Тау, наблюдая за всем происходящим, не мог отделаться от мысли, что Хадит бы, наверное, пришел в восхищение от ксиддинского шула. Из слов вождя было понятно, что власть шула не была абсолютной. Чтобы договориться о мире, правителю хедени нужно было, чтобы Ачак встал на его сторону, хотя самому Ачаку хотелось истребить Избранных. И чтобы добиться этого мира, шул сделал так, чтобы Ачаку он тоже стал нужен, и таким образом правитель обратил вождя в свои союзники.
Устроив брак Каны и королевы Циоры, шул одним ходом нашел способ и оказать честь сыну вождя, и посрамить омехи, осквернив их королевскую родословную, и свести на нет желание Ачака противостоять заключения мира – поскольку судьба Каны зависела от его успеха.
Абшир, несомненно, видя это и многое другое, был милостив.
– Все это предложено и принято, – заявил он Ачаку. – Шул получит этот брак, и сегодня вам будет дана одна из самых сильных Одаренных. Она научит вас всему, что умеет.
При этих словах дочь Джавьеда перешла на сторону ксиддинов. Джавьед двинулся за ней.
– Стоять! – приказал Абшир, и ближайший Ингоньяма, схватив Джавьеда, остановил его.
– Мы заключаем мир, Джавьед, – сказал Абаси Одили, скривив рот и обнажив зубы. – Разве не этого ты хотел?
Джавьед, сдерживаемый Ингоньямой, не имея возможности подобраться к дочери, перебегал глазами с одного человека на другого в надежде на помощь. Но не найдя ее, повернулся к источнику своего горя и позвал ее:
– Джамилах!
Джамилах шагнула дальше.
Вождь не спускал с Джавьеда глаз и продолжал.
– Услышьте меня, – произнес он, – ваша королева решает снова отсрочить мир до полной луны. Она говорит, что должна согласовать условия со своими советами. Но время не может не иметь цены.
Тау посчитал дни. Мир наступит через четверть луны после завершения Сечи.
– Знайте, нападения на ваш народ, ваши деревни, ваших воинов не прекратятся, пока не будет заключен мир, – продолжил вождь. – Мир ждет только вашей королевы, и каждый, кто погибнет отныне, погибнет из-за ее промедления.
– Джамилах! – взмолился Джавьед. – Джамилах!
Абаси Одили презрительно усмехнулся. Джавьед был слишком расстроен, чтобы это заметить. Джамилах пересекла поляну и встала рядом с тощим Одаренным, который все еще держал в руках поводок и оковы Нсии.
– Если мы прорвем вашу оборону, то не будет и мира, и ваша сделка будет отклонена, – предостерег Ачак.
На это, понял Тау, вождь Ачак возлагал тайную надежду. Королева Циора должна вести дела, согласуясь с Правящим Советом, и вынужденная отсрочка была последним шансом вождя убить их всех. Поэтому хедени в последние несколько лун атаковали с такой силой.
Это было уступкой шула своему властному политическому сопернику. Пока мир не был заключен, Ачак мог вести войну, и, если он покорит омехи, они погибнут.
– Знайте, – отметил Ачак, – если моему сыну будет причинен вред, то мы не дадим вам мира, не примем вашу капитуляцию. Мы утопим вас в крови за то, что вы, ваши демоны-шлюхи и огненные демоны сделали с Ксиддой. Мы…
– Джамилах! – крикнул Джавьед.
– Заткни ты его, – приказал Абаси Одили Ингоньяме, державшему Джавьеда.
Ингоньяма занес кулак.
– Не тронь, – скомандовал Абшир.
Ингоньяма сдержал удар, но заставил Джавьеда опуститься на колени.
– КаЭйд Оро, – произнес чемпион Абшир Окар.
КаЭйд громко обратилась к вождю и Одаренному хедени.
– Нашей Одаренной, как и Кане, не должен быть нанесен вред. Она будет содействовать добровольно.
– С демоном-шлюхой будут обращаться хорошо. До тех пор, пока она будет учить.
– Она научит вас всей нашей силе, – заверила Ачака КаЭйд. – Мы увидим, что почерпнут хедени.
Вождь безрадостно улыбнулся.
– Вы так и не понимаете, кто мы такие. – И сказав это, развернулся и направился прочь с поляны. Тощий завязал Джамилах глаза, привязал за руки и шею, накрыл голову мешком и увел за собой. Остальные ксиддины также исчезли за гребнем. Джавьед, стоя на коленях, застонал и закрыл лицо ладонями.
– Держись, Джавьед, – сказал ему чемпион. – Все это ради мира.
– А ты думал, я тебе не друг, – проговорил советник Одили, – когда я столько сделал, чтобы осуществить твою мечту.
Джавьед с трудом поднялся и потянулся к мечу. Деджен Олуджими, охранник Одили, тотчас вынул свой и прижал к шее Джавьеда прежде, чем тот успел вытащить бронзу даже на пядь.
– Одили! – предостерег чемпион.
Советник Абаси Одили не сводил глаз с Джавьеда.
– Вы что-то хотели, Мирянин Джавьед Айим?
Джавьед отпустил рукоять меча.
– Хватит, Деджен, – приказал чемпион королевы, и лезвие Деджена со скоростью мысли исчезло в ножнах.
– Не забывай, ты сам этого хотел, – сказал Джавьеду Одили, уходя. Деджен двинулся следом.
Джавьед смотрел вслед ушедшим ксиддинам. Затем стал взбираться на гребень.
