– Халид. – Затем он направился в сторону короля-мальчишки.
Когда прибыл султан Парфии, группа мужчин начала свой путь по коридорам, в сторону галереи под открытым небом, которая была в десять раз больше, чем в Талекване. С одной стороны галереи располагался ряд сводчатых двойных дверей, ведущих к началу пышного, усаженного деревьями сада.
Проследовав дальше по этому маршруту, мужчины пересеклись с Шарзад. Она проходила через другой ряд двойных дверей в сопровождении привлекательной молодой служанки и того же угрожающе грубого телохранителя, которого он видел прошлым вечером.
При виде ее у Тарика в груди образовалась пустота.
Она с каждым мгновением становилась все красивее, будто жизнь в этом дворце из холодного полированного камня подходила для нее. Сегодня Шарзад была одета в серебряное и розовое, благодаря чему ее черные волосы и бронзовая кожа выглядели еще более ошеломительно, чем обычно. Ему намного больше нравился этот наряд, чем показное одеяние вчерашнего вечера, хотя она и ослепила каждого мужчину в зале своими синими сапфирами и черным шелком.
Но Тарика она ослепляла всегда.
Группа мужчин остановилась поприветствовать халифу, а ублюдок из Парфии вышел вперед, чтобы особо отличиться от остальных.
Тарик поборол желание отреагировать, наброситься на него.
К счастью, капитан аль-Хури двинулся в сторону Шарзад, и за это Тарик начал не любить его чуточку меньше.
Пока король-мальчишка не остановил своего брата единственным движением руки.
Разъяренные глаза Тарика метнулись к его цели.
По лицу короля-мальчишки скользнул намек на эмоцию.
Гордость?
Султан Парфии проплыл в сторону Шарзад, очарование сочилось из него, как изнурительная болезнь.
– Доброе утро, моя госпожа! Надеюсь, вы хорошо провели вечер.
Шарзад кивнула.
– Да, мой господин. А вы?
Он кивнул.
– Очень хороший вечер. Моя дочь рассказала мне, что прекрасно побеседовала с вами и была весьма рада знакомству.
– Я тоже насладилась беседой с Ясминой, мой господин. Она была поучительной.
– Мне кажется, дочь использовала такое же слово, моя госпожа.
– Я нахожу это вполне уместным, господин. Принимая во внимание наш обмен.
– Такая же красноречивая, как гадюка. – Он рассмеялся. – Скажите, госпожа, вы никогда не упускаете момента нанести удар?
Шарзад улыбнулась, ее улыбка была блестящей и кусающейся одновременно.
– Боюсь, это было бы неразумно, господин. Особенно в змеином логове.
Султан покачал головой в приятном изумлении, слишком долгом, чтобы быть настоящим.
– Вы обязательно должны посетить нас в Парфии, ведь у наших змей намного меньше поводов кусаться. Ясмина и я настаиваем на этом. В следующий раз, когда Халид поедет в Амардху, вам стоит присоединиться к нему, чтобы мы могли ответить на ваше гостеприимство.
– Это было бы честью для меня, господин. – Шарзад опустила голову, прикоснувшись кончиками пальцев ко лбу.
Султан повернулся назад к королю-мальчишке с приводящим в замешательство блеском в глазах.
– Действительно, племянник. Она просто сокровище. Следи за тем, чтобы надежно охранять ее. – Только глупец пропустил бы подразумеваемую угрозу, которой сочилось каждое его слово.
Тем не менее слабый король-мальчишка ничего не сказал – ничего не сделал – несмотря на то, что Тарику хотелось броситься на ублюдка из Парфии с кулаками. А лучше с топором.
Молчаливые мужчины – самые мудрые?
Тарик, внутри которого все кипело от злости, скрестил руки на груди.
Король-мальчишка подошел к Шарзад. Он остановился на расстоянии вытянутой руки и в очередной раз ничего не сказал. Он молча разглядывал ее своими странными оранжево-золотыми глазами. Через некоторое время начал улыбаться, и Шарзад кивнула, почти незаметно.
Пустота у Тарика в груди стала еще глубже.
Шарзад и король-мальчишка понимали друг друга без слов.
Король-мальчишка низко поклонился своей халифе, поднеся руку ко лбу. Когда выпрямился, положил ладонь себе на сердце и ушел. Группа поплелась за ним, выражая почтение Шарзад, пока они проходили мимо нее. Тарик остановился перед ней, и она отвела взгляд, на ее щеках горел румянец, а руки она сжала в кулаки, спрятав их в складках серебряной накидки.
Именно в этот момент Тарик вспомнил слова своего дяди в первую ночь, когда они с Рахимом приехали в Рей, покрытые пылью и изнуренные двумя днями тяжелого путешествия:
«Город полнится слухами. А именно тем, что халиф, наверное, влюбился в свою новую невесту».
Тарик ускорил шаг, группа мужчин уже собралась в первой части многоярусного сада. В нем было множество цветущих деревьев и тщательно продуманный вольер для красочных певчих птиц.
Король-мальчишка продолжал через плечо поглядывать на свой дворец, пока они спускались к каждому последующему ярусу.
Наконец капитан аль-Хури объявил голосом намного более громким уместного в обычном разговоре:
– Сеид, мне кажется, вы забыли что-то очень важное в Большой галерее.
