Почему у нас возникают те или иные желания? Каков наш мотив? По мнению господина Леви, на этот вопрос есть лишь один ответ: «Наш мотив — избавиться от страдания». Вот и всё. Просто и глубоко одновременно. В корне мотивации всегда страдание.
Это же очевидно. Все мы пытаемся избежать страдания и обрести счастье. И все поступки, которые мы предпринимаем, чтобы достичь этой цели — наши намерения, — и есть ткань повествования.
Так работает искусство построения сюжета. И если мы проанализируем эпизод, когда Лана пришла ко мне домой, можно понять, каким образом мой мотив опять-таки сводился к страданию. В тот вечер Лана так страдала, что мне было больно на нее смотреть. И предпринятая мной неловкая попытка облегчить ее состояние — а заодно и собственное — была моим намерением. А моя цель? Помочь Лане, конечно же. Преуспел ли я? К большому огорчению, здесь театр расходится с жизнью. В реальности не все складывается так, как вы запланировали.
Тем вечером, когда Лана добралась до моего дома, она была на грани срыва. Бедняжка держалась из последних сил. Ей хватило самую малость — всего-то пары бокалов, — чтобы потерять контроль и разрыдаться.
Я не видел ничего подобного. Лана ни разу при мне не теряла самообладание. Пугающее зрелище… Впрочем, наблюдать вырвавшиеся наружу эмоции всегда страшно. Особенно если страдает любимый человек.
Я пригласил Лану в гостиную — тесную комнату, заваленную по большей части книгами; одну из стен целиком занимал огромный книжный шкаф. Мы устроились на креслах возле окна. Сначала я налил нам по мартини, но вскоре Лана перешла на чистую водку.
Рассказывала она сумбурно, перескакивая с одного на другое без всякой логики, порой невнятно бормотала сквозь слезы. Наконец выговорилась и спросила, что я думаю: мог ли у Кейт с Джейсоном быть роман.
Я замялся, тщательно взвешивая ответ, и эта пауза оказалась красноречивее слов.
— Не знаю, — буркнул я, отводя глаза.
— Боже, Эллиот! — Во взгляде Ланы читалось разочарование. — Плохой из тебя актер. Так ты знал? — Она обессиленно откинулась на спинку кресла, понимая, что сбылся ее самый жуткий страх. — Давно ты в курсе? И почему ничего мне не сказал?
— Потому что я не уверен. Это всего лишь ощущение… И потом, Лана, какое я имею право вмешиваться…
— Ты мой друг, ведь так? Мой единственный друг… — Лана вытерла слезы с глаз. — А ты не думаешь, что Кейт прицепила свою серьгу к пиджаку нарочно, чтобы я ее обнаружила?
— Шутишь? Нет, конечно.
— Откуда такая уверенность? Это как раз в ее стиле.
— Вряд ли у Кейт хватило бы мозгов, если честно. По-моему, ни она, ни Джейсон не отличаются ни особым умом, ни добротой.
— Не знаю. — Лана пожала плечами.
— Зато я знаю. — Я открыл новую бутылку водки и, плавно переходя к своей теме, продолжил: — «Любовь не есть любовь, коли не может выдержать малейшей бури»[21]. Любовь — это не тайные интрижки, вранье и притворство.
Лана промолчала. Тогда я повторил попытку: мне было важно донести свою мысль.
— Послушай. Любовь — это взаимное уважение, верность и дружба. Как у нас с тобой. — Я взял ее за руку. — А эти двое недоумков — пустые, эгоистичные люди, которым не дано по-настоящему любить. Неважно, что между ними происходит, или им кажется, будто происходит, — это все ненадолго. Это не любовь. Первая же трудность, и их связь развалится.
Ответа не последовало. Лана молча смотрела в одну точку. Видеть ее в таком состоянии было невыносимо. Я вдруг разозлился.
— А давай я возьму бейсбольную биту и выколочу из него всю дурь! — Я шутил лишь отчасти.
— Да, будь так любезен. — Лана сумела выдавить вялую улыбку.
— Скажи, что ты хочешь — что угодно, — и я сделаю.
Лана уставилась на меня воспаленными глазами.
— Я хочу жить, как раньше.
— Хорошо. Тогда тебе придется высказать им все. Я помогу. Но ты должна это сделать. Ради собственного душевного здоровья. Не говоря уже о самоуважении.
— Высказать? И каким образом?
— Пригласи их на остров.
— Что? — изумилась Лана. — В Грецию? Зачем?
— С Ауры Кейт и Джейсону не сбежать. Они попадут в ловушку. Как нельзя лучше для разговора. Для выяснения отношений.
Лана пару мгновений обдумывала мое предложение.
— Решено, — она кивнула. — Я так и поступлю.
— Ты выскажешься начистоту?
— Да.
— На острове?
— Да. — Она снова кивнула, а потом вдруг испуганно посмотрела на меня. — Эллиот, а после того как я устрою этот разговор, что потом?
— Ну, — я слегка улыбнулся, — тут все зависит от тебя.
10
На следующий день я пил шампанское у Ланы на кухне. Она говорила по телефону с Кейт, а я внимательно наблюдал.
— Ты поедешь? На остров, на пасхальные каникулы!
Я был под впечатлением. Лана устроила безупречное представление. Без подготовки, да еще великолепно владела собой — ни намека на вчерашнее отчаяние… Она говорила бодро, легко и беззаботно.
