Дружные наскоки психов на дверь походят на репетицию плясового ансамбля, оттачивающего групповой танцевальный элемент. Для полноты картины не хватает лишь бодрой музыки наподобие польки или канкана. Впрочем публика – наши с «танцорами» буйнопомешанные собратья, – все равно в восторге и выражает свою признательность, молотя в двери собственных боксов. И впрямь, когда еще в «зоопарке» случится подобное веселье! Ради такого зрелища можно даже стерпеть успокоительные электроразряды. Главное, не проморгать самое интересное, дабы было потом что вспоминать во время унылых изоляторных будней, вся культурная программа которых состоит из кормежек, периодических посещений под конвоем душевой да ежеутренних обходов врачей.
Единственный пациент «зоопарка», кому это шоу не доставляет радости, естественно, я. Но так или иначе, а отдавать себя на растерзание маньякам Тихон Рокотов не собирается. Пусть даже в последние полгода жизнь моя катилась под откос и дорожить ею сегодня было, в общем-то, глупо. Офицерская карьера, репутация, жена, которая сразу подала на развод, едва меня объявили сумасшедшим и отправили в психушку… И все из-за сделанной скрытой камерой видеозаписи, на которой я битый час бранюсь вслух со Скептиком и которая затем легла на стол моего командования в штабе Сибирского военного округа. После чего опытный полевой инженер-кибероператор, капитан Рокотов был немедленно отправлен в досрочную отставку по состоянию душевного здоровья.
Трагедия? Не то слово. Тотальный крах, или, если угодно, локальный Апокалипсис одной отдельно взятой жизни… Однако вот ведь парадокс: находясь в клинике, я не однажды помышлял о самоубийстве и зарекался, что, как только мне выпадет шанс свести счеты с жизнью, я непременно им воспользуюсь. И что в итоге? Шанс мне выпал лучше не пожелаешь, а я вдруг забываю про свою клятву и иду на попятный. Сдрейфил, одним словом. Оказывается, что жалкое существование, какое я ныне влачу, тоже обладает своими прелестями, променять которые на вечный покой в сырой земле не так-то легко.
Драться с семью громилами одновременно я не планирую, ибо в этом случае они живо помогут мне сдержать вышеупомянутую клятву. Все, что нужно, это не дать зажать себя в угол и не подставляться под удары. Иначе говоря, применить тот самый прием самообороны, которым в той или иной степени владеет каждый из нас. То есть старый, как мир, но всегда эффективный метод борьбы с сильным противником – стремительное бегство.
Некогда гадать, поможет ли оно мне в заканчивающемся с обоих концов тупиками коридоре. Перво-наперво туда нужно попасть, а уже потом бегать наперегонки с убийцами. Не прошло и года, как я, уступая дорогу молодым спортсменам, отыграл свой прощальный матч за сборную Округа по футболу, поэтому еще помню технику прорыва обороны противника. Всего-то дел – бегать зигзагами и уворачиваться от тех, кто намеревается мне помешать. Правда, в такой агрессивной игре, что мне вот-вот предстоит, я еще участия не принимал. Ну да разве в данный момент это отговорка?
Через полторы минуты дверь под вражеским натиском поддается и с треском рушится. Тактика крепостного тарана, которую применили громилы, приносит закономерный результат. Пластиковая перегородка лопается поперек и выпадает из косяков, а я теряю свою единственную защиту. Но не успевают обломки двери грохнуться на пол, а я уже мчусь к выходу, пытаясь снова вжиться в шкуру форварда, идущего в атаку на ворота противника. Пусть без мяча и не по правилам, зато с искренним желанием прорваться к цели и завоевать победу. Которая кажется сейчас еще более недостижимой, чем шанс продувающейся с разгромным счетом команды отыграться за пять минут до финального свистка.
Когда я сталкиваюсь с противником, четверо из семи психопатов все еще перегораживают проход, а остальные у них за спинами готовятся к следующему удару. Поэтому, пока вояки не сунулись в бокс, я вырываюсь оттуда, будто выпущенная из клетки дикая птица. Шибанув с разгона плечом торчащего у меня на пути ублюдка, я сбиваю его с ног и прошмыгиваю в брешь, что образуется в неровном строю противника. А затем лихим финтом меняю направление бега, проношусь перед второй вражеской группой и во все лопатки мчусь прочь.
Реакция у парней, надо отдать им должное, отменная. Я проделал свой маневр без единой заминки, но вояки все-таки среагировали на него и чуть было не предотвратили мой прорыв. Прежде чем я убегаю от них, меня так или иначе пытается схватить каждый из психопатов, даже тот, которого я уронил на пол. Я терплю тычки в плечи и спину и чудом успеваю вырвать щиколотку из сомкнувшихся на ней вражеских пальцев. Что ж, пора проверить, каково оно, мое нынешнее счастье – мимолетное или Фортуна раздобрилась и предоставила мне в этой игре фору покрупнее.
Бежать я могу лишь в двух направлениях: к выходу из изолятора и противоположному – дальнему, – концу коридора. Пример несчастных медбратьев показателен: ломиться в запертые ворота и взывать о помощи столь же бессмысленно, как умолять о том же Небеса – все равно не ответят. Альтернативный путь спасения выглядит гораздо привлекательнее. И не только потому что он длиннее, а значит, дает больше пространства для маневров. Прежде всего мое внимание привлекает огромное, во всю стену, окно, находящееся в торце коридора и являющееся заодно пожарным выходом. За окном виднеется узенькая, обнесенная перилами площадка, а с нее, надо полагать, ведет вниз не заметная из здания лестница.
