– Ага, – кивнул я, решительно шагнул вперед и упер ладони в прохладную медь.
Внимание!Данное действие необратимо!Вы уверены?Да/Нет?Уверен…
Ш-Ш-Ш-Р-Р-А-А-АХХХ!
Едва рассеялась слепящая белая вспышка, я обнаружил, что смотрю на платформу подъемника с расстояния метров в двадцать и дистанция увеличивается. Да, меня шарахнуло молнией. И да, меня отбросило назад, выкинув в затянутую зеленым туманом пропасть. Падать еще три километра, триста тридцать три метра и так далее… А тревожно мигающая шкала жизни показывала, что у меня осталось ровно три хита жизни.
Появившееся сообщение указывало, что я из разряда невезучих – мне прибавило один процент маны навсегда и навсегда отняло три процента жизни. Еще одна жертва. Не повезло…
Здесь как лотерея – награда варьируется. Идеальный вариант – тебе даст четыре процента маны и заберет лишь один процент жизни. Худший вариант – даст один процент маны и заберет четыре процента жизни. Мне достался почти самый худший.
Лететь до самого низа я не собирался, посему достал из кармана свиток телепортации и прошептал название следующей точки назначения.
Куда я отправился?
О… с высоты да прямо в грязь подземную.
Я отправился к лохрам, отшельникам, ибо мне в сердце стучал пепел Клааса… то бишь меня терзало и рвало на части от желания узнать как можно больше про все, связанное с Тантариаллом. Я прямо как та долбанутая мышка, что изо всех своих мышачьих сил щемится в клетку с голодными львами – дела у нее там, видишь ли, серьезные. Пока до клетки я не добрался, но в подобных случаях я редко сомневался в своих способностях. Я в этом деле уникум, с самого детства заметил. Надо сдать контрольную по литературе? Это вряд ли. А вот проникнуть в, казалось бы, надежно запертый кабинет химии и попытаться создать некий особый реагент – это пожалуйста…
Вот и сейчас так – иду по следу как хихикающий бультерьер, вспенивая катакомбную воду, покрытую слоем очисток. Моя карта не подводит – точно указывает те коридоры и щели, через которые я проходил ранее, когда сидел на водном коне старого лидера лохров-изгоев. Скоро я доберусь до места…
Да… до места я добрался.
Все на месте. Все как всегда. Ну… почти…
Исполинское помещение присутствует, также полузатоплено водой, посреди торчит большой земляной бугор, с темного потолка свисают лохровы огурцы, вон и ямы, вырытые в грязи. Вон манта – огромное существо подплыло ко мне, внимательно изучило, а затем мягко подтолкнуло к берегу. Узнало, стало быть. Допустило к ногам…
К каким ногам?
Грязным и перепончатым.
Тихо подвывающий старый Мохруша сидел на бережку, то и дело прикладываясь к горшку с фирменным лохровым пойлом и закусывая квелым потолочным огурцом.
Тяжко было у него на сердце. Кручинился дедуля, тосковал, пихал в злобе пяткой грязь податливую, раздавал щелбаны ползающим вокруг дибилидам.
– Ушли все! – на меня уставился взор покрасневших горестных глаз. – Все как есть ушли!
– А куда ушли?
Кто ушел, спрашивать необходимости не было. Так как на обширном острове и зловонной воде вокруг него не было больше ни единого лохра.
– Простила ОНА, – пояснил Мохруша и надолго припал к горшку. А когда оторвался от подозрительного напитка, с надеждой взглянул на меня: – Будешь здесь жить? М? Друг Росгард?
– Хм… – изрек я, выползая на чавкающий берег и плюхаясь в грязь. – Это вряд ли. Не по мне такое жилье. Мохруша, да ты не переживай. Скоро набегут сюда другие лохры. Ведь вы каждый день кого-нибудь выпинываете из дружных партийных рядов. У вас ведь строго. Все по процедуре – клади партийную рыбу на стол, трижды по харе тебе хрясь-хрясь-хрясь, а затем рылом к двери и пинка под зад с возгласом. «Пфырлы говосюк матюк!» Так ведь?
– Это да-а-а, – несколько оживился Мохруша. – Это мы могем!
– Вот и не переживай. Просто обожди немного, а там и новые ссыльные понаплывут сюда, еще мучиться с ними будешь.
– Да-да, – радостно закивал старый лохр. – Верно! Верно! Верно говоришь! У нас строго! Быстро выгоняют! Может, и старушку мою вновь пошлют куда подальше! А то ведь и ее простили. И она ушла!
– Мохруш, а ты почему не ушел? – не смог я не задать вопрос. – Тебя не простили?
– Как это не простили? Простили! – выпятил тощую грудь Мохруша, – Прощеный я!
Он так сказал, будто через обряд крещения прошел, «Крещеный я!», мол!
– Так чего ж не ушел? Твои-то сейчас, я слышал, празднуют. Ух как празднуют – рыбу шинкуют, в танце дрыгаются, всякие напитки особые потребляют.
– И я могу! Тут и рыба есть! И пойло наше! И станцевать могу!
– Это да… Но почему здесь?
– А здесь я кто?
– Кто?
– Вождь! Тута я правлю! Моя кочка! Мои владенья! А тама я кто?
– Кто?
– А никто! Старый лохр, всем чужой и никому не нужный… Уж лучше здесь.
– М-да…
Что-то мне не по себе стало. Я ведь косвенно замешан в этом. И сначала очень даже обрадовался, когда услышал, что все лохры-изгои получили божественное прощение.
– Но ведь старушка твоя-то с ними пошла, верно?