– Нет, – отрезал Абшир. – Если они тебя увидят, то перережут горло, и мир станет невозможен. Джамилах сама выбрала этот долг.
Джавьед покачал головой, не в силах это принять.
– Ей предложили, и она сделала выбор, – сказал Абшир. – Ее не вынуждали. Ей не приказывали. Она рискует собой ради мира.
– Нет… Только не так.
Чемпион положил руку Джавьеду на плечо.
– Она делает это ради всех нас, – сказал он, уводя несчастного брата по оружию с поляны обратно в сторону Утесов.
Тау дождался, пока все уйдут, пытаясь осмыслить все, что видел, но находил мысль о мире совершенно невозможной. Омехи и ксиддины враждовали, и это продолжалось многие поколения. Кровь, пролитая с каждой из сторон, была…
Один камень стукнулся о другой, когда кто-то подобрался к нему сзади. Тау качнулся влево, чтобы избежать возможного удара копья, развернулся, выставив перед собой меч, и оказался лицом к лицу с ксиддинской разведчицей.
Благословленный
Ни Тау, ни ксиддинская разведчица не двигались с места. Она была выше его и стройнее, ее можно было бы назвать красивой, если бы не воспаленная рана, съевшая кожу на правой стороне ее шеи. Ее глаза были широко раскрыты, а острие копья опущено вниз, древко она небрежно сжимала пальцами. Она явно не ожидала его увидеть.
Тау мог ее убить, но она успеет позвать на помощь. Услышав ее крик, ксиддины и Избранные вернутся на поляну. Что станет с их договором, если он убьет эту женщину? В любом случае Вельможи его повесят.
Тау пожалел, что не был умен, как Хадит, который повертел бы эту задачку со всех сторон, обдумал и уже бы решил, как действовать. Он подумал, не заговорить ли ему с этой женщиной, но не знал, поймет ли она его.
Пока он раздумывал, она робко шагнула назад и замерла в ожидании. Поняв ее намерение, Тау тоже шагнул назад. Она сделала еще шаг. И он тоже. Они отдалились настолько, что оказались вне досягаемости друг для друга. Она ему кивнула. Он ответил тем же. Она исчезла.
Тау оставался на месте, держа мечи наготове и напрягая слух: нет ли сигнала тревоги. Ничего не было слышно. Спустя некоторое время он расслабился, убрал мечи и направился обратно в Исиколо, размышляя над странностями этой ночи, в которую ему не пришлось ни убивать, ни быть убитым. Это вселяло в него тревогу: заметь его свои же, он был бы обречен.
Тау прибыл в Южную Исиколо с рассветом. Долгий путь ничуть его не успокоил. Омехи почти заключили мир с ксиддинами, – мир, в котором правитель из хедени должен был вступить в брак с королевой Циорой и разделить с ней власть.
Такой мир, думал Тау, больше напоминал капитуляцию. Он не мог понять, как Вельможи, королевская семья и королева могли это принять.
Очевидно, Джавьед был прав. Ксиддин нельзя было одолеть, и дальнейшая война приведет к уничтожению Избранных. Тау вертел эту мысль в голове, но все время приходил к тому, что объединение могло другим путем привести к тому же итогу. Через два поколения, от силы три, сыны и дочери тех, кто был омехи, станут молиться множеству богов, которых почитают ксиддины? Исчезнут ли их дары, уникальные среди всех рас Умлабы, из-за неподобающего смешения?
И что случится с армией омехи? Если считать Ихагу, Ихаше и Индлову, выходит, что каждый шестой мужчина у Избранных был воином. Все их общество построено на армии, на обороне и выживании. А когда наступит мир, кем станут эти люди?
Кем станут Вельможи? Насколько знал Тау, у хедени каст не было. Когда наступит мир, будут ли Придворные Вельможи жить по тем же правилам, иметь те же возможности и ограничения, что и Низшие Миряне?
Мир уничтожит омехи, подумал Тау.
– Это ты, Тау? – спросил Чакс, зоркий Бывалый, служивший часовым на вершине стены Исиколо.
– Я.
– Ты что там делаешь?
– Занимался. Можешь открыть ворота?
– Занимался? – Чакс повертел слово на языке, будто незнакомую пищу.
– Чакс, – сказал Тау, думая, что стражей ворот, должно быть, намеренно обучают как можно сильнее раздражать людей, – можешь открыть ворота?
Чакс крякнул, оглядел сухие луга и, не увидев больше никого, скомандовал тем, кто находился внизу. Бронзовые створки скрипнули и приоткрылись достаточно, чтобы Тау смог войти. Тау кивнул привратникам и прошел мимо Батраков, других посвященных, Бывалых, аквондисе и умквондиси. Направился к тренировочному двору, где его Чешуй уже тренировался перед Сечей. Заметил, что Хадит неотрывно смотрит на него, но не стал обращать внимания.
– Ты где был? – спросил Хадит, когда Тау подошел.
– Голову была тяжелая, решил прогуляться.
– Что ты сделал? Мне нужно переживать?
Удуак был рядом – он ничего не говорил, но слушал. Тау покачал головой, не став Хадиту ничего рассказывать.
– Значит ли это, что мне не нужно переживать, потому что ты ничего не сделал? Или мне не нужно переживать, потому что ты наивно считаешь, что тебя не поймают?
– У меня не было возможности совершить то, что хотел.
– Понятно, – ответил Хадит, не сводя с него глаз.
Тау, до сих пор не пришедший в себя после ночных событий, увидел, что к ним приближался Темба, и сменил тему: