и все мы. Однако чары не вечны. Однажды они рассеиваются, наваждение уходит. И остается лишь пустота.
14
Кейт разбудил громкий стук в дверь. Она стала тереть глаза, соображая, где находится. Через секунду пришло осознание: она на острове, в летнем домике. Голова пульсировала от боли. Очередной удар в дверь заставил Кейт застонать.
— Перестаньте, ради бога! — крикнула она. — Кто там?
— Это Лео. Просыпайся.
— Уходи.
— Уже двенадцатый час. Вставай — ты опаздываешь на пикник.
— Какой пикник?
— Не помнишь? — засмеялся Лео. — Твоя идея была!.. Мама говорит, чтобы ты поторапливалась.
Кейт понятия не имела, о чем речь. А потом медленно, словно нехотя, в памяти начали всплывать картины вчерашнего — грандиозные планы, объявленные в пьяном угаре: устроить пикник на пляже. Сейчас от одной мысли о еде Кейт чуть не стошнило.
Лео снова заколотил в дверь.
— Дай мне минуту, черт возьми! — рявкнула Кейт.
— Сколько тебе надо минут?
— Пятьсот тысяч.
— Даю пять минут. А потом мы уходим без тебя.
— Идите сейчас. Оставь меня в покое, пожалуйста.
Из-за двери послышался тяжкий вздох Лео и звук его удаляющихся шагов. Кейт, тихо выругавшись, села в кровати и осторожно спустила ноги на пол. Голова гудела, перед глазами все плыло. Черт, плохо дело. Вторая половина вечера прошла как в тумане. Не ляпнула ли она чего-нибудь лишнего? Не сделала ли какую-нибудь глупость? А то с нее станется — свалять дурака на пьян