– Я тебя одолею, негодный маленький узел, – прошептала служанка, продолжая трудиться над завязками свертка.
Спустя несколько мгновений узел поддался, и обе девушки торжествующе вскрикнули.
Шахразада развернула коврик и расстелила его на полу.
Подарок оказался именно таким поношенным и вытертым, каким выглядел изначально: ржавого оттенка, с темно-синей каймой и центральным орнаментом из черно-белых завитков. Почти вся бахрома на кисточках уже обтрепалась. Остальная ткань была грязной и пожелтевшей от времени, но все еще могла послужить. На двух углах красовались дыры, похожие на подпалины.
Когда Шахразада провела по коврику ладонью, то почувствовала, как в груди начало зарождаться странное покалывание, и с внезапной тревогой отдернула руку.
– Что случилось? – спросила Деспина.
Необычное ощущение пропало.
Шахразада опустила взгляд на свои руки и потерла большими пальцами по остальным.
– Ничего.
Девушки поднялись на ноги, изучая подарок.
– Да уж… Никогда не видела более уродливого коврика, – вынесла вердикт Деспина, а когда Шахразада рассмеялась, повторила предложение: – Давайте я его выкину?
– Я думала, что внутри скрыта карта. Муса-эфенди сказал, что его подарок поможет мне найти путь, если я потеряюсь.
– Тот маг из Храма огня?
– Разве Муса-эфенди владеет волшебством? – с любопытством вскинула брови Шахразада, а заметив, что Деспина недовольно поджала губы и отвела глаза, хихикнула: – Ты не должна была мне об этом рассказывать, верно? – Не обращая внимания на мрачный взгляд служанки, девушка продолжила: – Хотя я не слишком удивлена. Джалал кажется крайне разговорчивым молодым человеком. Интересно, какие слова он произносит в моменты…
– Шахразада!
Она лишь рассмеялась и уклонилась от замаха Деспины, задев босой ногой коврик. Странное покалывание вновь вспыхнуло в груди с новой силой.
Обеспокоенная Шахразада опустилась на колени перед ковриком и положила на него ладонь.
Вокруг сердца начало нарастать покалывание, напоминавшее онемение после длительной неподвижности. Ощущение становилось все жарче и вскоре тепло распространилось по рукам, перетекло в пальцы. Шахразада провела ими вдоль края коврика…
И он вздрогнул, будто живой.
Девушка вскрикнула от изумления и отпрянула, неуклюже упав на бок.
– Что случилось? – спросила Деспина, присаживаясь рядом.
– Коврик… шевельнулся!
– Что?
– Смотри! – Шахразада вновь встала на колени, чувствуя, как колотится в груди сердце, и занесла руку над ковриком.
Покалывание вернулось, растекаясь по ладони… И один тканевый уголок приподнялся над полом.
Деспина взвизгнула и отпрыгнула в сторону.
– Что за чудеса?
– Мне-то откуда знать? – повысила голос Шахразада.
– Сделайте… Сделайте так еще раз, – предложила Деспина. В этот раз уже два уголка коврика воспарили над полом с легкостью невесомого облачка. – Вы когда-нибудь уже совершали нечто подобное? – поинтересовалась служанка, с опаской разглядывая госпожу.
– Нет! Это все ковер, а вовсе не я!
Деспина осторожно приблизилась к потрепанному половику и положила ладони на выцветшую ткань. Немного подождала. Ничего не происходило.
– Дело не только в ковре. Но и в вас.
Шахразада задумалась, прикусив изнутри щеку и вспомнила слова Мусы: «Вы пока и сами не знаете о даре. Похоже, он еще не пробудился в крови».
Деспина раздраженно фыркнула и поднесла руку госпожи к коврику. Когда его края приподнялись над полом, Шахразада попыталась вырваться, но служанка отказалась отпускать.
Вскоре подарок Мусы целиком парил в воздухе на уровне плеч: невесомый, будто сплетенный из мечты. А когда касание прервалось, медленно опустился обратно на мрамор с изяществом лепестка.
– Что ж, – прошептала Деспина с восхищением, – это настоящее маленькое волшебство.
В пустыне Тарик спешился перед большим пестрым шатром Омара аль-Садика. Затем взял поводья жеребца и повел его к корыту с водой, которое стояло поблизости. Вокруг морды пьющего скакуна по зеркальной поверхности разошлись круги. Тарик потрепал по шее великолепное животное.
Обратное путешествие выдалось нелегким.
Несмотря на заверения Шахразады, что она находится в безопасности, юноша покинул Рей – покинул Шази – с тяжелой душой и последние пять дней ехал по барханам под палящим солнцем, постоянно сражаясь с хаосом в собственных мыслях.
Каким образом дошло до такого?
Произошедшее не имело смысла. Девушка, которую Тарик знал, не могла оказаться такой ветреной. Девушка, которую он любил, была слишком сообразительна, слишком изобретательна… слишком верна, чтобы поддаться чарам чудовища, погубившего ее лучшую подругу.
Бушующие мысли бежали по кругу: Тарик вскоре обнаружил, что все время возвращается к одной точке: поступки Шахразады не имели смысла.
А значит, необходимо отыскать логичное объяснение.
На ум пришли рассказы о пленницах, которые добровольно покорялись захватчикам. О заключенных, которые влюблялись в тюремщиков. Хотя раньше Тарик никогда не поверил бы, что такое возможно, это являлось единственным объяснением поведения Шахразады.