Мне – пациенту – невозможно открыть аварийный выход самостоятельно, равно как и выбить запечатывающую его прозрачную перегородку. Все, кто мог бы помочь сейчас моему горю, мертвы и их растерзанные тела устилают коридор, ставший похожим на поле средневековой сечи. Казалось бы, безнадежная ситуация, но я не отчаиваюсь и, более того, даже слегка воодушевляюсь.
На то имеется достаточно веская причина. Окно-выход сильно изменилось с тех пор, как я видел его в последний раз. Оно сплошь покрыто трещинами и чуть выдавлено наружу, а под ним лежат два окровавленных тела с переломанными конечностями и свернутыми набок шеями. Очевидно, именно эти тела, будучи брошенными с чудовищной силой, врезались в противоударное стекло и ослабили его в проеме. Хватит ли у меня сил разбежаться и протаранить плечом утративший прочность барьер? Выяснить это можно лишь экспериментальным путем. Причем повторить сей головоломный в полном смысле слова эксперимент уже вряд ли повезет.
Наша короткая погоня по изолятору поневоле напомнила мне годы детства, когда я с друзьями вот так же, очертя голову, носился порой на переменах по школьным коридорам. Топот, гогот, азарт, щекочущий нервы страх перед строгими учителями и море незамутненной радости в душе. Прямо утро ностальгических воспоминаний, честное слово! Разве только от беготни босиком по залитому кровью полу мне вовсе не смешно, да и адреналина в крови бурлит на порядок больше.
Даже немой тургеневский Герасим, помнится, умел издавать примитивные мычащие звуки, а несущиеся за мной психопаты продолжают хранить гробовое молчание. Кроме бешеного топота семи пар босых ног, никаких больше звуков позади меня не раздается. Что за массовый душевный недуг поразил моих врагов-спецназовцев? Уж не угодили ли они невзначай под воздействие психотронного оружия? Каждый из этих парней по сути такой же, как я, военный инвалид, выпавший из седла в самый неподходящий момент жизни – когда ты еще физически здоров, полон сил и желаешь дослужиться до более высокого звания. Единственное наше отличие состоит в том, что я до недавнего времени умудрялся скрывать свое раздвоение личности и лишь по досадному недоразумению – читай, собственной безалаберности, – афишировал эту губительную для себя тайну. Можно еще поспорить, на самом ли деле капитан Рокотов – параноик или же он действительно являет собой уникальную личность, носителя двух полноценных независимых разумов. Увы, но умственное помешательство моих сегодняшних врагов и одновременно собратьев по несчастью не вызывает ни малейшего сомнения.
Я понятия не имею, чем завершится мой прыжок в окно и удастся ли мне удрать по пожарной лестнице, если затея выгорит. Мчась по коридору, я уверен, что успею прыгнуть – вояки тоже резво бегают, но в этой атлетической дисциплине я могу тягаться с ними почти на равных. Сосредоточившись на растрескавшемся стекле, я уже представляю, как оно захрустит под моим плечом, и готовлюсь к тому, что это может оказаться весьма болезненно. Как и спуск по крутой стремянке, на которой босиком и в спешке легко свернуть себе шею или сломать ногу. Но я тешусь мыслью, что у меня непременно все получится. Не может не получиться, ведь должна же, черт побери, быть на белом свете справедливость!
Мне остается пробежать до спасительного выхода всего ничего, когда вероломная Фортуна внезапно лишает меня своего покровительства. Причем в до обидного неподходящий момент. Нет, я не поскользнулся в луже крови и не запнулся за валяющийся на полу труп. В постигшей меня неудаче фактически нет ничьей вины. Даже устроивший мне такую подлянку дежурный общего стационара, и тот по-своему прав. Он всего лишь соблюдает инструкции, разве только вспомнил о них малость запоздало и крайне несвоевременно.
То, что фриз-комбинезоны бунтарей почему-то не функционируют, и ежу понятно. Вряд ли коменданты и медбратья кинулись бы врукопашную, не испробовав сначала все дежурные методы подавления беспорядка. Глядя на неукротимых громил, я решил было, что и мы – запертые по палатам пациенты, – тоже можем больше не бояться своих «смирительных рубашек». Однако думать так – большое заблуждение. Когда охрана за воротами «зоопарка» поняла, что северное крыло клиники перешло под власть психопатов, дежурный на главном пульте без раздумий обездвиживает на сей раз всех без исключения обитателей изолятора. И сразу же выясняется, кто по-прежнему подвержен усмирению, а для кого этих мер, к сожалению, недостаточно.
Я, как нетрудно догадаться, принадлежу к категории неудачников. Внезапно включившийся фриз-режим комбинезона стреноживает меня прямо на ходу, отчего я как бегу, так и падаю ниц. После чего достигаю-таки вожделенной цели, жаль только, не вольным беглецом, а беспомощным паралитиком. Сейчас я могу лишь вращать головой, да и то с большим трудом, поскольку, споткнувшись, треснулся ею о то самое стекло, которое планировал выбивать плечом. Разница между мечтой и реальностью, разумеется, очень чувствительна. Ну а результат можно описать в двух словах: полный провал. Впрочем, даже умудрись я вышибить окно головой, толку от этого все равно не было бы.