Я перевел душу Гаста Райми на музыку!
Настойчиво и пронзительно звучала одна и та же нота. Все выше и выше становился звук, исчезая в неслышимом спектре. Откуда-то снизу поднялся, завывая, ветер. Так кричит не знающая покоя чайка.
Музыка растекалась широкой рекой. Холодная, чистая, белая, как снежная вершина далекой горы, продолжала звучать одна единственная нота.
Забушевал ураган, арпеджио взрезали потоки волшебной музыки.
С гулким грохотом упали скалы, застонала, задрожала земля, потоки воды затопили леса и долины.
Тяжелая, как удар, нота, гулкая и неземная, распахнула пространство между двумя мирами, и я увидел космос, похожий на пустыню, где не остается следов.
Веселая легкая мелодия залила светом луга и поля.
Гаст Райми пошевелился.
На мгновение понимание отразилось в его голубых глазах. Он увидел меня. А затем огонь жизни погас в его древнем дряхлом теле.
Я знал, что старец умирает, что я растревожил его покой, что он потерял всякий интерес к жизни.
И вновь запели струны.
Гаст Райми сидел передо мной, мертвый, и последняя искра жизни угасала в его мозгу.
Волшебные заклинания арфы, подобно могучему ветру, раздули эту искру.
Орфей вырвал Эвридику из царства мертвых, а я опутал паутиной музыки душу Гаста Райми, не давая ей покинуть тело.
Искра заколебалась, пропала, стала ярче.
Все громче пели струны. Все громче шумели волны.
Высоко-высоко звучала резкая нота, похожая на ледяной звездный свет.
Музыка соткала паутину, которая оплела всю комнату.
Паутина зашевелилась.
И опутала Гаста Райми!
И вновь понимание появилось в его голубых глазах. Он перестал бороться. Он сдался. Ему легче было вернуться к жизни и ответить мне на вопросы, чем сопротивляться поющим струнам, пленившим его душу!
Белоснежная борода Гаста Райми зашевелилась, губы задвигались.
— Ганелон, — сказал старец. — Когда арфа запела, я понял, кто играет на ней. Что ж, спрашивай. А затем позволь мне умереть. Я не желаю жить в те дни, которые должны наступить. Но ты останешься в живых Ганелон, и тем не менее ты умрешь. Это я прочитал в твоем будущем.
Седая голова склонилась на грудь, словно старец к чему-то прислушивался. Сквозь распахнутые настежь окна до меня доносились бряцание оружия и предсмертные крики людей.
ВОЙНА — КРОВАВАЯ ВОЙНА!
Жалость захлестнула меня. Мантия величия, которая окутывала Гаста Райми, исчезла. Передо вшой сидел сморщенный старичок, и на какое-то мгновенье я почувствовал непреодолимое желание повернуться и уйти, дав ему возможность вновь уплыть в спокойные морские просторы мыслей. Когда-то Гаст Райми казался мне высоким сильным человеком, хотя на самом деле он никогда таким не был. Но в детстве я часто сидел у ног повелителя Шабаша и с благоговением смотрел на его величественное лицо, окаймленное белоснежной бородой.
Возможно, в те далекие времена он был и добрым, и человечным. Сейчас в его глазах застыло безразличное выражение. Он напоминал мне бога, вернее, человека, который слишком часто разговаривал с богами.
— Учитель, — сказал я, запинаясь. — Прости меня!
Лицо старца осталось безмятежным, и все же я почувствовал, как внутри у него что-то дрогнуло.
— Ты называешь меня учителем? — спросил он. — Ты, Ганелон? Много воды утекло с тех пор, как я слышал из твоих уст столь смиренные слова.
Одержанная мной победа показалась мне бессмысленной. Я опустил голову. Да, я победил Гаста Райми, но мне не по душе была такая победа.
— В конце концов круг всегда замыкается, — спокойно сказал он. — Мы с тобой очень близки: и ты, и я — люди, а не мутанты. Я позволял магистрам Шабаша пользоваться моими знаниями только потому, что был их предводителем. Но… — он на мгновение умолк, — …вот уже двадцать лет, как мысли мои покоятся во тьме, где не существует понятий добра и зла, где люди плывут, как деревянные куклы, в потоке жизни. Пробуждаясь, я отвечал на вопросы. Меня ничто не волновало. Я думал, что потерял всякую связь с действительностью, и мне было все равно, унесет или не унесет смерть всех мужчин и всех женщин в Мире Тьмы.
Я не мог произнести ни единого слова. Я знал, что причинил великое зло Гасту Райми, пробудив его, лишив вечного покоя. Голубые глаза смотрели на меня, не отрываясь.
— И я понял, что ошибался. Мне было не все равно. В твоих жилах, Ганелон, течет не моя кровь. И все же мы очень близки. Я учил тебя, как учил бы собственного сына. А сейчас я о многом сожалею. И больше всего о совете, который я дал магистрам, когда Медея вернула тебя с Земли.
— Ты посоветовал им убить меня.
Он кивнул.
— Матолч тебя боялся. Эдейрн стала на его сторону. Они заставили Медею согласиться. Матолч сказал: «Ганелон изменился. Пусть старик заглянет в будущее и расскажет, что нас ждет». Они пришли ко мне втроем, и я дал волю своей мысли, которую ветер времени унес далеко вперед.
— И что ты увидел?
