Кайзер прервал его:
– За Номер один я готов дать руку на отсечение. Касательно ваших других непрофессиональных высказываний: важнейшие исследовательские центры и лаборатории не являются государственными. В нашем свободном мире медицинскими исследованиями и разработкой новых препаратов занимается фармацевтическая промышленность. И практически всегда – в частном порядке.
– Речь идет не о лекарстве от мигрени, а о запрещенных биологических и химических веществах! – возразил Хуберкран.
Нюссен откашлялся.
– У меня такое ощущение, что даже в этом узком кругу всю правду целиком знает не каждый. И я считаю, пора выложить факты на стол.
– Хорошо, – сказал Генцлер, – человек, которого мы называем Номер один, и водитель машины, который вез чемодан с десятью пробами, – старые друзья. Благодаря этому он обо всем и узнал. Он не станет выдавать нам этого человека, но Номер один предоставит нам всю необходимую информацию. Я в этом совершенно уверен.
– Вот как, – прошипела старший советник в сторону Кайзера, – теперь он совершенно уверен!
Кайзер встал.
– Если водитель вообще еще жив, – пояснил он крайне пессимистичным тоном. И подчеркнул: – Этого разговора никогда не было.
Генцлер сидел в машине, и ему хотелось плакать. Он знал, что этот грязный Номер один доберется до его сестры, если что-то придется ему не по вкусу.
Конечно, он мог запросить полицейскую защиту для нее и для малыша. Но надолго ли? К тому же он, пребывая в постоянном окружении личной охраны, прекрасно знал, что от запланированных атак это не дает, по сути, никакой защиты. Например, все эти расходы на встречу в греческом ресторане в Гамбурге – чем они помогут сейчас, когда он в одиночку едет со служебной встречи в пустую квартиру?
«Если я когда-нибудь уйду со службы, – подумал он, – то сначала лучше убить всех осведомителей, которые могут быть для меня опасны. С такими людьми никогда не знаешь, чего и когда ожидать».
Отремонтировав крышу на улице Дистелькамп, Петер Грендель подкрепился подогретым айнтопфом от Веллера, который, как они оба убедились, становился вкуснее с каждым днем.
Анна Катрина снова сидела с ноутбуком и искала связанные между собой имена и ключевые слова.
У Петера зазвонил мобильный. Он сразу догадался:
– Снова сломанная крыша… Спорим?
Так оно и было.
Руперт развалился в кресле перед телевизором и хотел устроить себе уютный вечер Хамфри Богарта. Начать с «Касабланки», потягивая виски, слушая, как снаружи бушует шторм, и надеясь, что крыша выдержит.
Но все произошло совершенно иначе.
Позвонила соседка, но это не помешало Руперту – он и так ее терпеть не мог. Она была подругой его жены Беаты. Из-за шторма у них по-прежнему гостила теща, и Руперт не собирался вставать с кресла, чтобы открыть дверь этой садовнице-евангелистке.
К его радости, женщины оставили его в покое. Но потом, когда Руперт ненадолго остановил фильм и отправился в туалет, он услышал из кухни странные звуки. Громкие стоны, нарастающие, словно женщина приближалась к оргазму. А потом крики: «Да! Да! Мой жеребец! Быстрее!»
Руперт бросил беглый взгляд на бутылку виски. Нет, дело точно не в этом. Он выпил всего на два пальца.
Либо жена со своей матерью и нашей соседкой устроили на кухне безумную оргию, либо, что практически столь же невероятно, – они смотрят порнофильм.
Он подкрался к кухонной двери, как воришка к семейным драгоценностям. Дверь была только прикрыта. Теперь среди общего гомона четко слышался голос его жены. Она издавала звуки вроде: «Фу!» и «О боже!».
Потом вступила теща:
– Типично! Типично!
Руперт открыл дверь. На кухне жена, теща и соседка вместе склонились над его компьютером. Они соприкасались головами, и их прически возвышались над монитором как большой парик.
Они медленно подняли головы. Ему было видно лишь заднюю часть монитора. Все трое смотрели на него как судьи на уголовном суде, которым позволено выносить смертные приговоры и которые как раз собиралась это в данном случае сделать.
У него перехватило дыхание. Он сразу почувствовал себя виноватым, хотя сам не знал, в чем.
Он перешел в наступление:
– Я сошел с ума или вы тут смотрите порно?
Все трое выпрямились. Беата возвышалась в середине. Она никак не могла подобрать слов и первой разразилась ее мать:
– Мужчины – просто свиньи!
– Кто тут смотрел порно? Вы или я? – бойко отразил атаку Руперт.
Жена молча протянула ему какую-то бумажку.
Руперт взял листок и прочитал.
– Мой муж тоже получил такое предупреждение, – колко сообщила соседка.
– Потому что все мужчины одинаковы, – назидательно заявила теща Руперта.
Он прочитал и возмутился:
– Я должен заплатить двести пятьдесят евро этой адвокатской конторе? Но за что?
Беата повернула экран в сторону Руперта – почти с наслаждением.
– Давай же, грязная сучка! – требовал кто-то.
Руперт даже не взглянул.
