Шахразада едва заметно кивнула в ответ.
Сердце Тарика болезненно сжалось.
Венценосная чета понимала друг друга без слов.
Мальчишка-халиф низко поклонился жене, поднеся кончики пальцев ко лбу. Затем выпрямился, положил ладонь к сердцу и ушел. Вельможи поплелись следом мимо Шахразады, по очереди выражая ей почтение. Когда Тарик остановился рядом, Шази залилась румянцем и отвела взгляд, а руки сжала в кулаки, спрятав их в складках серебряного плаща.
В этот момент Тарику вспомнились слова дяди в ту первую ночь, когда они с Рахимом приехали в Рей, покрытые пылью и едва не падая с коней после двух дней изнурительного путешествия: «Город так и гудит от слухов. Большинство считает, что халиф влюбился в юную жену».
Тарик ускорил шаг, чтобы догнать вельмож, которые уже вошли в многоярусный сад, полный цветущих деревьев. Чуть в стороне виднелся изящный птичник с разноцветными певчими птахами.
Спускаясь на следующий ярус, халиф постоянно оглядывался на дворец, пока капитан аль-Хури не приблизился и не заявил нарочито громко:
– Мой повелитель, мне кажется, вы оставили кое-что очень важное в главной галерее. – Молчаливый юнец снова не снизошел до ответа и лишь сощурил странные желтые глаза, вглядываясь в лицо двоюродного брата. Тот ухмыльнулся еще шире и добавил: – Полагаю, вы захотите забрать этот важный предмет и присоединиться к нам уже позднее, во время охоты.
Мальчишка-халиф снова посмотрел через плечо. Затем плавно развернулся и скользнул сквозь толпу вельмож, бормоча по пути невнятные извинения.
Тарик, как и все остальные, не сомневался, что халиф направился к Шахразаде. Как только он исчез из виду, началось бурное обсуждение. Самые бесстыдные начали заключать пари, скоро ли в Хорасане появится новый наследник престола.
Султан Парфии с интересом прислушивался к пересудам, однако в глазах его мелькало пренебрежение.
Тарик выдавил улыбку, несмотря на захлестывавшие его волны боли и ярости, а когда больше не смог выдержать пересудов, развернулся и зашагал вверх по лестнице.
– Куда это вы направляетесь? – поинтересовался капитан аль-Хури, преграждая ему путь.
– Я забыл мангалу в покоях, – быстро нашелся Тарик.
– Думаю, мы сумеем предоставить вам подходящую замену.
– Боюсь, замена не подойдет, – с извиняющейся улыбкой он покачал головой. – Зорайя – очень капризная птица и соглашается садиться только на привычные манжеты. Просто скажите, где вас найти, и один из стражей меня проводит.
– Оседланных скакунов будут подводить к аллее возле дворцовых конюшен, – сообщил капитан аль-Хури, а когда Тарик уже развернулся и махнул одному из охранников, подзывая его, окликнул: – Неужели эта мангала настолько важна?
– Да, если я хочу победить в этой охоте, – ухмыльнулся в ответ сын эмира, блеснув серебристыми глазами.
Шахразада застыла перед каллиграфическими надписями, вглядываясь в тонкие росчерки с замысловатым наклоном в каждом из мазков художника. Чернила разных оттенков извивались по пергаменту, вдыхая жизнь в слова на странице.
Невесомые потоки света лились из окон вокруг купола главной галереи, от центра которого расходились серебряные и золотые лучи. Они тянулись через весь потолок к девяти карнизам, образуя единую композицию с рядом полок, идущих вдоль оранжевых мраморных колонн.
– Этот отрывок невозможно разобрать, – пожаловалась Деспина, заглядывая через плечо госпожи.
– Мне кажется, это еще одна поэма о любви, – улыбнулась Шахразада.
– Зачем учиться так красиво писать, если никто не в состоянии понять ни слова?
– Эти строки призваны отразить внутреннее состояние автора.
– Значит, это поэма сделала его таким невразумительным?
Мелодичный смех Шахразады вознесся к куполу, отразился от карнизов и вновь пал на каменные плиты пола.
– Вы веселитесь так, словно в мире больше никого не существует, – прокомментировала Деспина.
– Забавно, сестра мне говорила нечто подобное, – наморщила нос Шахразада.
– Тогда, полагаю, вас не слишком волнует чужое мнение.
– А что, ты бы предпочла, чтобы я постоянно была серьезной? – поддразнила служанку она.
– Нет, – ответил вместо этого Халид, входя в главную галерею. – Я бы этого не хотел.
– Повелитель, – поклонилась Деспина.
– Не могу говорить за всех, – продолжил халиф, кивая гречанке. – Но лично мне хотелось бы, чтобы твой смех никогда не смолкал.
Служанка спрятала улыбку, низко склонив голову, и молча поспешила удалиться, оставляя венценосную чету наедине.
Шахразада не сводила с Халида глаз, сражаясь с наплывом эмоций. В горле пересохло, а злость угрожала пролиться потоком слов, которых он не заслуживал услышать.
Потому что не заслуживал знать ее самые тайные мысли. Ее заветные желания.
Насколько он стал ей дорог. И почему это не должно было иметь значения.
«Пусть секреты послужат тебе утешением, Халид ибн аль-Рашид, – яростно думала девушка. – От меня же утешений не жди».
