Девушка сильнее обхватила его шею. Как только они свернули за угол, то встретили воинов во главе с генералом аль-Хури.
– Она пострадала? – тут же спросил шахрбан.
– Со мной все хорошо, – ответила Шахразада, удивленная несомненной тревогой в голосе мужчины. – Правда, все отлично.
– Она ранена, – пояснил Джалал.
– Совсем чуть-чуть, – возразила девушка. – Можно уже поставить меня, я в состоянии идти сама. – Халид словно ее не услышал. – Я в самом деле могу идти сама.
И снова халиф промолчал, ничего не ответив и даже не взглянув на жену.
Процессия последовала дальше по коридорам. Окружившие их стальной стеной стражники несли факелы, освещая путь. Решив уступить в этом сражении, Шахразада прижалась к Халиду и на мгновение закрыла глаза, чтобы защититься от ярких огней факелов, а он обнял ее крепче.
Когда девушка решила осмотреться, то поняла, что никогда раньше не видела узкого коридора, в котором оказалась процессия. Каменные стены переходили в сводчатый потолок из гладкого алебастра. Вскоре Халид остановился перед двустворчатыми дверями из полированного черного дерева с бронзовой и железной отделкой.
– Выставить охрану здесь и перед моими личными покоями до дальнейших распоряжений, – скомандовал халиф. – И примите к сведению, если хоть через один вход удастся прорваться врагам, отвечать будете передо мной лично.
Старший стражник коротко кивнул и распахнул перед господином створку из черного дерева, потянув за одну из бронзовых ручек. Халид прошел сквозь огромную дверь, по-прежнему держа Шахразаду на руках, пересек неосвещенную приемную и зашагал к другим дверям, в точности похожим на первые. За порогом находилась большая комната со сводчатым потолком и единственной лампой за золоченой решеткой по центру.
Халид посадил Шахразаду на край кровати, застеленной темным шелком и стоящей на возвышении. Затем подошел к огромному шкафу из черного дерева возле дальней стены и достал несколько отрезов льняной ткани с маленькой округлой емкостью, после чего взял со стола кувшин, опустился на колени перед женой и отвел ее волосы в сторону, чтобы взглянуть на рану.
– Я же сказала, царапина, – улыбнулась Шахразада.
Халид молча смочил тряпицу водой из кувшина и принялся очищать порез.
Девушка рассматривала сосредоточенное лицо халифа, пока он трудился над раной. Круги под глазами стали еще темнее. Потеки засохшей крови тянулись по лбу и щекам, пятная загорелую кожу. Напряженный и серьезный, Халид не желал встречаться с Шахразадой взглядом. Резкие черты безупречного профиля оставались жесткими. Неуступчивыми. Как смятый свиток, который требовал, чтобы его разгладили… или же выбросили раз и навсегда.
Когда Халид смочил новый отрез ткани, Шахразада накрыла его ладонь своей и забрала тряпицу. Затем поднесла полоску материи к его лицу и стерла темную кровь противника.
Халиф наконец поднял на девушку тигриные глаза и не сводил с нее взгляда, пока она в томительной тишине уверенными, но нежными движениями смывала последние следы чужой смерти. Затем Халид наклонился вперед, прижался своим лбом ко лбу Шахразады и взял ее за руки, словно хотел успокоить не только ее, но и себя.
– Я хочу отослать тебя из дворца. В безопасное место, где никто не сумеет тебе навредить, – начал халиф, но Шахразада тут же отстранилась, чувствуя, как разгорается гнев.
– Отослать? Будто ненужную вещь?
– Я вовсе не это имел в виду.
– И что же тогда?
– Я хотел сказать, что не могу уберечь тебя здесь, во дворце.
– И выходом ты считаешь ссылку? – угрожающе тихо произнесла Шахразада.
– Я не считаю это выходом. Всего лишь хочу сделать все необходимое, чтобы обезопасить тебя. Даже если это значит отправить тебя прочь из дворца. Подальше от меня.
– И ты ждешь, что я молча подчинюсь? Что бы ты ни приказал?
– Я жду, что ты доверишься мне.
– Ты должен понимать: я не желаю, чтобы ко мне относились как к какой-то вещи, – сощурилась Шахразада.
– Я никогда не относился к тебе подобным образом.
– До тех пор, пока не посчитал, что меня следует отослать из дворца.
– Ты моя жена, – произнес Халид, опуская ладони на талию девушки. – И из-за этого тебе пытаются навредить.
– Но кто? Наемники фидаи? Кому они верны?
– Любому, кто даст наивысшую цену. Государства и хозяева приходят и уходят, точно прилив и отлив, золото же вечно. Помимо него наниматели ничего и не могут предложить.
– И ты считаешь, что поддаться на провокацию будет правильно?
– Мне все равно, кто и что подумает, лишь бы обеспечить твою безопасность.
– А ведь тебе не должно быть все равно. Давно пора перестать относиться к государству с таким равнодушием и начать вкладывать в Хорасан душу.
– Ты говоришь так, словно разбираешься в вопросах правления, – невесело улыбнулся Халид. – Словно знаешь все ответы.
– Ты прав, я не разбираюсь. И ничего не знаю. И чья в том вина? – вздохнула Шахразада, после чего оттолкнула руки мужа, поднялась с кровати и шагнула к выходу.