– За то, что ты смотрел эту порнуху! – ехидно объяснила Беата.
– Но… Но просмотр фильма не может стоить двести пятьдесят евро!
– Значит, ты признаешься? – констатировала Беата.
– Нет! Ни в чем я не признаюсь!
Соседка хлопнула в ладоши.
– Прямо как мой муж! Тоже все отрицает. Ну что за люди! Не хотите отвечать за свои поступки!
– Уж простите, что я родился на свет, госпожа великий инквизитор! Или лучше сказать, госпожа гестаповец? – огрызнулся Руперт.
Соседка издала шипящий звук и пожаловалась:
– Двести пятьдесят евро за эту дрянь, а денег на новую газонокосилку так и нет.
Самые большие суммы в чеке шли на услуги прокурора и определение IP-адреса.
Он попытался подключить все свои познания в юриспруденции и с видом знатока заявил:
– Во-первых, даже если я был на этом сайте, что я активно отрицаю, и потом они установили мой IP, хотя на самом деле это невозможно, потому что я не был на этом сайте… Но даже если все это было бы правдой, прокурор все равно не смог бы получить мой адрес. Чтобы узнать его, необходимо соответственное судебное постановление. У нас в стране есть такая штука, как защита личных данных…
Руперт вздохнул. По его меркам, он произнес перед женским трибуналом очень длинную речь. И ему постоянно приходилось конкурировать со сладострастными стонами, не слишком совпадающими с движениями губ. Теперь они ускорились, перейдя в быстрое стаккато.
Эдельтраут не выдержала:
– Может, кто-нибудь это выключит?
Беата нажала на кнопку.
– И вообще, еще существует тайна переписки, а письмо было адресовано мне! – разошелся Руперт.
Соседка погрозила ему указательным пальцем и принялась обороняться:
– У вас никого не было дома. Поэтому почтальон отдал все нам. На нашей улице так поступают всегда. У нас принято помогать соседям!
– Помогать соседям? – простонал Руперт.
– Да, помогать соседям!
– Возможно, – заговорила теща, – женщины этой улицы должны преподать наглядный урок и съехаться вместе. Пусть мужья живут в домах с большими винными подвалами и большими телевизорами, а жены – в домах с…
Ей не удалось ничего быстро придумать, и она осеклась. Руперт возразил, что у них на улице нет подвалов, а тем более винных – здесь, рядом с морем, любой подвал непременно превратился бы в бассейн.
Она с отвращением отмахнулась от его замечания, словно стерла с плиты жирное пятно.
Руперт показал на монитор и сказал:
– Я в жизни не смотрел этого фильма. В отличие от вас. Если просмотр стоит двести пятьдесят евро, то теперь придется заплатить еще двести пятьдесят. Кто будет платить? Разде́лите сумму между собой или повесите все на меня, потому что это мой IP-адрес?
– Но… – пролепетала Беата. – Но мы ведь включили его, просто чтобы узнать, что ты смотрел…
– На твоем месте, Беата, я бы подала на развод! – заявила теща его жене.
Нееле Шаард была в полной растерянности от того, что ей рассказал Юстус. Виртуальные деньги. Нелегальные деньги. Опционы «пут» и «колл». Но она любила мужа и была готова на все, лишь бы спасти свое маленькое счастье. Этот мир был по-прежнему ей обязан. Она обрушит биржу, если это так необходимо, чтобы выжить в этом лживом мире. Биржевой курс не знал справедливости. Не знал морали. Не знал пощады и сострадания. Это был лишь произвол.
У нее было еще шесть пузырьков, и она чувствовала, что готова пойти на этот шаг. Но еще она чувствовала необходимость оправдаться.
Она написала письмо:
Вы все же попытались обмануть меня. Эта женщина, которая отрывала бороды Санта-Клаусам в Лере, была полицейской, которая хотела меня поймать. Но для этого вы недостаточно умны… Вы нарушили условия соглашения. И это мне совсем не понравилось. Я преподам вам урок…
Она отправилась на велосипеде на почту, чтобы отправить письмо. И даже оплатила его. Но потом, уже подъезжая, вдруг увидела полицейский патруль, идущий к почтовому отделению по площади, такой сонной и мирной, украшенной рождественскими гирляндами, как и все дома вокруг, и решила проехать еще несколько метров.
Рождественская ярмарка уже закрылась. Пустые деревянные домики казались ей предвестниками того, во что скоро превратятся Норден, Норддайх и Гретзиль. Города-призраки.
Тем утром Петер Грендель едва успел вовремя добежать до туалета. Как и многие другие обитатели побережья.
В старших классах гимназии Ульрих отменили все занятия, потому что заболели шестеро учителей. Всего три матери привели своих отпрысков в детский сад, остальным стало слишком плохо.
Клиника Уббо-Эммиуса оказалась переполнена уже к восьми утра. Пациенты лежали на кроватях даже в коридорах, и за ними едва успевали ухаживать.
Прокурору Шереру тоже нездоровилось, и когда в полицейском участке прочитали письмо, первой реакцией госпожи Дикманн было предостеречь население ни в коем случае не пить водопроводную воду. Кипячение тоже не могло гарантировать чистоту воды.