камис. – Но как мне дышать, если не останется воздуха?
– Я считаю тебя самой сильной на свете, – выдохнул Халид, сжимая ладони на плечах Шахразады.
– Но нет ничего сильнее этого, – мягко ответила она, роняя кинжал на пол и прижимая обе руки к груди возлюбленного. – Ненависть. Осуждение. Расплата. Ты сам сказал, что возмездие не изменит уже случившегося и не вернет того, что я потеряла. И того, что потерял ты. У нас есть только нынешнее мгновение. И обещание впредь стараться все исправить. – Шахразада пробежала пальцами по волосам Халида. – Лишь с тобой я хочу встречать рассветы.
Он закрыл глаза, а когда снова встретился с ней взглядом, то обхватил лицо девушки ладонями и провел большим пальцем по ее щеке легко, точно теплое касание летнего ветерка.
Они оба стояли на коленях в полной тишине, всматриваясь друг другу в глаза, чтобы увидеть истинные лица – без притворства, без масок, без скрытых мотивов. Впервые Шахразада позволила себе задержать взгляд, изучая каждую черту Халида без опасения, что его острый ум проникнет за ее собственную завесу из шелка и золота… и узнает правду.
Под левым глазом юноши был крошечный, едва заметный шрам. Брови почти сошлись на переносице от постоянно угрюмого и враждебного вида. Под ними полыхали озера расплавленного янтаря. А линия губ казалась идеальной и манила.
Заметив направление взгляда Шахразады, Халид выдохнул:
– Шази…
– Будь со мной сегодня ночью, – прошептала она. – Всецело. Будь моим.
– Я всегда был твоим, – мягко произнес он, и его глаза вспыхнули. – Как и ты всегда была моей. – Заметив, что Шахразада собирается возразить, Халид укоризненно взглянул на нее и попросил: – Не надо.
– Твои собственнические инстинкты… мне не нравятся, – нахмурилась девушка.
Халид едва заметно улыбнулся.
Тогда Шахразада взяла его за руку и повела к постели, каждой клеточкой тела чувствуя близость высокого поджарого юноши. Но эта близость не тревожила, а внушала спокойствие. Дарила непередаваемое ощущение правильности происходящего.
Халид сел на кровать и прислонился лбом к животу вставшей напротив Шахразады.
– Не стану просить простить меня, но знай, мне очень-очень жаль, – коротко произнес он.
– Я знаю, – кивнула она, так как уже начала понимать, какая ранимая душа скрывалась за сдержанными словами.
Затем поцеловала мягкие черные волосы Халида и села ему на колени, обхватив ногами его талию. Он стащил через голову камис, и Шахразада провела ладонями по обнаженной плоской груди. Пальцы остановились на почти незаметном шраме, который тянулся вдоль всей ключицы.
– Викрам, – пояснил Халид.
– Воин тебя поранил? – сузив глаза, уточнила Шахразада.
– А что? – его тон стал почти дразнящим. – Тебя это беспокоит?
– Может быть, – сморщила нос она.
– Время от времени такое случается, – сказал Халид, притягивая девушку ближе. – Он лучше владеет саблей, чем я.
– Мне все равно. Никогда больше не позволяй ему себя ранить.
– Сделаю все, что в моих силах, – заверил Халид, приподнимая подбородок Шахразады и проводя по старой отметине под челюстью. – А это что?
– Напоминание о том, как я упала со стены в тринадцать лет, – ответила девушка, ощутив от прикосновения пробежавшую по спине дрожь.
– А как ты очутилась на стене?
– Пыталась доказать, что могу на нее забраться.
– Доказать? Кому? – когда Шахразада промолчала, Халид напрягся и пробормотал: – Ясно. И этот глупец просто стоял и ждал, пока ты упадешь?
– Я не оставила ему выбора.
– Вопреки всему я могу найти по отношению к нему каплю сочувствия, – слабо улыбнулся Халид. – Однако она затеряется среди океана ненависти.
– Хватит, – рассмеялась Шахразада и ткнула его в грудь.
– Ты действительно этого желаешь? – поймав запястье девушки, напряженно спросил Халид, и его лицо заострилось в ожидании приговора.
Она посмотрела на могущественного повелителя Хорасана и с удивлением заметила мимолетное выражение уязвимости. У царя из царей. У ее прекрасного чудовища.
Шахразада наклонилась и поцеловала его, затем обхватила ладонями лицо и погрузила язык в нагретый солнцем мед.
Для нее выбор был очевиден. Да и оставался ли он?
Халид обхватил рукой поясницу Шахразады, и она выгнулась, прижимаясь к нему всем телом. Тесемки шамлы развязались, а по телу пробежал прохладный воздух, за которым последовал желанный жар прикосновений. Ощущение его кожи на ее.
Когда губы Халида скользнули на горло Шахразады, помедлив рядом с раной, нанесенной кинжалом наемника, девушка решилась.
– Я люблю тебя, – выдохнула она, а когда Халид поднял голову, положила ладонь ему на щеку и добавила: – Больше жизни.
Не сводя с Шахразады глаз, он опустил ее на подушки, взял ее руку, поднес к губам внутреннюю сторону запястья и нежно поцеловал.
– Ты половина моей собственной души.
И Шахразада растворилась в расплавленном янтаре и истине. Признала свои чувства.
К юноше, полному невозможных, невероятных противоположностей. К юноше, сжегшему ее жизнь дотла только для того, чтобы на пепелище создать новый, ни на что не похожий мир.