Она вскинула подбородок и повернулась, чтобы уйти.
Однако Халид перехватил Шахразаду за запястье, когда она проходила мимо, и тихо произнес:
– Вчера я стучал в твои двери.
– Я устала, – отводя глаза, пробормотала она, почувствовав, как пропустило удар сердце.
– И злилась на меня, – мягко добавил Халид, затем внимательно посмотрел на нахмуренное лицо Шахразады и поправился: – Нет. Была в ярости.
– Отпусти руку.
– Понимаю, чем вызван твой гнев, – сказал Халид, подчиняясь ее приказу. – Я упустил из виду, что нужно рассказать тебе о Ясмин. Прости меня. Это больше не повторится.
– Упустил из виду? – язвительно переспросила Шахразада. – Упустил из виду?
– Я…
– Да ты хоть представляешь, насколько глупо я выглядела перед всеми? И насколько глупо себя чувствовала?
– Ясмин хотела уязвить тебя, – вздохнул Халид. – И мне печально видеть, что ее план удался.
– Ее план удался? Да ты настоящий бесчувственный чурбан! Думаешь, я пришла в ярость из-за того, что сделала эта напыщенная принцесса? Из-за того, что она танцевала перед тобой? Не понимаю, как ты умудряешься быть таким умным и беспросветно непонятливым одновременно?
– Шахразада… – Халид вздрогнул.
– Мой гнев не имеет ничего общего с Ясмин. Ты, именно ты причинил мне боль. Твои секреты – ключи от запертых запретных комнат – вот что ранит меня! – воскликнула девушка. – Твоя манера наносить удар и молча уходить прочь!
Выплеск боли проследовал тем же путем, что и смех: отразился от купола и стек обратно на мраморные плиты пола.
Халид прислушался к эху, поморщился и зажмурился. Затем открыл глаза и протянул руку к Шахразаде.
Она отступила на несколько шагов, усилием воли подавив рыдания, чтобы не позволить халифу одержать верх.
Это не остановило Халида. Он снова приблизился и обхватил запястья Шахразады и поднес ее ладони к своему лицу.
– Ударь меня, если желаешь, Шази. Сделай что угодно, но только не наноси мне такую же рану. Не уходи.
Оставив руки жены покоиться на его щеках, Халид провел кончиками пальцев по ее предплечьям и застыл, ожидая вердикта.
Шахразада замерла, держа в ладонях маску из камня и льда.
– Прости меня, джунам. За секреты, за запертые двери. За всё, – не получив ответа, тихо произнес Халид и нежно отвел волосы от лица девушки. Это прикосновение одновременно ласкало и обжигало. – Обещаю, однажды я открою тебе все. Но не сейчас. Поверь, существуют тайны, которым безопаснее оставаться надежно запертыми.
Джунам. Он уже называл ее так. Мое все.
Как и в тот вечер, когда Шахразада рассказывала историю о Тале и Мердаде, это слово звучало истинно, правильно.
– Я… – девушка осеклась и закусила губу, чтобы та не дрожала.
Чтобы остановить поток признаний, которые отчаянно жаждали вырваться на свободу.
Жаждали поведать о желаниях своенравного сердца.
– Я готов тысячу раз умолять о прощении за то, что причинил тебе боль, – прошептал Халид и поцеловал Шахразаду в лоб.
Она закрыла глаза, признавая поражение. Нельзя было больше игнорировать охватившие ее чувства. Затем скользнула ладонями по груди Халида, погружаясь в объятия сандалового дерева и солнечного света. Вдвоем они стояли под куполом главной галереи, и нечитаемая поэма о любви служила молчаливым свидетелем их воссоединения.
Душевная боль казалась пустяком по сравнению с тем зрелищем, которое предстало перед глазами Тарика теперь. Как бы он хотел никогда этого не видеть!
Войдя в арочные двери, ведущие в главную галерею, юноша поначалу подумал, что неверно выбрал направление и оказался не в том месте. В помещении царила абсолютная тишина. Шахразады здесь быть не могло.
А затем Тарик завернул за угол и увидел, почему вокруг повисло безмолвие.
И остановился, будто сраженный метко брошенным кинжалом.
Никчемный юнец-халиф держал Шахразаду в объятиях. Целовал ее в лоб. А она прильнула к мужу, обвила его руками, притянула к себе и прижалась щекой к груди, как припадает усталый путник к стволу дерева.
Куда хуже было зрелище, которое заставило Тарика замереть на месте, не имея силы воли сделать новый вдох: выражение полного умиротворения на лице Шахразады.
Словно происходившее было правильным. Словно она желала этого больше всего на свете.
Она полюбила убийцу Шивы.
Стражник за спиной Тарика выразительно откашлялся, очевидно, нимало не заботясь о наказании за подслушивание халифа. Из густой тени в дальней части галереи показалась гигантская фигура телохранителя Шахразады. Его угрожающий вид и сверкавшая в руках сабля сулили скорую расправу.
Но больше всего Тарика удивила реакция врага, который производил впечатление старого верблюда.
При первом же признаке опасности он закрыл своим телом Шахразаду, с металлическим шорохом обнажил шамшир и сжал рукоять в правой ладони. Острие зловещей сабли смотрело в пол.