– А то ж! Поперед всех погребла старая коряга!
– Вот… она же не испугалась.
– Ты меня с ней не равняй, друг Росгард! Она кто? И я кто? Моя старушонка рукой махнет – и нет кочки, ногой топнет по дну – рыба оглушенная вверх брюхом всплывает. А я рукой махну – а что толку? Ежели только сопли подотру. Ногой топну… нога и увязнет в тине. Я уж лучше здесь! Подожду! Скоро кого-нибудь да турнут из племен наших! А они сюды подадутся! А тута я – сижу себе на вершине, подбоченившись, в носу величаво ковыряю. Они подплывут, а я им с презрением – чего приперлися?
– Да-да, – закивал я. – Так и будет. Угу.
Но я умолчал про важную деталь – если сюда приплывет какой-нибудь здоровый молодой лоб, а при Мохруше не будет его почти всемогущей жены, старушки, то власть на острове круто изменится.
Однако осознание истины не давало мне покоя, и, чуть подумав, я спросил:
– Мохруша, а у вас тут почта есть? Сможешь ты, к примеру, мне посланьице послать в случае чего?
– А то ж! Мы, чай, не отсталые! Сивилизация на нас стоит! На нас капает всяким разным! Смогу!
– Коли придется тебе туго, коли случится чего – сразу отпиши мне письмо. И я обязательно постараюсь прийти на помощь, – пообещал я на полном серьезе.
И мою серьезность старик лохр уловил, понял правдивость слов. И столь же серьезно кивнул:
– Быть посему, друг Росгард! Случись что – сразу письмецо строчить брошусь! Я грамоте обучен!
– Случись что – мне молиться надо, кочка ты замшелая, мокрая, облезлая!
Старик выпучился на меня. Я выпучился на него. А на нас злобно выпучилась вылезшая из прибрежной грязи кро-о-охотная змейка зелено-красного полосатого окраса.
– Сиди здесь и дальше за дибилидами приглядывай! – продолжала отдавать команды змейка.
За ней, вверх брюхом, плавала в воде огромная манта, вяло трепыхаясь и явно находясь в состоянии оглушения. Это ее змееныш приложил? Тогда вот он истинный Давид, только без пращи…
– Убвавадловадвоа! – промычал Мохруша, рухнувший плашмя и утопивший пьяную харю в жидкой грязи. Пузырей-то сколько вздулось вокруг его головы…
До деда дошло, кто именно отдает ему приказы через змеиные уста.
– Внемлю! – более внятно проверещал дед, вытащив лицо из жижи. – О Великая! О Громадная! О Необъятная!
Учитывая микроскопические размеры змеи, титулы звучали натянуто.
– Внемлет он, – проворчала змея. – И старушонка твоя скоро вернется. Росгард!
– День добрый, – улыбнулся я и открыл фляжку с вином. – Как дела ваши, о великая Снесса?
– Суматошно, – отозвалась змея и в одну долю секунды из крохотного создания трансформировалась в огромную змеюку, про чей размер наверняка можно было сказать только нечто вроде: «Мать ее так эту динозавриху!»
Чудовищная чешуйчатая тварь подалась вперед и резко обвилась вокруг нас с Мохрушей, приняв форму неидеальной восьмерки или же знака бесконечности. Плоская голова с пылающими щелками злобных глаз и дрожащим раздвоенным языком склонилась к посеревшему и даже скрутившемуся в трубочку от ужаса уху старого лохра и мягко произнесла:
– Мои слова куда важней твоей жизни, Мохруша. Сиди на кочке, старый ты трухлявый пенек, да молись усердно. Пусть будет здесь святилище. А прочие лохры рано ли, поздно ли, но придут сюда. Я направлю их. А ты гляди не оплошай!
– Д-д-д-д-д-а-а… – вместе с каплями слюны из перекошенного рта вырвался судорожный крик перепуганной душонки.
Я и сам с опаской поглядывал на скользящие вокруг меня тугие кольца змеиного тела. Одно сжатие – и снова смерть. И раз меня заключили в объятия, то явно хотят что-то прошептать прямо на ушко… интересно, а у меня ухо посерело и скрючилось уже? Или только в процессе скукоживания? Ибо страшновато, честно говоря. Хорошо, что у меня нет фобии к змеям, а то уже сомлел и описался бы.
– Рос-с-сгард, – змеиная голова смазанным скользящим движением перетекла ближе ко мне. Где-то вдалеке заверещал отброшенный старый Мохруша, плюхнувшийся в озерцо спустя секунды четыре, не меньше.
– Да, о богиня Снесса.
– Ты все ищешь и ищешь, все копишь и копишь, – заметила богиня. – Жадность не дает покоя?
– Кто знает, – попытался я пожать плечами, но они оказались слишком туго пережаты. – Не скрою, богаче я стал, но куда больше нашел приключений и проблем.
– Вы людишки, ос-собенно чужеземцы, любите их в равной с-степени, – прошипела Снесса без укоризны, скорее с недоумением. – Однажды предложила достойному рыцарю щедрую плату золотом за выполнение небольшого поручения. Но он отказался. Тогда я предложила в награду отправить его в кишащее смертельными тварями болото, где его точно прикончат и смерть окажется ужасно мучительной… – и он тут же согласился на мое предложение. Что же за с-скверна в вашей чересчур горячей крови? Что толкает вас-с все дальше и дальше? Ведь у тебя много денег, есть заботы о дочери, но ты продолжаешь взваливать на с-себя новую ношу… И увязаешь все глубже в цепкую тряс-сину…