Шахразада расправила смятые полы облачения и многозначительно откашлялась.
– Разве вежливо входить без стука?
Воины смотрели прямо перед собой с равнодушием. Тогда она сцепила руки в замок за спиной, заставляя себя держаться прямо: – Что вам здесь нужно?
Не говоря ни слова, один из солдат вошел в покои и направился к Шахразаде, по-прежнему глядя перед собой, словно ее не существовало.
Словно она скоро перестанет существовать.
Сердце громыхало, едва не вырываясь из груди.
– Я задала вопрос! – воскликнула девушка, стараясь не дать голосу дрогнуть. Конвоир потянулся к ее плечу, перехватил руку, когда Шахразада попыталась отмахнуться, и крепко стиснул ее запястье. – Не смей… ко мне прикасаться!
Солдат кивнул товарищам, и те приблизились. Второй хмурый воин вцепился в локоть сопротивлявшейся девушки с другой стороны. Она ощутила, как по телу прокатилась волна горячей ярости, смешанной с осколками ледяного ужаса.
– Прекратите!
Когда Шахразада попыталась освободиться, нанося удары ногами по конвоирам, те просто подняли ее в воздух и потащили прочь из покоев, словно пойманную и обездвиженную дичь.
– Где халиф? – выкрикнула она, отчаянно стараясь прогнать умоляющие нотки из голоса. – Я желаю поговорить с ним! – ни один из воинов даже не взглянул на нее. – Пожалуйста, послушайте меня!
Однако конвоиры продолжали молча тащить сопротивлявшуюся пленницу по мраморным коридорам дворца.
Проходившие мимо слуги отводили глаза.
Они все знали неотвратимую, как рассвет, истину. Как знали и солдаты.
Только теперь ее начала понимать и Шахразада: она ничего не значила. Она была никем.
Для солдат. Для слуг.
Девушка прекратила сопротивляться. Она вскинула подбородок и поджала губы, подумав об отце и сестре. О Шиве и Тарике…
Она была важна для них. И не станет устраивать сцену и бесчестить их память. Достаточно и нарушенного обещания.
Конвоиры распахнули двери навстречу рассвету, и Шахразада увидела перед собой символ неминуемой гибели. Эта мысль стала последней каплей, сломавшей плотину чувств.
Слезы хлынули из глаз, невозбранно стекая по щекам девушки.
– Отпустите меня, – хрипло прошептала она, подумав о последних минутах лучшей подруги. – Я никуда не убегу.
Трое из солдат взглянули на первого, очевидно, являвшегося старшим по званию, и после кивка поставили пленницу на ноги.
Гранитные плиты еще не вобрали тепло солнечных лучей и холодили босые ступни. Трава по обеим сторонам дорожки казалась синеватой в серебристом свете раннего утра.
Шахразаде на мгновение захотелось наклониться и провести ладонью по росистым зеленым растениям. В последний раз.
Однако конвоиры уже ввели девушку в закрытое помещение. Там уже ждали двое: еще один стражник и пожилая женщина с длинным отрезом белого полотна в руках. Ткань едва заметно колыхалась от легкого ветерка.
Саван.
Стражник же сжимал… шелковый шнур.
Слезы полились по лицу Шахразады еще сильнее, но она не издала ни звука, приближаясь к палачу. Мышцы на его руках перекатывались под кожей огромными буграми.
«Надеюсь, смерть наступит быстро», – подумала девушка и молча повернулась к нему спиной.
– Мне очень жаль, – прошептал стражник так тихо, будто ветер прошелестел.
Удивленная добротой палача, Шахразада едва не обернулась к нему, но лишь кивнула:
– Благодарю.
Вот и все.
Стражник осторожно поднял ее волосы и перекинул вперед через голову. Лицо заслонила черная вуаль, отгораживая от нежеланного внимания безымянных свидетелей.
От тех, кто уже отказался замечать Шахразаду.
Шелковый шнур мягко лег на шею. Прикосновение ткани казалось едва ли не ласкающим. Самый почетный способ казни.
Именно таким образом погибла Шива.
При мысли о том, что лучшая подруга умерла, окруженная людьми с пустыми взглядами, слезы потекли по щекам еще сильнее.
Шахразада задохнулась, когда шелковый шнур затянулся, и прошептала напоследок:
– Баба.
Когда легкие начали гореть от нехватки воздуха, она невольно вскинула руки к горлу, цепляясь за удавку.
«Ирса, надеюсь, ты сумеешь когда-нибудь меня простить».
Палач натянул шелковый шнур, поднимая Шахразаду в воздух.
– Тарик, – прохрипела она.
Грудь сдавило. Перед глазами поплыли серебряные звезды, постепенно превращаясь в черные пятна. Сердце сжималось от боли. Шею словно охватило кольцо пламени.
Подумав о Шиве, Шахразада с усилием распахнула глаза. Слезы, боль и завеса волос ослепляли, но она решительно наблюдала, как последнюю страницу ее жизни стремительно заполняют чернильные кляксы. И помнила, что была любима. Была важна.
Издалека донеслись взволнованные голоса, с трудом проникая в затуманенное сознание.
А затем шелковый шнур исчез.
Шахразада упала на пол, больно врезаясь в гранитные плиты. Лишь жажда жизни заставила ее протолкнуть воздух в легкие, несмотря на то что каждый вздох причинял ужасные мучения.
Кто-то обнял девушку за плечи и подхватил ее на руки.
Расплывшееся зрение позволяло ей рассмотреть лишь янтарные глаза врага, которые оказались совсем близко.
Собрав последние крупицы сил, Шахразада ударила халифа по лицу.
Стоявший рядом стражник перехватил ее руку и резко дернул назад. Послышался громкий и отчетливый щелчок, и она вскрикнула от острой боли.
Впервые за все время их общения Халид ибн аль-Рашид повысил голос. Затем последовал звук, с каким кулак врезается в чью-то плоть.
– Шахразада!
Она оказалась в объятиях Джалала и почувствовала облегчение, несмотря на то, что глаза опухли от слез, рука болела, а шея горела почти невыносимо.
– Джалал, – прошептала девушка.
– Делам, – выдохнул молодой капитан, осторожно отводя волосы с ее лица и утешая, отводя от края пропасти, за которой царила пустота. Затем он обернулся на шум разъяренных голосов и умоляющих возгласов, чтобы окликнуть: – Хватит, Халид! Все уже закончилось. Нужно отнести ее внутрь.
– Халид? – едва слышно переспросила Шахразада.
– Умоляю найти в своем сердце хоть крупицу милосердия к нему, делам, – печально улыбнулся Джалал и поднял ее на руки. Она обхватила его за плечи и уткнулась лицом в рубаху. – Ведь у каждой истории есть своя история.
Несколько часов спустя Шахразада сидела на краю постели, пока Деспина расчесывала густые волосы госпожи.
На шее уже проступило пурпурное кольцо синяков. Вывихнутую руку вправили, но Шахразада до сих пор с ужасом вспоминала кошмарный звук, с каким суставы встали на место. Потом она с помощью служанки осторожно приняла ванну и облачилась в удобные одежды, не проронив за это время ни слова.
– Пожалуйста, скажите что-нибудь, госпожа, – тихо попросила Деспина, гребнем из слоновой кости распутывая влажные пряди неподвижной девушки.
Шахразада лишь обессиленно смежила веки.
– Мне… Мне жаль, что я не сумела помешать… – продолжила служанка и метнула быстрый взгляд на небольшую дверь, ведущую в смежные покои. – Я ненадолго ушла, так как не представляла… что за вами пришлют. Вы можете злиться на меня, но прошу, не молчите.
– Мне нечего сказать.
– Очевидно, что это неправда. Если поделиться тяжелыми мыслями, на сердце станет легче.
– Не станет.
– Не узнаете, пока не попробуете.
Но Шахразада знала. И не желала обсуждать произошедшее с Деспиной, а хотела лишь вновь услышать мягкий голос сестры и уткнуться в одну из отцовских книг с поэзией. Хотела еще хоть раз увидеть заразительную улыбку Шивы. Хотела очутиться в собственной кровати, где могла бы спать всю ночь, не опасаясь наступления рассвета.
И хотела упасть в объятия Тарика, ощутить рокочущий в его груди смех в ответ на слова Шахразады. В его присутствии она постоянно говорила совсем неправильные вещи, которые звучали абсолютно правильно. Возможно, это был признак слабости, но она хотела хоть на секунду избавиться от тяжелой ноши. Разделить с кем-то груз. Как в тот день, когда умерла мама и Тарик обнаружил Шахразаду плачущей в розарии.
Тогда он взял ее за руку и просто молча сидел рядом, забирая часть боли и делясь силой с помощью простого прикосновения.
Наверняка Тарик мог бы снова разделить с ней печаль. И с радостью бы это сделал.
Ради нее.
Деспина же была незнакомкой. Одной из тех, кто только что пытался убить. Как можно ей доверять?
– Не хочу ничего обсуждать.
Служанка сдалась и медленно кивнула, продолжая водить гребнем по волосам Шахразады. Из-за этого болела шея, но девушка ничего не говорила.
Раздался стук в двери.
– Велите открыть? – спросила Деспина.
Шахразада равнодушно дернула плечом, и служанка отложила гребень, чтобы распахнуть двойные деревянные створки.
«Что еще мне могут сделать?»
Но когда Шахразада взглянула в сторону дверей, ее сердце оборвалось: на пороге стоял халиф.
Деспина молча удалилась в свою комнату.
Шахразада осталась сидеть на месте, перебирая оставленный служанкой гребень и пристально глядя на повелителя Хорасана.
Когда он подошел ближе, то стала видна отметина на лице. Возле челюсти, куда пришлась пощечина, бронзовая кожа стала темнее и приобрела легкий фиолетовый оттенок. Обычно ясные и острые, сейчас янтарные глаза покраснели и выглядели уставшими, будто их обладатель давно не спал. Костяшки на правой руке халифа были сбиты в кровь.
Он рассматривал молчавшую девушку не менее пристально, отмечая и синяки на шее, залегшие под глазами тени и настороженную позу.
– Как рука? – спросил он своим привычным тихим и спокойным голосом.
– Болит.
– Сильно?
– Не смертельно.
Острая шпилька достигла цели: бесстрастная маска халифа на секунду упала, обнажив эмоции. Он шагнул к кровати и сел рядом с Шахразадой. Она поерзала, ощущая дискомфорт от его близости.
– Послушай…
– Что вам надо?
– Хочу загладить вину за совершенный проступок, – после длинной паузы ответил халиф.