– А сколько Лопес требует?
– Пять тысяч песо.
Я пожал плечами.
– Выкуп, прямо скажем, не королевский.
– К счастью, он не знает, что захватил в плен маркиза. Но дело в том, что даже если бы сеньора и могла собрать требуемую сумму, она все равно не в состоянии доставить выкуп Лопесу, который орудует далеко на севере, в Леоне. Однако, поскольку вся провинция Бахио сейчас находится в руках революционеров, это, думаю, послужит некоторой гарантией того, что, получив выкуп, Лопес сдержит слово.
Падре кивнул в сторону Изабеллы.
– И мы с сеньорой придумали план, совсем не сложный. Мы обеспечиваем ей безопасный проезд до Леона, а также берем на себя уплату выкупа, который требует Лопес. В благодарность за это мы получаем половину спрятанного маркизом золота. Сеньора уверена, что общая сумма составляет около двухсот тысяч песо.
– Да, именно столько муж выручил от продажи рудников, – подтвердила Изабелла.
Падре поднял руки и улыбнулся мне.
– Видишь, как все просто, Хуан? Ты будешь сопровождать сеньору маркизу и дона дель Мира, племянника ее мужа, в Леон. Там ты уплатишь выкуп, затем вы получите золото, ты заберешь половину и доставишь мне сюда.
Я постарался сохранить невозмутимое выражение лица.
– Да, падре, проще некуда.
Затем Идальго заявил гостям, что ему нужно поговорить со мной наедине, и они удалились. Изабелла, уходя, одарила меня лучезарной улыбкой.
Как только они с Ренато вышли за дверь, я сказал:
– Все в порядке, падре. Мне всего-то только и нужно будет, что сопроводить этих людей сотни миль по территории, где за каждым поворотом встретишь или вице-королевский патруль, или шайку грабителей с большой дороги. Если ни те ни другие не поймают меня и не убьют, я заплачу этому Лопесу, называющему себя генералом, выкуп. Будем надеяться, что он не подвесит меня над костром и не станет поджаривать мне пятки, чтобы узнать, где спрятаны остальные деньги. Предположим, я смогу его провести, освобожу маркиза, установлю местонахождение клада и даже получу половину золота, не дав дону Умберто себя убить. После этого мне останется всего лишь снова, но уже не с пустыми руками, проскользнуть мимо вице-королевских патрулей и bandidos и доставить золото сюда.
Я был несколько смущен и, чтобы падре не посчитал меня трусом, заключил:
– Это просто пустяк по сравнению с тем, что вы делаете каждый день.
– У каждого из нас свой долг, Хуан. Согласен, я даю тебе весьма опасное поручение. Поэтому я не приказываю тебе, а лишь прошу помочь. Думаю, ты и сам понимаешь, как пригодится нам золото маркиза.
Я пожал плечами.
– Сто тысяч песо – большие деньги. Честно говоря, именно столько обещает вице-король за вашу жизнь наемным убийцам.
– Я бы с радостью отдал ее за избавление нашего народа от ужасов войны. Будь от этого прок, я не задумываясь сам сдался бы в руки этим убийцам.
– Когда мы должны выступить в Леон, падре?
– Рано поутру, но только мы пойдем не прямиком в Леон. Ибо самая короткая дорога – это одновременно и кратчайший путь в лапы вице-королевских сил. Мне нужно, чтобы ты передал мое послание Хосе Торресу, который действует где-то в районе Гвадалахары. Это удивительный человек, простой батрак... Знаешь, он попросил меня разрешить ему с горсткой приверженцев пойти на Гвадалахару. Сначала я не принял это всерьез, но есть в Торресе что-то внушающее доверие. Мне докладывали, что он уже добился в тех краях определенных успехов. Я дам тебе для него письмо. Будем надеяться, что ты сможешь найти Торреса.
– А что представляет собой этот генерал Лопес?
– Никакой он, разумеется, революционерам не друг и не союзник, а самый настоящий разбойник и убийца, но далеко не глупец. И если даже гремучая змея предупреждает перед нападением, то он – никогда. И вот что, Хуан, будь осторожен с племянником маркиза: сейчас он в нас нуждается, но все равно остается гачупино. Боюсь, что как только они получат золото, этот тип попытается от тебя избавиться.
Про Изабеллу падре ничего не сказал. Не знаю уж, рассказала ли ему Марина нашу историю или нет, однако я предпочел не поднимать этот вопрос. Тем паче, что и сам толком не мог разобраться в собственных чувствах.
Идальго похлопал меня по плечу.
– Хуан, назвав тебя своей правой рукой, я выразил далеко не все, что ты для меня значишь. Ты – мои глаза и уши, и потому мне тяжело даже ненадолго с тобой расставаться. Но поверь, эта миссия чрезвычайно важна. Золото маркиза даст нам возможность купить пушки и мушкеты.
Когда я был уже у самой двери, падре неожиданно сказал:
– Мехико – исключительно прекрасный город. Подобная красота встречается очень редко и воистину драгоценна. Это дар Божий, и разрушить столицу Новой Испании было бы великим грехом.
99
Ренато ждал меня снаружи.
– Мне понадобится хороший конь, – сказал он, – вернее, даже два: один про запас. Приведи-ка мне лучших лошадей в лагере, чтобы я мог выбрать. Мое седло...
