Проигнорировав выпад Рахима, Тарик обернулся, разглядывая площадь. Справа от себя он заметил пожилого слугу, который собирал рассыпанную хурму, и устремился к нему на помощь. Встав на одно колено, юноша принялся складывать оранжевые плоды в корзину.
– Спасибо, сагиб, – с поклоном поблагодарил мужчина, прикасаясь кончиками пальцев правой руки ко лбу жестом почтения.
Взгляд Тарика смягчился. В тени серебристая радужка казалась особенно выразительной: светлый оттенок возле зрачка постепенно переходил в пепельно-серый по краям. А длинные угольно-черные ресницы еще больше подчеркивали необычные глаза. Широкий лоб придавал юноше суровый вид, но впечатление смягчала улыбка, редко сходившая с губ. Дневная щетина затемняла квадратную челюсть, привлекая внимание к изящным и симметричным чертам лица.
Тарик кивнул пожилому мужчине, в свою очередь используя уважительный жест.
Над их головами Зорайя оглашала небеса пронзительными криками, требуя немедленного внимания. Ее хозяин покачал головой с притворным неодобрением и громко свистнул. Птица тут же устремилась вниз с диким клекотом, который распугал оставшихся на площади людей, опустилась на мангалу протянутой руки Тарика и принялась чистить перья, пока тот нес своевольную питомицу в клетку, чтобы покормить.
– Ты не находишь, что Зорайя немного… избалована? – поинтересовался Рахим, наблюдая, как сокол молниеносно расправляется с целой полоской сушеного мяса.
– Она лучшая охотничья птица во всем халифате.
– Как по мне, так этой треклятой твари простят даже убийство. Ты этого дожидаешься?
До того как Тарик успел возразить, в арочном проеме ближайшего здания появился советник отца.
– Сагиб? Эмир желает видеть своего сына.
– Что-то случилось? – нахмурился юноша.
– Из Рея недавно прибыл гонец.
– И все? – хмыкнул Рахим. – Вряд ли очередное письмо от Шази достойно послужить причиной для столь официального приглашения.
Тарик внимательно вгляделся в лицо советника, отмечая глубокие морщины на лбу и нервно стиснутые пальцы.
– Так что произошло?
– Заклинаю, сагиб, пройдемте со мной, – уклончиво отозвался собеседник.
Рахим последовал за другом через украшенный мраморными колоннами вестибюль мимо галереи с фонтаном, выложенным мозаичной плиткой. Искрящиеся струи воды падали из пасти льва, выполненного из позолоченной бронзы.
Наконец все трое очутились в главном зале. Назир аль-Зийяд, эмир четвертой по значимости и богатству крепости Хорасана, сидел вместе с женой за низким столиком. Яства стояли перед ними нетронутыми.
– Отец, в чем дело? – спросил Тарик, резко останавливаясь при виде заплаканной матери.
– Сын, сегодня мы получили послание из Рея, – вздохнул эмир, поднимая глаза на вошедших. – От Шахразады.
– Позволь прочесть, – просьба прозвучала тихо, но твердо.
– Оно было адресовано мне. Присутствует отрывок и для тебя, однако…
– Как такое могло произойти? – мать Тарика снова залилась слезами.
– Что? Что произошло? – настойчиво спросил юноша и потребовал, повысив голос: – Отдай мне письмо.
– Слишком поздно. Ничего уже нельзя поправить, – снова вздохнул эмир.
– Сначала Шива. Потом моя бедная сестра, обезумев от горя, покончила… – всхлипнула мать, ее плечи вздрагивали. – А теперь и Шахразада… Как такое могло произойти? Почему?
Тарик окаменел.
– Ты сама понимаешь почему, – хрипло произнес эмир. – Она поступила так именно из-за Шивы. Ради Шивы. Ради нас всех.
После слов мужа мать Тарика поднялась и убежала. С каждым шагом ее рыдания становились все громче.
– О Шази, что же ты натворила? – прошептал Рахим.
Тарик так и стоял без движения, с застывшим, непроницаемым выражением лица.
– Сын, ты… – начал было эмир, направляясь к нему.
– Отдай мне письмо, – повторил юноша.
Назир аль-Зийяд сдался и неохотно протянул ему свиток.
Знакомый почерк Шахразады бежал по странице, такой же властный, резкий и с сильным нажимом, как обычно. Тарик прекратил читать, когда добрался до предназначенного ему отрывка с извинениями. Со словами сожаления о совершенном предательстве. С благодарностями за понимание.
Довольно. Это было невыносимо. Только не от нее.
Тарик скомкал свиток в кулаке.
– Ничего нельзя исправить, – вновь попытался воззвать к сыну эмир. – Свадьба состоится сегодня. Если Шахразада исполнит задуманное… Если она…
– Замолчи, отец. Молю тебя.
– Ты должен это услышать. Истина должна прозвучать, как бы тяжела она ни была. Чтобы пережить это вместе, всей семьей. Твои тетя и дядя так и не сумели справиться с потерей Шивы. И посмотри, какая судьба их постигла.
Тарик закрыл глаза, отец же продолжал:
– Даже если Шахразада останется в живых, мы ничем неспособны ей помочь. Все уже случилось. Остается лишь принять ее решение и смириться с неизбежным. Мне известны твои чувства по отношению к ней. Понимаю, что потребуется время, прежде чем ты осознаешь: счастье возможно обрести и с другой. В мире еще немало юных прекрасных дев.
