– Он атакует меньше, чем нужно, и ему следует поработать над скоростью.
– Ойибо – наш самый быстрый боец, не считая Рунако. Ей-Богине, почему, ты думаешь, Джавьед предложил ему заниматься с нами? Почему, думаешь, я отправил его с тобой на ту тропу в стычке против Индлову?
Тау задумался над его словами.
– Ойибо – великолепный боец, – продолжил Хадит, – но он дерется с тобой, будто ребенок, который надеется научиться драться у своего отца.
Тау вспомнил, каково ему было заниматься с Ареном. Отец представлялся ему богом, который способен предвидеть, предсказывать его движения, парировать удары – и все с терпеливой улыбкой на лице и всегда готовый его подбодрить.
– Ты не знаешь, каково это, – Хадит поднялся, смахивая землю со своего гамбезона. – Мы все усердно трудимся, но ты встаешь раньше всех и позже всех ложишься. Мы все хотим стать лучше, но нам нужно и другое. Я нахожу время смеяться, играть, выпивать. Я нахожу время… Тау, ты словно живешь только ради этого.
Тау поморщился.
– Это ошибка – думать, что у тебя есть время на остальное.
– А разве нет? Разве у нас нет времени на жизнь? Только на войну?
– Меч, обучение, совершенствование – вот средства для достижения цели.
– Ты так сильно хочешь убивать хедени?
Тау не ответил.
– Или кого-то еще? Ты тренируешься так, будто хочешь стать Ингоньямой.
– Мы не можем, – сказал Тау. – Кровь слишком слаба.
– Значит, Богиня дает нашему врагу надежду. Я на твоей стороне, и меня бросает в дрожь, когда я представляю, что ты становишься Ингоньямой.
– Я буду драться с Ингоньямой, – произнес голос у Тау за спиной. – Я буду со всеми драться.
Тау повернулся и, прежде чем увидел, кто это, его губы начали расплываться в улыбке.
– Большой человек.
– Маленький демон, – парировал Удуак, и Тау поморщился. – Я пришел взять реванш.
Позади Удуака стояли Джавьед и Анан. Они тоже улыбались, хотя Анан выглядел бледным и взгляд у него был мутный. Масмас, выпитый накануне, не прошел даром.
– Как только пожелаешь, – сказал Тау Удуаку и двинулся к нему с распростертыми объятиями.
Удуак, похоже, этому удивился. Тау и сам был удивлен. Удуак больно похлопал его по спине, и оба, слегка смущенные, отошли друг от друга.
– Рад встрече, – сказал Тау.
– Рад встрече, Тау Соларин, – ответил Удуак.
– Если вам двоим нужно уединиться… – прошептал Хадит достаточно громко, чтобы все услышали, и кашель Чинеду смешался со смехом. Яу хихикнул, а Ойибо выглядел растерянным.
– Да-да, рад встрече, – проговорил Джавьед, в уголках его рта играла улыбка. – Давайте начнем.
Пятерка Джавьеда превратилась в шестерку, и они прозанимались все утро, пока к ним не присоединились остальные посвященные Чешуя. Затем тренировка продолжалась до захода солнца.
После ужина Тау вернулся на поле. Ойибо, Яу и Удуак тоже пришли. Хадит остался с остальными, где был самим собой – общался, шутил, был другом, которому можно было доверять.
Он обращался со своими братьями по оружию как хороший предводитель. Тау восхищался этим и думал, что Хадит, возможно, прав. В жизни нужен баланс. И Тау решил поработать над этим.
Но к следующему утру позабыл о своем решении. Каждый промежуток следующего лунного цикла Тау, если не спал, проводил на тренировочном дворе, а каждую ночь – ворочался на койке. Он чувствовал вину за то, что отстранился от остальных. Пытался выбросить демонов из головы и спать спокойно. Но ничего не выходило, и он предпочел сосредоточиться на том, что было впереди, лишь бы не сойти с ума.
В следующей стычке его Чешуй должен был победить. Победа давала им шанс на Королевскую Сечу. Выход туда давал шанс на стычку против Чешуя Осы, Чешуя Келлана, а этого Тау хотелось больше всего на свете.
Если Тау выпадет сразиться с Келланом, он сможет убить его на поле боя и сказать, что это произошло случайно. Омехи сочли бы это трагическим и постыдным концом для столь многообещающего Вельможи – погибнуть от рук Меньшего. Но наказания за это Тау бы не понес. В сече погибали каждый цикл. Каждый цикл.
Тау твердил себе, что именно ради этого старался так усердно. Ради мести. Убеждал себя, что не любит каждый промежуток такой жизни, что в ней нет места радости и удовольствию. Была только ненависть, боль и ярость. Но он любил все это – занятия, тренировки, мечи.
Хадит считал иначе. Он хотел выкраивать время на жизнь, на игры, но их мир находился в состоянии войны, и это значило, что их жизнью был меч. Это значило, что единственной их игрой был бой. И в предстоящей стычке Тау намеревался показать, каким хорошим он был игроком.
Милость
В самый жаркий день за весь цикл дела шли не очень хорошо. Бой продолжался уже дольше обычного, и больше половины Чешуя Джавьеда оставалось в игре, равно как и две трети воинов цитадели. Они сражались на горной площадке, что было на руку Индлову, которые могли использовать каменистую местность, чтобы избегать противостояний более трех к одному.
