– Как вполне уместное, – ответила Анна Катрина и вдруг почувствовала себя маленькой и глупой. Она еще продолжала бороться, но уже поняла, как должны были смотреться со стороны ее поступки.
Удивительно твердым голосом она ответила:
– Меня похитили. Я пыталась освободиться. По-моему, дальнейшие объяснения излишни.
Напольные часы пробили десять. Один из санитаров закашлял. Судя по звуку, он очень много курил.
– Вас не похитили, госпожа Клаазен. Вы здесь на основании официального постановления, но приехали сюда добровольно, согласившись на лечение. Вы страдаете от дисфункционального расстройства личности, как указал профессор Лемпински в своем заключении.
Анна Катрина вновь обрела под ногами твердую почву.
– Нет такого научного понятия. Оно не входит в МКБ-10 [19].
Шнеебергер смотрел на нее, разинув рот. Ей удалось застать его врасплох.
Анна Катрина объяснила:
– Это всемирно известная система классификации медицинских диагнозов. В Германии врачи даже обязаны шифровать диагнозы по этой системе. Никогда об этом не слышали? – уточнила она, подчеркнув, что не считает его за врача.
Он сразу снова принялся разыгрывать превосходство и по-своему истолковал ее слова:
– Значит, вы уже знаете о своем расстройстве и искали информацию в интернете. Браво. Это первый шаг к выздоровлению: признание и принятие проблемы!
«Я поймала его», – подумала Анна Катрина, и эта мысль помогла собрать последние крохи собственного достоинства и восстать снова:
– Вопрос скорее в том, действительно ли у меня расстройство или я расстраиваю чьи-то планы?
Он отложил ручку и сложил кончики пальцев, как часто делала федеральный канцлер.
– Да, люди часто не осознают собственные расстройства, и они проявляются лишь при взаимодействии с окружающими. В вашем случае все довольно очевидно. Это длится уже несколько лет. Вы так и не смогли оправиться после травмы, полученной из-за прискорбного убийства вашего отца. Чтобы не чувствовать боли, вы создали себе химеру. Придумали мир, который был вам необходим, чтобы избавиться от страданий. Вместо того чтобы наконец по-настоящему оплакать отца.
Если бы не смирительная рубашка, Анна Катрина бросилась бы на него с кулаками. Она подумывала укусить его за руку. Возможно, ей даже удастся откусить ему палец, прежде чем до нее доберутся два плюшевых мишки.
– О чем вы сейчас думаете, госпожа Клаазен?
– О двойном эспрессо и стейке. Ваше питание оставляет желать лучшего.
– Вы не верите, что я врач, а это – больница, правильно?
Она демонстративно рассмеялась.
– Вы не спросили у меня ни номера медицинского страхования, ни…
Он перебил ее:
– На кого вы так ужасно злитесь? На меня или на себя?
Она не ответила.
– Вы так и не простили себя за то, что не смогли спасти отца, госпожа Клаазен. Поэтому вы пытаетесь поймать его убийцу. Снова и снова… Это стало навязчивой идеей. Но чтобы поймать его, он должен быть жив. А он мертв. Его прах рассеян в море. И вы не можете этого принять.
– Во-первых, он еще жив, потому что вы и ваши дружки отпустили его, одарив новой личностью. Во-вторых, на морских похоронах прах не рассеивают в море. В воду опускают урну. И в-третьих, если эта лавочка – действительно клиника, а вы – действительно врач, я требую моего немедленного перевода в Норден, в клинику Уббо-Эммиуса. Я с удовольствием добровольно отправлюсь туда на лечение.
– Так не пойдет.
– Почему же?
Он поражался этой женщине. Какое жесткое сопротивление она оказывала!
– Вы не сможете сбежать туда от своих проблем. Вы все равно возьмете их с собой.
– Классная фраза. Откуда вы ее позаимствовали? Из «Вестника пенсионера»?
– Что это такое?
– Так называют аптечный каталог. Когда вы последний раз выходили на улицу, к простым людям, господин доктор?
Курильщик снова закашлял и начал переминаться с ноги на ногу, словно очень хотел в туалет.
– В нашей стране мы имеем право сами выбирать врачей, – напомнила Анна Катрина. – И я выбираю клинику Уббо-Эммиуса.
– Они переполнены. Вам придется довольствоваться нами.
– Пфф, переполнены! Давайте им позвоним.
Она решительно посмотрела на него, словно всерьез надеялась немедленно получить телефон.
Шнеебергер поднялся со своего места.
– Сожалею, госпожа Клаазен, ваш час подошел к концу.
– Наш разговор продлился меньше часа! – закричала она, указывая подбородком на часы. – Это неправда! Вы все врете! По всем пунктам!
Санитары потащили ее к двери.
– Когда вы меня отсюда выпустите? – кричала Анна Катрина. – Когда?
Ее охватило глубокое отчаяние.
Шнеебергер повернулся к ней еще на несколько секунд.
– Мы точно не выпустим вас, пока вы не станете благоразумны, госпожа Клаазен. Все начинается с осознания собственной проблемы и необходимости учиться делать правильный выбор между иллюзиями и реальностью.