Завтра Шахразада вновь сможет волноваться о понятиях верности. Волноваться о цене подобного предательства.
Сегодня же ничто из этого не имело значения.
Лишь их соединенные руки. Лишь шепот Халида.
Одна-единственная девчонка в объятиях одного-единственного мальчишки.
И полное забвение.
Шахразада пробудилась от щекочущего ноздри аромата роз.
Этот запах всегда дарил ей ощущение безопасности, ощущение дома.
Сквозь деревянные резные решетки с балкона струился золотой солнечный свет. Она прищурилась и перевернулась на бок.
На шелковой подушке рядом с ее головой лежала бледно-фиолетовая роза поверх свернутого листа пергамента. Шахразада улыбнулась, подняла бутон и поднесла к глазам.
Цветок был идеальным: безупречные нежные лепестки, гармоничный баланс оттенков между ярким и приглушенным. Вдыхая пьянящий аромат, она взяла листок пергамента и перевернулась на живот.
Шази,
Синий цвет я предпочитаю всем остальным. Запах сирени, исходящий от твоих волос, служит источником постоянных терзаний. Ненавижу инжир. И последнее: в моем сердце на всю жизнь останутся воспоминания о прошлой ночи. Ибо ни солнце, ни дождь, ни самая яркая звезда в самом темном небе не сравнится с настоящим чудом – тобой.
Шахразада перечитала письмо четыре раза, отпечатывая каждое слово в памяти навеки, и с каждым разом улыбалась все шире, пока щеки не заболели. Затем глупо захихикала и тут же упрекнула себя за это, после чего отложила розу с листом пергамента на стул рядом с кроватью и потянулась за отброшенной вчера шамлой.
Но куда подевалась Деспина?
Завязав тесемки, Шахразада прошла к небольшой дверце в комнату служанки и постучала, а не услышав ответа, открыла створку и заглянула внутрь. В затемненном помещении никого не было. Девушка нахмурилась и вернулась в свои покои.
Недовольство только усилилось, когда ей пришлось самой умываться и облачаться в ярко-красный камис без рукавов и шаровары в тон. Манжеты и подол были вышиты мелким жемчугом и бисеринами из меди и золота.
Когда Шахразада закончила распутывать гребнем из слоновой кости последние пряди волос, входные двери распахнулись, а затем захлопнулись с оглушительным стуком.
Она подпрыгнула и приглушенно вскрикнула.
– Соскучились? – поддразнила Деспина.
– Где ты пропадала все утро? – спросила Шахразада, недовольно глядя на служанку и перекидывая еще влажные волосы через плечо.
– Вы, должно быть, шутите, моя капризная госпожа, – фыркнула Деспина, с любопытством склоняя голову набок. – Да я бы ни за что не вернулась сюда раньше, чтобы не навлечь на себя гнев халифа.
– Ты это о чем?
– Хватит разыгрывать ложную скромность. Весь дворец уже в курсе.
– В курсе чего? – спросила Шахразада, чувствуя, как к щекам приливает жар.
– Халиф Хорасана в одиночестве спускается в сады на рассвете и возвращается с бутоном розы, – ухмыльнулась Деспина и махнула в сторону цветка на стуле. – Думаю, все пришли к верному умозаключению. – Покрасневшая Шахразада молча заморгала, заставив гречанку застонать. – Вы же не собираетесь все отрицать? Это же так банально.
– Нет, не собираюсь, – ответила девушка, вскидывая подбородок.
– Слава всем богам. Не хотелось бы мучиться, наблюдая за очередной отвратительно разыгранной попыткой притвориться скромной.
– Кто бы говорил.
– На что это вы намекаете?
– А ты хорошо провела прошлую ночь, Деспина-джан? – осведомилась Шахразада, подбоченясь и изгибая брови в идеальном подобии позы служанки.
– Конечно, – кивнула та, оборачиваясь через плечо. – Отлично выспалась.
– Рада слышать. Значит, ты наконец набралась смелости рассказать любимому мужчине правду?
– Любимому мужчине? Кажется, вы ударились головой. Может, во время необузданного…
– И кто из нас сейчас пытается неубедительно изобразить скромность? Честно признаться, меня уже выводит из себя то, что вы оба продолжаете играть в эту игру, игнорируя свои чувства. Ты должна дать понять Джалалу, что любишь его. И обязательно сообщить о беременности. Пожалуй, мне…
– Шахразада! – воскликнула Деспина с ужасом и резко обернулась. – Вы не можете! Ни в коем случае!
– Но…
– Вы не понимаете! Он не должен узнать о ребенке, – последние слова служанка уже прошептала и трясущимися руками загородила живот.
– Ты права, я не понимаю, – с замешательством посмотрев на Деспину, сказала Шахразада. – Джалал хороший человек. И, кажется, любит тебя. Разве нет?
– Я… Я не знаю, – тихо созналась обычно самоуверенная гречанка, которая впервые за все время их знакомства выглядела растерянной. Она опустилась на пол в изножье постели, прислонилась к ней спиной и ссутулилась. Не говоря ни слова, Шахразада села на белый мрамор рядом с Деспиной. – Как бы там ни было, он не может взять меня в жены, – расстроенно прошептала та, признавая поражение. – Я простая служанка, а Джалал – кузен халифа и однажды станет верховным генералом. Его отец породнился с правителем Хорасана, заключив брак с принцессой, и наверняка захочет, чтобы сын тоже нашел жену из благородной семьи, а не невольницу из Фив.