Ярость — так называла его бабушка. И она не ошибалась.
Агати вспомнила, как yiayia, стоя у окна на кухне, смотрела на бурю. Она восторженно хлопала в ладоши, когда ветер ломал ветки деревьев и, кружа, уносил их с собой. В детстве Агати верила, что страшные ураганы вызывает бабушка — наколдовывает их какими-то заклинаниями и волшебными отварами, которые булькают на плите…
К глазам Агати подступили слезы. Она ужасно тосковала по бабушке — и отдала бы что угодно, лишь бы старая ведунья снова оказалась рядом и обняла внучку своими сухими руками.
«Хватит! Перестань думать о прошлом!..» Агати собралась с силами, вытерла слезы, оставляя на щеках пух и перья. Это просто усталость, вот и всё. Она закончит ощипывать птиц, а потом выпьет чашку мятного чая и поднимется к себе.
Агати хотела лечь до того, как все вернутся из ресторана. Она по многолетнему опыту чувствовала, когда быть беде — в воздухе пахло скандалом. И если в доме разразится ссора, лучше остаться в стороне.
Агати заснула, как только ее голова коснулась подушки. Чашка с мятным чаем так и осталась нетронутой на прикроватном столике.
Агати не помнила, что именно заставило ее проснуться. Сначала, еще сквозь сон, она услышала громкие голоса, доносившиеся снизу. Там разгоралась ссора. Потом вроде бы донесся громкий голос: Джейсон звал Лану.
Внезапно до нее дошло, что это не сон. Агати резко села в постели.
— Лана! — орал Джейсон.
Агати открыла глаза. Сна как не бывало. Она прислушалась. Крики прекратились, все стихло. Агати выбралась из кровати, медленно подкралась к двери и, осторожно ее приоткрыв, выглянула в коридор. И, естественно, в конце коридора заметила Джейсона. Он вышел из спальни Ланы. А потом по лестнице поднялась Кейт, и они с Джейсоном о чем-то тихо заговорили. Агати напрягла слух.
— Не могу найти Лану, — проговорил Джейсон. — Я беспокоюсь за нее.
— А за меня ты не беспокоишься?
— Ты получила достаточно внимания сегодня вечером, — презрительно бросил Джейсон. — Ложись спать…
Он попытался пройти мимо Кейт, но та хотела его остановить. В итоге Джейсон отпихнул ее от себя — видимо, сильнее, чем рассчитывал. Кейт едва устояла на ногах, вовремя схватившись за перила.
— Жалкое зрелище, — глядя на нее, произнес Джейсон.
Агати тихо закрыла дверь и прислонилась к ней изнутри. На душе было паршиво. Интуиция подсказывала, что нужно срочно накинуть халат и мчаться на поиски Ланы. И все же что-то ее удерживало. Лучше не ввязываться. «Пойду-ка я спать», — решила Агати.
За много лет подобные вечера случались не раз. Разыгрывалась драматическая сцена, нередко с участием Кейт, а наутро конфликт мирно разрешался. Кейт протрезвеет и извинится за все, что натворила. И Лана ее простит.
Все будет как обычно. «Да, — подумала Агати, зевая. — Пора ложиться». Она улеглась в кровать, но ветер грохотал ставнями по стене дома, и уснуть никак не получалось. Тогда Агати снова встала и закрыла ставни. Наконец она заснула, однако через час снова проснулась — ставни опять стучали по стене. Бах! Бах! Бах!
Агати открыла глаза. Ставни не могут грохотать, ведь она закрыла их на замок. Мгновение спустя до нее дошло — кто-то стреляет. С бешено колотящимся сердцем Агати выбежала из комнаты, заторопилась вниз по лестнице и выскочила через дверь черного хода на улицу.
Она услышала шлепанье босых ног по земле, но даже не обернулась, продолжая сосредоточенно бежать в ту сторону, откуда донеслись выстрелы. Надо добраться туда, доказать себе, что ошиблась и ничего страшного не произошло…
Агати достигла прогалины посреди оливковой рощи, а затем и руин. Она увидела на земле тело. Тело женщины, лежащее в луже крови. Сумрак скрывал очертания лица. А на передней части платья виднелись три отверстия от пуль. На плечи женщины была накинута темно-красная шаль, которая местами стала черной от крови.
Лео примчался чуть раньше Агати. Он всматривался в тело, словно не веря своим глазам. А потом из его горла вырвался жуткий сдавленный крик. В этот момент подоспел я — одновременно с Джейсоном. Я кинулся к несчастной и схватил ее запястье, чтобы проверить пульс. Это было непросто — передо мной оказался Лео, который обнимал женщину и никак не хотел отпускать. Весь перемазанный кровью, он прижимался к ее волосам, заливаясь горючими слезами. Я безуспешно пытался отцепить его от тела.
Джейсон попробовал вмешаться, но в его голосе звучали испуг и растерянность:
— Что случилось? Какого черта тут произошло? Эллиот?
— Она мертва, — я сокрушенно покачал головой. — Она… мертва.
— Что?!
— Ее больше нет. — Едва сдерживая слезы, я осторожно отпустил запястье погибшей. — Лана умерла.
Действие II
Любой убийца может быть чьим-то старым другом.
1
До сих пор не могу поверить, что ее больше нет. Даже сейчас, когда прошло столько времени, это не укладывается в голове.
Кажется, стоит закрыть глаза, и я смогу коснуться Ланы, словно она сидит рядом. И все же ее здесь нет. Лана в иной галактике, в десятках световых лет отсюда, и с каждой секундой она все дальше.
Я где-то прочел, что ад представляют в ложном свете. Там нет никаких кипящих котлов, где мучают грешников. На самом деле ад — всего лишь небытие, отлучение от Бога. Не чувствовать его присутствия — уже само по себе ад. И поэтому я в аду. Обречен до конца своих дней влачить жалкое существование в пустоте, лишенный теплоты Ланы, ее света.
Знаю, знаю — хватит размазывать сопли. Никому от этого лучше не станет, и Лане уж точно. Но я жалею себя, бедолагу, которому надо как-то без нее жить.
В каком-то смысле Лана до сих пор со мной. Она будет жить вечно, обретя бессмертие в своих фильмах. Вечно молодая, вечно красивая — а мы, простые смертные, станем день ото дня стареть, дурнеть и сгибаться под грузом лет. В этом и есть разница между двумя и тремя измерениями, верно? Лана существует и сейчас, на кинопленках. На нее можно смотреть, но дотронуться уже нельзя. Нельзя обнять или поцеловать.
Выходит, Барбара Уэст в итоге оказалась права (хотя имела в виду совсем другое), когда однажды язвительно заметила: «Дорогой, надеюсь, ты не втрескался в Лану Фаррар. Актеры совершенно не способны любить. Лучше повесь на стену ее портрет и порадуй себя сам».
Как ни смешно, рядом со мной на столе портрет Ланы. Я пишу эти строки и смотрю на него. Старая фотография, с загнутыми краями, слегка пожелтевшая и потерявшая яркость. Она была сделана за несколько лет до того, как я встретил Лану. До того, как сломал ей жизнь. И себе. Впрочем, нет. Моя жизнь уже была сломана.
2
Ладно, мне надо кое-что вам поведать. Перед тем как я продолжу и объявлю, кто совершил убийство — и самое главное, почему, — я должен сделать признание. Это касается Ланы. О, сколько я мог бы рассказать! О том, как любил ее. О том, как мы дружили. Развлечь вас забавными историями. Я бы мог представить Лану в романтическом свете, насочинять о ней небылиц — в общем, нарисовать идеальный портрет, который не имел бы ничего общего с реальностью.
Однако это сослужило бы дурную службу и вам, и Лане. Нужен портрет (если у меня хватит духу его составить) наподобие того, что потребовал у живописца Оливер Кромвель[17] — «как есть, со всеми недостатками». Тут нужна правда.
А правда заключается в том, что, при всей моей любви к Лане, она оказалась не совсем такой, какой я ее себе представлял. У Ланы было множество секретов, даже от самых близких. Даже от меня.
Впрочем, не стоит судить ее слишком строго. Согласитесь, у каждого из нас есть тайны от друзей. У меня уж точно. И теперь я должен признаться. Поверьте, это не так-то просто. Мне совсем не хочется выбивать у вас почву из-под ног. Прошу только об одном: выслушайте меня до конца.
Представьте, что в воображаемом баре, где мы беседуем, я заказываю вам еще напиток и советую приготовиться. Я тоже выпью — уже не того безупречного мартини, как в старые добрые времена, а просто стопку водки, дешевого, дерущего горло пойла. Хочу успокоить нервы.
В самом начале повествования я обещал говорить только правду. Но, перечитав написанное, понял, что кое-где ввел вас в заблуждение. Я не солгал намеренно, смею уверить; я поддался греху умолчания.
Я говорил правду, и только правду. Просто не до конца. Однако поступил так из благородных побуждений: я хотел защитить подругу. Не мог предать ее доверие. Но мне придется нарушить свои принципы, иначе вы так и не поймете, что случилось на острове.
Итак, я обязан исправить свою ошибку. И осветить некоторые подробности, которые вам следует знать. Я вынужден обнародовать все секреты Ланы. И мои тоже, если уж на то пошло. Честность — штука непростая. Как обоюдоострый меч. Что ж, поехали.
Для начала давайте вернемся назад. Помните, когда вы впервые повстречались на страницах этой книги с Ланой, которая шла по улицам Лондона? Мы ненадолго переместимся туда — в тот ненастный день в Сохо, когда хлынувший дождь подсказал ей неожиданное решение сбежать на пару дней из сырой Англии в солнечную Грецию.
Подозреваю, моя первая и самая прискорбная недоговоренность случилась в начале истории, когда я позволил вам думать, будто Лана сразу же позвонила Кейт в театр, чтобы пригласить на остров. На самом деле между этими событиями прошло двадцать четыре часа. Сутки, в течение которых, как вы скоро убедитесь, очень много чего произошло.
3
Лана довольно долго шла по Грик-стрит, и тут у нее возникла мысль отправиться на остров. Она достала телефон, чтобы пригласить в поездку Кейт, но внезапно ливанул дождь. Начался настоящий потоп.