Санитары отвели Анну Катрину обратно в комнату. В коридоре она сердито посмотрела на курильщика и прошипела:
– Вы ведь знаете, что сигареты сведут вас в могилу?
Он ей не ответил, но обратился к коллеге:
– Что бы я делал без советов от психов.
Кхалид наблюдал за Ингой и ее любовником в бинокль. «Кова Хай Лендер» подходил даже для астрономических наблюдений, но ему почти ничего не было видно. Вода в глазах туманила взгляд. Он постоянно вытирал с лица слезы, пытаясь убедить себя, что они текут из-за резкого ветра. Мысль о том, что он страдает от любовной тоски, казалась ему невыносимо унизительной.
Он привык, что женщин бросает он сам. Они плакали и боролись за него, или, как минимум, злились и обижались.
Эта ситуация была ему в новинку. Не он ушел – ушли от него. Кхалид изумлялся, насколько это больно. Они только что ворковали на рождественской ярмарке в Аурихе и вот уже ехали в замок в Дорнум, и Крыса покупал новой подруге серебряное украшение.
Как же ему хотелось прикончить этого человека! Но у него была другая задача. Он должен убить Ингу, и, хотя она причинила ему столько боли и безгранично разочаровала, он представить не мог, как это сделает.
У Тумма был определенный авторитет. Тумм был киллером. Чистильщик Серкана, получивший в качестве вознаграждения и легального прикрытия пиццерию со службой доставки.
Теперь Кхалид понял, что он не убийца. Воин, да. Жестокий боец. Таким он себя видел. В каком-то смысле даже безжалостным, если речь идет о чести семьи. Но совершить подлое заказное убийство – нет, это не для него. Ему не хватало хладнокровия. Если и делать это, то с большого расстояния. Возможно, выстрелом из оружия с прицелом. Но, представляя лицо Инги в перекрестье прицела, он понимал, что не сможет нажать на курок.
Парочка, казавшаяся такой неразделимой, наконец разошлась. Он высадил ее в Эмдене, перед музеем Генри Наннена, но сам не вышел, а поехал дальше.
Кхалид последовал за Ингой в музей. Работы экспрессионистов и постмодернистов его не интересовали. Он наблюдал за Ингой, за тем, как она рассматривала картины. Поворачивала голову набок, отходила подальше и подходила ближе. Искала подходящее расстояние и лучшую перспективу.
Он надеялся, что в каком-нибудь зале они окажутся наедине. Нет, он не собирался убивать ее среди написанных маслом картин старых мастеров. Он хотел просто поговорить.
Он обратился к ней, стоя у нее за спиной, и она вздрогнула, словно ее обнаружили за каким-то запретным занятием.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал он. На ее лице отразилось удивление, и она спросила уверенным голосом:
– Интересуешься живописью?
– Нет, интересуюсь тобой. Почему ты не появляешься, а проводишь время с этим старым хрычем? Зачем он тебе?
За свою дерзость он рассчитывал получить пощечину. Он решил не уклоняться от удара, а намеренно испытать боль, чтобы зарядиться энергией для выполнения задания. Разозлиться на Ингу и, возможно, даже суметь ее убить.
Но его ярость не была яростью убийцы. Он испытывал обжигающую, пронзительную боль, а этого было недостаточно.
Она не доставила ему такого удовольствия и не прикоснулась к нему. Только резко спросила:
– Ты за мной шпионишь?
– Не за тобой. За ним.
– Его здесь нет.
– Забавное чувство – у меня отбил девушку старый хрыч на тридцать лет старше меня.
Она посмотрела на него своими чудесными, большими миндалевидными глазами, и взгляд пронзил его насквозь.
Иногда он нежно называл ее «полукровкой». Мать из Таиланда и отец из Германии произвели на свет эту волшебную красоту, которая с улыбкой превращала образованных мужчин в обезьян.
Желая впечатлить ее, Кхалид начал интересоваться литературой. Читал книги, да, учил наизусть стихотворения, осилил три романа. Он даже прочитал «Фауста»! Он не хотел выглядеть дураком.
Инга была для него неотразима не только из-за красоты, а главным образом из-за того, что они оба происходили из смешения культур. Как и Серкан, понял Кхалид только сейчас. Может, поэтому Серкан дал ему этот шанс?
– Я понимаю, – сказала Инга, – это задевает твое мужское самолюбие, но тут уж есть как есть. Ты пришел поквитаться со мной? Хочешь устроить мне сцену, сказать, что для тебя я превратилась в шлюху, в потаскуху? Или хочешь сделать мне предложение, чтобы забрать у другого мужчины, а потом, когда я выберу тебя и семейную гавань, унизить меня и показать, что ты думаешь обо мне на самом деле?
– Нет, все не так. Давай поедем, погуляем куда-нибудь. Прогулка вдоль воды всегда помогает мне легче перенести тяжелый разговор.
Она пошла с ним, и они молча доехали до внешней гавани Эмдена. Там он припарковался в уединенном месте. Панорама напомнила ему об их первой и единственной поездке в автокинотеатр.
Заморосил дождь, и они остались сидеть в машине. Кхалид приоткрыл дверь водительского сиденья. Ей показалось, ему страшно оставаться в машине с ней наедине и он подготовил себе возможность быстрого бегства.