Король-мальчишка, взглянув на брата, прищурил свои странные глаза.
– Возможно, вы должны вернуться туда и присоединиться к нам позже на охоте. – Неприятная улыбка капитана аль-Хури стала еще шире.
Король-мальчишка снова посмотрел через плечо. Затем в безупречном движении повернулся и, бормоча извинения, начал пробираться сквозь толпу.
Тарик, подобно всей остальной знати, не сомневался – халиф был на пути к Шарзад. Едва халиф успел исчезнуть из виду, как началось бурное обсуждение. Менее щепетильные начали принимать ставки на то, как скоро у Хорасана появится новый наследник престола.
Султан Парфии слушал навострив уши… с пренебрежительным взглядом.
Тарик выдавил из себя улыбку сквозь волны гнева и мучений. Через некоторое время он уже не мог терпеть это. И повернулся на пятках.
– Куда вы собрались? – спросил капитан аль-Хури.
Тарик быстро придумал ответ:
– Я забыл мою манкалу в комнате.
– Думаю, мы сможем найти одну для вас.
Тарик с виноватой улыбкой отрицательно покачал головой.
– Зорая – очень темпераментная птица, существо привычки. Скажите, где я могу к вам присоединиться, и охранник покажет мне, как туда пройти.
Взгляд капитана аль-Хури пробежал по лицу Тарика.
– После того как лошадей оседлают, их будут ожидать на дорожке у королевских конюшен.
Тарик, кивнув, сделал жест в сторону охранника.
– Тарик Имран аль-Зияд?
– Да, капитан аль-Хури?
– Эта конкретная манкала действительно настолько важна?
Тарик усмехнулся, его серебристые глаза сияли.
– Да, если я собираюсь выиграть.
Шарзад остановилась перед каллиграфическими надписями, изучая замысловатый наклон и тонкие росчерки в каждом из мазков художника. Чернила множества разных цветов кружились по пергаменту, даруя жизнь словам на странице.
Над ней тонкие потоки света лились сквозь все окна купола Большой галереи, сверкая серебром и золотом. Позолоченные лучи, образуя ореол, тянулись через весь купол к девяти карнизам, каждый выступ которых соединялся с желто-дымчатой мраморной колонной высотой от потолка до пола.
– Эта надпись совершенно нечитаемая, – пожаловалась Деспина, глядя через плечо Шарзад.
– Я думаю, это очередное стихотворение о любви, – улыбнулась Шарзад.
– В чем смысл учиться так красиво писать, если никто не может расшифровать твои слова?
– В них выражение чувств. Полагаю, это эмоциональное состояние художника, начертавшего стих.
– Так, значит, стихотворение сделало его безграмотным?
Шарзад рассмеялась, и мелодичный звук вознесся к куполу, отражаясь от карнизов обратно к каменному полу.
– Вы очень громко смеетесь – будто вы единственная в этом мире, – прокомментировала ее реакцию Деспина.
Шарзад поморщила нос.
– Забавно. Моя сестра говорит что-то очень похожее.
– Полагаю, вас это не сильно волнует.
– Почему? Ты бы предпочла, чтобы я перестала? – поддразнила она.
– Нет, – сказал Халид, войдя в Большую галерею. – Я бы этого не хотел.
– Сеид, – поклонилась Деспина.
Он кивнул ей в ответ.
– Я не могу поддержать Деспину. Но ты действительно слишком громко смеешься. Надеюсь, никогда не прекратишь делать так.
Деспина опустила подбородок к груди и улыбнулась, молча заспешив покинуть Большую галерею.
Шарзад внимательно смотрела на Халида, борясь с всплеском эмоций. Ее горло сжалось, а злость угрожала вылиться штормом слов, которых он не заслуживал услышать.
Потому что он не заслуживал знать ее самые тайные мысли. Ее подлинные желания.
То, как она беспокоилась о нем. И как мало это должно было значить.
«Утешайся своими секретами, ибн аль-Рашид.
Потому что я тебя не утешу».
Шарзад вздернула подбородок и повернулась в сторону выхода.
Халид поймал ее за локоть, когда она проходила мимо.
– Я стучался в твою дверь прошлой ночью, – начал он.
Ее сердце, вздрогнув, замерло.
– Я была уставшей. – Она отказывалась смотреть в его сторону.
– И злой на меня, – мягко сказал он.
Шарзад взглянула на него через плечо.
Он изучал ее черты.
– Нет. Разгневанной.
– Отпусти меня.
Халид отпустил ее руку.
– Я понимаю почему. Я виноват в том, что не рассказал тебе о Ясмине. И я извиняюсь за это. Такого больше не повторится.
– Виноват? – Шарзад повернулась к нему, иронично рассмеявшись. – Виноват?
– Я…
– Ты знаешь, как глупо я выглядела? Насколько глупо себя чувствовала?
Халид вздохнул.
– Она хотела задеть тебя, и меня беспокоит то, что, кажется, очень преуспела в этом.
– Насколько она преуспела? Ты жалкая, бесчувственная задница! Ты думаешь, я злюсь из-за того, что она сделала? Из-за того, что она танцевала для тебя? Господи, Халид, как можно быть таким умным и столь непростительно непонятливым одновременно?
Он вздрогнул.