– Я уже все осознал.
– Что ты имеешь в виду? – с удивлением воззрился на сына эмир.
– Я понял твои намерения. Теперь тебе следует понять мои. В мире, вне всякого сомнения, достаточно прекрасных юных дев. И я действительно способен обрести толику счастья с кем-то из них. Полагаю, все возможно со временем.
– Рад видеть подобную прозорливость, – кивнул эмир. – Иногда худшее оборачивается великим благом, сын.
Рахим потрясенно уставился на мужчину, не заметив, как вспыхнули серебристые глаза друга.
– Пойми и еще вот что, – продолжил Тарик, – мне нет дела до всех прекрасных юных дев. Не существует другой, похожей на Шахразаду. Она – единственная в своем роде.
С этими словами он отшвырнул смятое послание на пол, развернулся и резко толкнул створки двери.
Рахим обменялся с эмиром взглядами и последовал за другом. Они тем же путем вернулись на площадь. Тарик взмахнул рукой, веля привести лошадей. Оба юноши молчали, пока скакуны не оказались рядом.
– Каков план? – наконец нарушил тишину Рахим. – У тебя он хотя бы есть?
– Ты не обязан ехать со мной, – после короткой паузы отозвался Тарик.
– И кто из нас теперь глупец? Думаешь, только тебе дорога Шази? И была дорога Шива? Я тоже считаю их семьей, хоть и не прихожусь им родней по крови.
– Спасибо, Рахим-джан, – кивнул Тарик, оборачиваясь к высокому, долговязому другу.
– Не торопись благодарить, – улыбнулся тот. – Нам все еще требуется план. Скажи, что ты собираешься предпринять? – После секундной заминки он добавил: – Что-то вообще можно предпринять?
– Покуда правитель Хорасана дышит, всегда можно кое-что предпринять, – заявил Тарик. На его челюсти заходили желваки, а левая рука потянулась к изящной сабле на бедре. – То, что мне удается лучше всего.
Разделяющая завеса
Шахразада сидела на постели в пустых покоях. По покрывалу были разбросаны подушки из яркой цветной материи. Вокруг кровати висела тонкая, как паутинка, завеса, которая лениво колыхалась от малейшего движения или ветерка.
Девушка прижимала колени к груди, сцепив пальцы в замок на лодыжках. Светло-карие глаза неотрывно следили за дверями.
В этой позе она просидела почти всю ночь. Каждый раз, как Шахразада пыталась сдвинуться с места, эмоции грозили захлестнуть ее с головой.
«Где же он?»
Шахразада громко выдохнула и еще сильнее сцепила дрожавшие пальцы.
В последний час перед рассветом паника все нарастала, заставляя сердце колотиться, будто молот по наковальне.
От мысли, что халиф может и вовсе не явиться, девушка похолодела. Тогда она нарушит клятву.
Шахразада упрямо тряхнула головой, отгоняя ужас. Кровь оглушительно стучала в ушах, каждый новый вздох давался с трудом.
Кошмарные видения приближавшейся смерти стояли перед глазами, сокрушая решимость и повергая в пучины страха. Страха, который до сей поры удавалось сдерживать.
Перед мысленным взором промелькнули образы отца, Ирсы. Тарика. Что станет с ними после ее гибели?
– Хватит! – воскликнула она.
Слова разнеслись по комнате, эхом отзываясь в зияющей тьме. Пусть желание было и глупым, но Шахразаде хотелось хоть на секунду чем-то – чем угодно – заполнить мучительную тишину. Чтобы отогнать страх, снова запереть его в самых отдаленных, наглухо запертых уголках души.
С тихим скрипом дверные створки отворились.
Шахразада разжала руки и вцепилась в мягкие подушки.
Вошла служанка, неся тонкие свечи, которые наполнили помещение мягким светом и нежными ароматами пачулей и агарового дерева. Спустя минуту появилась вторая девушка с подносом, уставленным яствами и вином. Она все расставила, после чего обе служанки растворились, ни разу не посмотрев на Шахразаду.
Через пару мгновений на пороге возник халиф Хорасана. Он застыл, словно задумался о чем-то, но все же вошел и прикрыл за собой двери.
В неярком мерцании свечей взгляд его тигриных глаз казался еще более отстраненным и оценивающим. Халид ибн аль-Рашид повернул голову. Упавшие тени еще сильнее заострили и без того резкие черты его лица. Придали им вид непоколебимого спокойствия. Холодного и угрожающего.
Шахразада сцепила пальцы, чтобы они не дрожали.
– До моего сведения дошло, что твой отец служил при дворе моего визирем. – Тихий голос халифа звучал спокойно. Почти… по-доброму. – Это правда?
– Да, сеид. Правда, мой повелитель. Он являлся одним из советников.
– А сейчас трудится в качестве хранителя.
– Да, сеид. В секции древних текстов.
– Довольно серьезная перемена должности, – прокомментировал халиф, поворачиваясь лицом к собеседнице.
– Пожалуй, – отозвалась та, стараясь скрыть раздражение. – Хотя его положение при дворе не было слишком выдающимся. Один из младших визирей.
– Понимаю.
«Ничего ты не понимаешь!» – со злостью подумала Шахразада, не отводя взгляда и молясь про себя, чтобы ее глаза не выдали проносящихся за ними размышлений.