Шестерка Джавьеда сократилась до четверки – Хадита, Удуака, Ойибо и Тау. Яу сразила первая волна Ослабляющей, и, пока он был без сознания, Индлову выбили его из игры. Чинеду пал несколько мгновений спустя, когда пытался прийти в себя возле узкого прохода, где укрылись несколько Индлову. Стычка превратилась в череду коротких наскоков и отступлений среди крошечных скал, которыми было усеяно поле, и Хадит опасался отправлять своих людей в полномасштабную атаку.
Тау знал: он беспокоился из-за Ослабляющей. Они не сумели ее изолировать, и после ее волны прошло уже более половины промежутка. А значит, она была готова снова применить свой дар.
– Мы не можем торчать тут целый день, – сказал Тау Хадиту, смахивая со лба струйку пота. Они ютились за скальным выступом и выглядывали поверх него. В двадцати шагах несколько Индлову держали позиции в импровизированном бастионе из валунов. Тау не знал наверняка ни сколько их там было, ни была ли с ними Ослабляющая.
– Это понятно, – пробормотал Хадит.
– Нужно что-то сделать.
– Например? Предлагаешь мне выпустить из задницы драконов?
– Спокойно, – прогремел Удуак.
– Она должна быть там, – заявил Хадит. – Иначе быть не может.
– А если нет, и мы войдем… – вмешался Рунако своим тоненьким голосом.
Хадит покачал головой.
– Она там. Я ее чувствую. Приготовьтесь, вы все. Идем в три зубца. Я во главе среднего, Тау слева, Удуак справа.
Это было опасно. Если выпад не удастся, они потеряют слишком много людей и уже не выиграют стычку.
– Да пребудет с вами Богиня, – сказал Хадит.
– Если Она еще не с ними, – прошептал Темба, пока они выстраивались в три зубца.
Ойибо зыркнул на Тембу – в устрашение болтливого посвященного, – а потом взглянул на Тау, ища одобрения. Тау кивнул. От этого обожания было немного неловко, но Ойибо был хорошим бойцом, и Тау был готов простить за это любые неловкости.
Хадит проверил построение трех зубцов. Все стояли на своих местах. Тау в сопровождении восьмерых бойцов предстояло взбежать по левому склону холма, Хадит должен был наступать по центру, а Удуак – справа. План был прост. Тау надеялся, что он сработает.
Хадит глянул на Тау и изогнул бровь. Тау указал пальцем в сторону Индлову. Ему хотелось ринуться в бой.
– Где мы бьемся! – прокричал Хадит.
– Мир горит! – прогремели двадцать семь Меньших, оставшихся от Чешуя Джавьеда, выбираясь из своего редута и устремляясь вверх по холму. Они были достаточно рассредоточены, чтобы Ослабляющая, если она там была, не смогла поразить их всех.
И она там была. Тау увидел ее за одним из больших камней. Она поднимала руку в его сторону.
– Сик! – выругался Тау, когда его поразила волна ослабления, забросив его душу в Исихого.
Вой ветра был оглушительным, небо непроглядным, а когда Тау представил, какие ужасные твари могут скрываться за камнями, у него заледенела кровь. Он оглянулся на своих товарищей. Совокупное свечение остальных восьми бойцов слепило глаза, и их сразу заметили.
Из мглы возникли демоны – ужасные и бесформенные. Они лаяли и завывали – истинные хищники, вышедшие на охоту. Тау услышал, как его товарищи завопили от страха, но их голоса приглушили силы, которые контролировали это место. Многие прижались к земле, кто-то сорвался и пустился наутек, словно отсюда было куда бежать. Тау стиснул зубы, думая: «Раз уж ты в темном мире, не останавливайся». И, вскинув мечи, ринулся вперед. Его сердце колотилось, переполненное ослепляющим страхом.
– Мир горит! – проревел он, врезаясь в демонов и проходя сквозь них, а потом возникая в окружении горького жара, резкого света и божественного благословения – в Умлабе. Он споткнулся, едва не упал, попытался выпрямиться, но мир вращался в головокружительном вихре – когда он заметил и изо всех сил постарался не упустить из виду ошеломленную Ослабляющую, которая стояла всего в нескольких шагах впереди.
Она уже опустила руки и неверяще смотрела на Тау. Он оглянулся туда, откуда пришел. Его клин пребывал в полном разладе – на ногах не осталось никого. Ближе всех находился Ойибо, и тот стоял на коленях, опустив голову и тяжело вздымая грудь.
Волна Ослабляющей получилась особенно краткой. Это была ее обязанность – выпустить их, прежде чем нападут демоны, но она с этим даже перестаралась. Благодаря уроку, полученному от Зури, – когда он узнал, как ускользнуть душой в темный мир, – вынужденный переход стал для Тау менее ошеломляющим. Ослабляющая ослабила его, но не сломила.
Он тряхнул головой, надеясь сорвать последние крюки, которые ощущал на себе из-за путешествия в Исихого. У него путались мысли, но ему хватало собранности, чтобы знать: нужно бежать к Ослабляющей, пусть теперь она съежится от страха. Он сделал несколько шагов и уже почти ее достиг, когда из-за валунов, приветствуя его бронзой, возникли двое Индлову – Вельможи, поставленные ее охранять.
Тау рубанул по ближайшему, но его атака вышла преждевременной и неуклюжей – виной тому было его пребывание в Исихого. Один Индлову его заблокировал, а другой – замахнулся, целясь Тау в голову. Его спасли лишь инстинкты. Тау припал к земле, и меч противника просвистел у него над головой.