Хотя я и не мог видеть себя со стороны, однако представляю, как перекосилось при этом мое лицо. Изабелла испуганно схватила его за руку:
– Ренато...
Я шагнул вперед, так что наглецу пришлось отступить.
– Послушайте, сеньор Племянник, если из вашей глотки еще не хлещет кровь, а ваши причиндалы еще болтаются между ног, то это единственно благодаря тому, что падре попросил меня помочь Изабелле. Но вы к этому отношения не имеете, и если продолжите вести себя подобным образом, то клянусь: я вырежу вашу печень и скормлю ее дворнягам.
Изабелла подошла так близко, что я почувствовал тонкий аромат ее духов.
– Хуан, я прошу простить Ренато. Он только что из Испании и не знает, что ты был... что ты кабальеро. Пожалуйста, не надо воспринимать это как оскорбление. Я нуждаюсь в твоей помощи: неужели ты мне откажешь?
– В последний раз, когда я откликнулся на подобную просьбу, меня едва не убили, – с усмешкой ответил я. – Однако падре – мой командир, и раз он приказывает, я верну любимого мужа в твои объятия, а его золото послужит нашему делу.
– Спасибо, Хуан, это все, чего я хотела.
– Мы отправляемся на рассвете, – сказал я и кивнул на загон с лошадьми. – Выберите для себя животных и будьте готовы за них заплатить. Шестерых мулов из упряжки мы тоже используем.
– Используем для чего? – спросил Ренато. – Они предназначены, чтобы везти карету маркизы.
– Ну, в экипаже она точно не поедет.
– Но не может же Изабелла...
– Я кажусь вам безнадежным глупцом? Или это вы настолько бестолковы, что не можете понять, что за поездка нам предстоит?
Ренато напрягся и потянулся за кинжалом. Изабелла снова схватила его за руку, я же молился о том, чтобы наглец обнажил клинок.
– Ренато, ты должен извиниться перед Хуаном! – потребовала Изабелла.
Вряд ли она оскорбила бы его хуже, влепив пощечину.
– Все в порядке, сеньора маркиза, – усмехнулся я. – Если мне потребуются извинения этого типа, я их из него выбью.
– Ренато! – Она удержала его руку с кинжалом. – Сейчас же прекрати!
Он сделал медленный, глубокий вздох, и прямо на глазах у меня произошла удивительная метаморфоза: глаза Ренато остекленели, словно он нанюхался дурманящего порошка, а губы скривились в улыбке.
– Примите мои извинения... сеньор.
Меня от его слов чуть не стошнило. Сам я, спору нет, далеко не ангел, но и змеиных повадок за мной сроду не наблюдалось. Человек чести обнажает оружие. А если кто-то, несмотря на дикую злобу, способен проглотить оскорбление, то это говорит о его коварстве.
– Экипаж мы взять никак не сможем, – заявил я. – Это замедлит продвижение и может привлечь внимание bandidos. Лучше использовать подвесной портшез: это позволит в случае надобности покинуть главную дорогу, если мы вдруг встретим вице-королевский патруль или разбойничью шайку. Двоих мулов приспособим под портшез, остальных – под вьюки с припасами. Кстати, у хозяина вон того заведения, – я кивнул в сторону гостиницы, – такой портшез имеется. Так что сходите к нему и купите.
Оставив Изабеллу и племянника, я отправился на конюшню и обнаружил там Марину.
– Мне нужны четверо vaqueros, – заявил я ей. – Хорошие наездники и бойцы, которые умеют пользоваться мачете не только для рубки агавы. Еще мне нужно...
– Все уже готово, сеньор lépero. Нынче утром падре велел мне позаботиться обо всем необходимом, включая и почетную стражу. У меня есть для тебя дюжина молодцов, все отменные наездники, стрелки и вообще храбрецы. Каждый вооружен мушкетом, пусть старым и ржавым, но все-таки... Правда, на каждый мушкет имеется только по одной пуле.
Она усмехнулась.
– Как видишь, падре многому у тебя научился: я имею в виду ведение партизанской войны.
– Как это получается, сеньорита, что я последним узнаю о переменах в своей жизни?
Марина изобразила на лице кисло-сладкую улыбку.
– Возможно, это потому, Хуан, что ты и сам толком не знаешь, как распорядиться своей жизнью. Ведешь себя как разъяренный бык, взбесившийся оттого, что его искололи бандерильями. Бросаешься вслепую куда ни попадя, и никто не знает, какого мужчину ты в следующий момент поднимешь на рога и какую женщину подомнешь под себя.
Я обнял Марину, и мы договорились, что, прежде чем залезть к ней в постель, я съезжу на озеро и искупаюсь.
Вернувшись, я задал Урагану корма и объяснил ему, что завтра мы поедем на север.
– По-прежнему разговариваешь с лошадьми?
Оказывается, Изабелла незаметно вошла в конюшню и стояла у меня за спиной. Она покачала головой и продолжила:
– Это страшно раздражало меня, Хуан, еще когда ты ухаживал за мной в Гуанахуато. Я в таких случаях начинала сомневаться, кого ты больше любишь – меня или коня.
Ураган тихонько заржал. Я потрепал его по холке.
– Лошади отличаются большей верностью, чем женщины.
– Согласна. А еще их можно морить голодом, бить, загонять до смерти, и все, что им нужно, – это несколько пригоршней овса. Женщины требуют гораздо большего.