– Я же объяснил, – тихо сказал Халид, тоже вставая. – Некоторые секреты лучше не выведывать.
– Некоторые? – переспросила Шахразада, резко оборачиваясь, чтобы взглянуть собеседнику в лицо. – Да я ничего не знаю! Даже мелочи о твоей жизни. И все равно раз за разом стремлюсь понять, что причиняет тебе боль, а что – доставляет радость. Но даже не представляю, какой цвет ты любишь, какие блюда ненавидишь. Или какой запах вызывает в памяти самые драгоценные моменты? Я нахожусь в полном неведении, потому что приходится тянуть из тебя все силой.
Халид слушал горячую речь Шахразады, не теряя хладнокровия, однако в янтарных глазах отражался внутренний конфликт, который халиф больше не пытался скрыть.
– Не знаю, что ты желаешь от меня получить. Но понимаю, что не могу этого дать. Пока не могу.
– Необязательно все так усложнять, Халид-джан. Мой любимый цвет фиолетовый. Аромат цветущих роз всегда меня успокаивает и напоминает о доме, где бы я ни находилась. Терпеть не могу рыбу, но все равно ем ее, чтобы порадовать родных, и стараюсь при этом улыбаться, невзирая на страдания.
Лицо Халида оставалось маской из камня и льда, хотя глаза вспыхнули, показывая, что борьба с самим собой продолжалась.
Шахразада тяжело вздохнула, признавая поражение, развернулась и направилась к выходу.
– Желаю приятной ночи, мой повелитель.
В несколько широких шагов Халид нагнал ее и прижал ладонь к тяжелым деревянным створкам, мешая их открыть.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – тихо спросил он.
– Настоящий мужчина не устраивает целое представление, демонстрируя, что нечто принадлежит ему. А просто знает, что это так, – произнесла Шахразада, не поднимая на собеседника глаз, хотя сердце грозило вырваться из груди.
– Это так? Ты принадлежишь мне? – серьезно поинтересовался Халид.
– Как я и сказала: не пытайся показать, что владеешь мной как вещью, – вздохнула Шахразада, ощущая, как решимость тает.
– Я и не желаю владеть тобой как вещью.
– Тогда перестань рассуждать о моей отправке из дворца. – Девушка обернулась и встретилась взглядом с Халидом. – Ты не можешь поступать со мной так, как заблагорассудится. Я тебе не принадлежу.
– Ты права. – Черты лица халифа смягчились, и он убрал руку от двери. – Ты не принадлежишь мне. Это я принадлежу тебе.
Шахразада сжала кулаки и постаралась вспомнить те времена, когда она ничего не значила для Халида. Времена, когда она сама ненавидела его и больше всего на свете желала отомстить.
Увы, теперь она видела перед собой не того юнца, а свет среди безбрежного океана тьмы и обещание чего-то большего. Но никогда не замечала того, что думала узреть: боли, злобы и предательства. Эти чувства угасли, и Шахразада презирала себя за это.
Она потянулись к Халиду прежде, чем сумела себя остановить. Ее руки словно существовали лишь для того, чтобы прикасаться к нему. Пальцы провели вдоль линии его челюсти нежно, будто перышком. Халиф закрыл глаза и прерывисто вздохнул. Шахразада чувствовала себя, как отравленный, дотянувшийся до исцеляющего средства, потеряв контроль над эмоциями, над руками. Они будто зажили собственной жизнью. И простого касания кожи им было недостаточно. Всегда недостаточно. Пальцы помимо воли потянулись ко лбу Халида, пробежали к его вискам и скользнули в густые волосы, гладкие как шелк и темные как ночь. Расплавленный янтарь в широко распахнутых глазах халифа загорелся огнем от прикосновений. Шахразада опустила ладони на его шею и помедлила. Затем прошептала:
– Почему ты не желаешь до меня дотрагиваться?
– Потому что, – спустя долгое мгновение отозвался Халид, – я не смогу остановиться.
– Разве кто-то об этом просит? – пальцы Шахразады продолжили путешествие вниз, пока не застыли на груди юноши.
– А если я так и не смогу дать тебе желанных ответов?
И снова Шахразада вернулась к исходной точке. Однако уже не хотела ничего, а лишь купаться в нежном взгляде Халида.
– Тогда подари мне взамен это, – прошептала девушка, привстала на цыпочки и поцеловала его.
Не встретив ответной реакции, она провела языком по нижней губе Халида. Он медленно обхватил за талию Шахразаду, притянул ее к себе и поцеловал, превращая пустоту в обещание всего самого важного на свете. Девушка, наполовину ожидавшая, что халиф оттолкнет ее, обвила его шею руками. Их дыхания смешались, а сердца бились в унисон. Он прижал Шахразаду к дверям из черного дерева.
– Халид, – прошептала она, стискивая плечи юноши, который скользил губами по чувствительной коже на шее Шахразады. Ее сердце колотилось так громко, что не сразу удалось распознать шум за толстыми створками.
– Повелитель!
– Халид, – повторила она, ловя халифа за запястья.
Он тихо выругался и потянулся к бронзовой ручке.
– В чем дело? – голос правителя Хорасана звучал глухо и раздраженно.
– Верховный генерал Рея желает с вами говорить, – с поклоном доложил стражник сквозь приоткрытую створку. – Капитан аль-Хури, похоже, определил, каким способом злоумышленники проникли во дворец.