— Конец Шабаша, если ты останешься в живых. Я видел, как щупальца Ллура тянутся в Мир Тьмы, как гибель идет по пятам Медеи и Эдейрн. Время течет, как река, Ганелон. Вероятности изменчивы. Повстанцы отправили на Землю Ганелона, а в Мир Тьмы вернулся человек с двойным мозгом. Ты можешь пользоваться памятью Эдварда Бонда, как оружием. Медея напрасно настояла на твоем возвращении. Но она любит тебя.
— И идет на поводу у тех, кто требует моей смерти.
— А знаешь ли ты, что было у нее на уме? Во время жертвоприношений в Кэр Секире появляется Ллур. Ты был его Избранником. Неужели же Медея думала, что он позволит тебя убить?
Сомнения закрались в мою душу. Медея вела меня в Кэр, как барана на бойню. Впрочем, если она могла оправдаться, пусть ее. Вина Матолча и Эдейрн была доказана.
— Может быть, я пощажу Медею, — сказал я. — Но жизнь оборотня я уже обещал одному человеку. Что же касается Эдейрн, она должна умереть.
Я показал Гасту Райми Хрустальную Маску. Он кивнул.
— А Ллур?
— Ганелон был его Избранником, — ответил я. — Ты сам сказал, что теперь у меня два мозга. Я не желаю поклоняться Ллуру! Земля многому меня научила. Ллур — не бог!
Седовласая голова старца вновь склонилась на грудь. Восковая рука дотронулась до белоснежных завитков бороды. Гаст Райми посмотрел на меня и улыбнулся.
— Ты и это знаешь? Тогда я скажу тебе то, о чем никто и никогда не догадывался. Ты не первый человек, пришедший с Земли в Мир Тьмы. Первым был я!
Я уставился на него с нескрываемым удивлением.
— Разница между нами заключается в том, — продолжал он, — что ты родился в Мире Тьмы, а я — нет. Плоть моя от праха земного. Прошло много времени с тех пор, как я пересек границу миров, и мне уже никогда не удастся вернуться, потому что я давно прожил отпущенный мне срок. Только здесь, в Мире Тьмы могу я поддерживать искру жизни, которая горит во мне, хотя жизнь давно потеряла для меня всякую цену. Да, я родился на Земле, знал Вортигерна[7] и королей Уэльса. У меня был собственный замок — Кэр Мерлин, — и над ним светило не красное, а золотое солнце! Голубое небо, синее море, серые камни алтарей друидов — вот мой дом, Ганелон! Бывший дом. Мои знания, которые в те дни люди называли волшебством, и женщина из Мира Тьмы по имени Вивьен помогли мне перебраться сюда.
— Ты родился на Земле? — спросил я.
— В первый раз, да. В Мире Тьмы я старел все больше и больше, и постепенно начал сожалеть, что сам себя отправил в изгнание. С годами ко мне пришла мудрость. Но я с удовольствием отдал бы все, что имел, за один вздох сладкого чистого земного воздуха, за дуновения ветерка с Ирландского моря, на берегу которого я играл, когда был маленьким мальчиком. Но я не мог вернуться. На Земле тело мое вновь превратилось бы в прах. И поэтому я погрузился в мечты… мечты о Земле, Ганелон.
Голубые глаза загорелись, лицо ожило от нахлынувших на старца воспоминаний. Голос его стал звонче.
— Я вновь бродил по горам Уэльса, видел, как лосось выпрыгивает из серых вод Усгса. Я встречался с королем Артуром и отцом его, Утером, дышал воздухом Англии времен ее молодости. Но все это были только мечты! Во имя любви к праху, меня породившему, во имя ветерка в древней Ирландии, я помогу тебе, Ганелон! Мне казалось, что жизнь человеческая давно потеряла для меня всякую цену, но я не могу допустить, чтобы эти уроды повели землянина на казнь! А ты — землянин, Ганелон, несмотря на то, что родился в Мире Тьмы, мире волшебства! — Он наклонился, пристально посмотрел на меня. — И ты прав. Ллур — не бог. Он — чудовище. Его можно убить.
— Мечом, Имя Которому Ллур?
— Слушай меня внимательно. Позабудь сказки и легенды — они не более, чем символы, с помощью которых Ллур захватил власть и затопил Мир Тьмы волнами мистического ужаса. А за этими символами скрывается истина: вампиры, оборотни, живые деревья — биологические недоноски, неуправляемые мутации! Первым мутантом был Ллур. Его рождение раскололо один мир на два, и каждый из миров начал развиваться по своим законам. Ллур стал решающим фактором, определившим темпоральную модель энтропии.
— Слушай дальше. Ллур родился человеком, но мозг его был уникален. Он обладал скрытыми силами, которые естественным путем не развились бы у человечества и за миллион лет. Только потому, что Ллур слишком рано научился пользоваться своими вилами, он избрал путь зла. В мире будущего, мире логики и науки, Ллур нашел бы себе применение. В мрачные времена суеверий он погряз в пороках, постепенно превратился в могущественное чудовище, обладающее колоссальными, неземными знаниями. В Кэр Ллуре установлены аппараты, которые испускают лучи, необходимые для существования Ллура. Они пронизывают Мир Тьмы и, в свою очередь, способствуют появление на свет таких мутантов, как Медея, Эдейрн, Матолч. Убей Ллура, и аппараты мгновенно отключатся. Со временем число мутаций сократится до нормы. Тень зла, закрывающая нашу планету, исчезнет.