— Будем только мы. Ты, я, Джейсон и Лео. И, конечно, Агати… Не знаю, стоит ли звать Эллиота, в последнее время он совершенно несносен…
При этих словах Лана подмигнула мне, а я в ответ показал язык. Она беззвучно засмеялась и добавила в трубку:
— Ну, что скажешь?
Мы с Ланой затаили дыхание, а затем она с улыбкой прощебетала, обращаясь к Кейт:
— Отлично, отлично! Договорились. Пока! — Повесила трубку и посмотрела на меня. — Поедет.
— Отлично сработано! — Я зааплодировал.
— Благодарю. — Лана слегка поклонилась.
— Занавес поднят. Представление начинается.
11
В течение следующих дней жизнь Ланы напоминала спектакль. Как будто она участвовала в бесконечной импровизации, оставаясь в образе с утра до вечера, прикидываясь кем-то другим. Правда, фокус был в том, что Лана прикидывалась собой.
«Глубокий вдох, плечи вниз, улыбаемся широко», — каждый раз перед прослушиванием Лана, будто мантру, повторяла советы Отто. Теперь они снова пригодились. Лана играла прежнюю себя — ту, какой была несколько дней назад. Играла так, что никто не догадывался, что ее сердце разбито, а сама она в отчаянии и безмерно страдает.
Мне часто приходит в голову, что жизнь — это спектакль, а все окружающее — лишь декорации. Имитация реальности, не более. И только когда смерть отбирает любимого человека или существо, с наших глаз спадает пелена, и мы видим, насколько искусственно все, что нас окружает. Виртуальная реальность, в которой мы обитаем.
Внезапно становится ясно, что жизнь — штука хрупкая и не длится вечно; будущего не существует, и наши поступки не имеют значения. В отчаянии мы воздеваем руки к небу, воем и кричим, а потом в какой-то момент все равно чистим зубы, едим и одеваемся. И как бы тошно ни было внутри, мы повторяем привычные рутинные действия, как заводные игрушки. Потихоньку нас снова убаюкивает иллюзия, и мы забываем, что все это лишь спектакль, в котором каждому отведена своя роль. И так до тех пор, пока следующая трагедия не прервет наш сон.
Очнувшись от забытья, Лана особенно остро осознала, что все ее отношения были лишь видимостью, ее улыбки — фальшивыми, а игра — бездарной. К счастью, никто ничего не заметил. Больше всего ранило то, как легко оказалось обмануть Джейсона. Лана не сомневалась: муж сразу почувствует ее боль, поймет, насколько трудно ей даются самые простые действия — пройти мимо него, перекинуться парой фраз. Как страшно смотреть ему в глаза. Ведь Джейсон тут же прочтет все чувства Ланы в ее взгляде!
Ничего Джейсон не прочел.
Лана задумалась. «Неужели он всегда был таким? Настолько равнодушным? Наверное, считает меня круглой дурой. Видно, у него совсем нет совести…»
Но вдруг — Лана не исключала такую возможность — совесть Джейсона чиста, потому что он невиновен?.. Подозреваю: когда Лана собирала чемоданы в поездку, несколько часов, проведенных у меня дома, показались ей дурным сном. Истерика, слезы, клятвы мести — все это было не по-настоящему, просто она перебрала с водкой. А настоящее — вот оно; например, одежда в ее руках, одежда, которую она выбрала и купила для любимого мужчины. Чувствовала ли Лана, что соскальзывает обратно в блаженное неведение?
Не зря следующие несколько дней она старалась меня избегать. Не брала трубку, когда я звонил, а на мои текстовые сообщения приходили односложные ответы. Я все понимал. Не забывайте, мы с Ланой были очень близки, и я знал, что творится у нее в голове.
Конечно, Лана пожалела, что рассказала мне об измене мужа — и тем самым сделала ее реальной. А теперь, вывалив на меня все свои подозрения и обиду, решила оставить тяжелую ношу у меня в квартире и забыть эту историю.
К счастью, я был рядом, чтобы напомнить.
12
С того момента, как я ступил на Ауру, стало ясно, что Лана меня избегает. В манере ее поведения чувствовалась некая отстраненность. Холодок, не заметный постороннему глазу, однако я ощутил его тут же.
Я пошел к себе в комнату разложить вещи. Мне там очень нравилось: выцветшие зеленые обои, мебель из сосны, кровать с четырьмя столбиками. В комнате пахло старым деревом, камнем и свежим бельем. Я много лет останавливался именно в ней, нарочно оставляя частички себя — любимые книги на полках, лосьон после бритья, солнцезащитный крем, очки для плавания, шорты. Все это преданно меня дожидалось.
Разобрав вещи, я задумался, как вести себя дальше. И решил, что лучше всего откровенно поговорить с Ланой и напомнить ей истинную цель нашей поездки. Я заготовил небольшую речь, дабы призвать подругу не прятать голову в песок и вернуться к реальности.
Я пытался поговорить с ней весь вечер, но Лана ни на миг не оставалась одна. Без сомнений, она меня избегала. В наш первый вечер на Ауре я внимательно за ней следил. Изучал ее, пытался угадать мысли. Неужели эта женщина всего три дня назад рыдала на моем диване? А теперь недрогнувшей рукой вонзает нож — нет, не в сердце мужа, в жареное мясо, чтобы отрезать супругу очередной кусок. Да еще с такой убедительной, искренней улыбкой, с таким умиротворенным и счастливым выражением лица, что даже я чуть не поверил.