Она казалась совсем другим человеком. Этот дворец, этот мир… этот мальчишка-халиф похитил у Тарика возлюбленную и заставил ее забыть все, что было ей дорого.
Следовало как можно скорее вызволить Шахразаду.
Пронзительный крик Зорайи вырвал юношу из задумчивости. Он свистнул, подзывая птицу, и она приземлилась на протянутую руку хозяина в мангалу, нетерпеливо требуя ужин. Несмотря на тревогу, Тарик сумел улыбнуться питомице, предлагая ей полоску вяленого мяса.
– Приветствую молодого безымянного господина! – раздался из-за спины знакомый голос. – Хотя слухи утверждают, что не такой уж он и безымянный.
– Слухи? – переспросил Тарик, оборачиваясь, чтобы заглянуть в загорелое лицо Омара аль-Садика.
– Такова уж природа людской молвы, – усмехнулся тот, демонстрируя широкую щель между передними зубами. – Мы зачастую узнаем о них последними.
Тарику пришлось ненадолго прикрыть глаза и глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. Чудаковатый шейх испытывал его терпение.
– Значит, обо мне уже ходят слухи?
– Люди говорят о Белом Соколе, освободителе Хорасана.
– Не понимаю, о чем речь, – нахмурился Тарик, с трудом подавив тяжелый вздох.
– Неужели тебе ничего о нем неизвестно? Утверждают, что его знамя украшает изображение белого сокола. А еще ходят слухи, что он собирается штурмовать Рей, дабы свергнуть злого халифа. – Глаза Омара блеснули. – А я-то был уверен, ты хорошо знаком с Белым Соколом. Друзья зовут его Тариком.
– Прошу меня простить, – отрывисто произнес юноша, снимая капюшон запыленной белой риды, – но я сегодня не в настроении играть в ваши игры.
– Игры? Война – совсем не игрушки, друг мой. Забавы подходят маленьким детям и старикам вроде меня. Сражения же – пагубное пристрастие лишь для молодых мужчин.
– С меня довольно этих словесных игр, Омар!
– Тогда, возможно, сагиб желает взглянуть на свое знамя? – подмигнул Тарику шейх. – Оно…
– Пожалуйста! – единственное слово раскололо небеса над пустыней, столько в нем было отчаяния и боли.
– Что произошло во время визита в Рей, мой друг? – участливо поинтересовался Омар, проницательно взглянув в расстроенное лицо Тарика. Тот отвернулся и вскинул руку, подкидывая птицу под облака, после чего обессиленно оперся на корыто. – Поведай мне свои печали, – мягко, но настойчиво попросил старик.
– Мне… мне нужно освободить Шази. Вызволить ее из дворца. Увезти подальше от этого чудовища, смеющего называть себя халифом.
– Тебя беспокоит ее безопасность, друг мой, – медленно кивнул Омар. – Но тогда почему ты вернулся? – очевидное беспокойство смягчало прямолинейность вопроса. Тарик скривился, не в состоянии выдавить ни слова. – Расскажи мне, что случилось.
Юноша уставился на горизонт, за которым еще виднелся краешек закатного солнца. Мягкий свет еще не до конца угас, хотя синие сумерки уже постепенно сгущались, обещая скорое наступление темноты.
– Я подозревал, что у халифа появились к Шази чувства. Все же он оставил ее в живых, тогда как многих других… – Тарик осекся, и его серебристые глаза стали холодными при мысли о казненных девушках. – Но все же не ожидал увидеть такое.
– Понимаю, – протянул Омар, почесывая бороду.
– Что, что понимаете? – Тарик повернулся к шейху бедуинов.
– Ты полагаешь, что юный халиф… – старик сочувственно положил шишковатую руку на плечо собеседнику, – что он влюбился в твою драгоценную Шахразаду? – Не получив от него ответа, Омар тем же мягким тоном продолжил: – И что же навело на подобное умозаключение?
– То, как он на нее смотрел, – прошептал Тарик, не отводя взгляда от грубой ткани рукава старика. – Впервые я начал понимать это чудовище.
– Возможно… это даже к лучшему, – задумчиво сказал Омар, ободряюще сжимая плечо юноши. – Говорят, молодой халиф пережил немало ужасных потерь. Кто знает, вдруг Шахразада сумеет…
– Я не оставлю ее в руках сумасшедшего убийцы!
– Друг мой, почему ты так поступаешь? – недоуменно заморгал шейх. – Зачем тебе эта война?
– Потому что я люблю Шахразаду, – без колебаний ответил Тарик.
– Но почему ты ее любишь?
– Что за странный вопрос…
– Он вовсе не странный, а очень даже простой. Вся сложность заключена в ответе. Так почему ты любишь Шахразаду?
– Потому что… – Тарик задумчиво потер шею, подыскивая слова. – Все мои самые дорогие детские воспоминания связаны с ней. Мы вместе прошли множество испытаний. Вместе смеялись и радовались.
– Общее прошлое не дает право на будущее, друг мой, – произнес Омар, убирая руку с плеча собеседника.
– Разве вы способны меня понять? – вздохнул Тарик. – Никто и никогда не пытался забрать у вас Аишу. Никто…
– Мне необязательно лишаться жены, чтобы осознать боль потери. Даже ребенок со сломанной игрушкой способен тебя понять.