Веллер был уже на аэродроме Харлесиль, когда самолет приземлился, вспугнув со взлетно-посадочной полосы несколько ворон.
Пилот помог Кароле Гейде спустить мужа с «Бриттен-Норман BN-2 Айлендер». Уббо Гейде сел в свою инвалидную коляску.
Веллер подбежал к ним.
У Уббо был отчаянно-решительный вид, словно он вот-вот встанет со своего «Вилленса» и пойдет пешком.
День выдался солнечный, но холодный, и береговой ветер гнул немногочисленные деревья. Трава на дамбе заледенела и звенела на ветру, как колокольчики.
Карола Гейде хотела укрыть ноги мужа пледом, но он отказался. Она поплотнее натянула на уши свою сине-белую шапку.
На Уббо была старая фуражка, его «Эльбзеглер», что не нравилось Кароле – кепка закрывала роскошную шевелюру, но не уши. Она заводила об этом речь каждый раз, когда он, собираясь на море, надевал свою кепку из парусины. А он каждый раз поправлял ее, что это никакой не «Эльбзеглер», а лоцманская фуражка с Гельголанда.
Эта игра продолжалась между ними уже добрых два десятка лет, но не сегодня. Уббо не был настроен шутить. Он натянул козырек на лоб, чтобы ветер не сорвал шапку с головы.
У них за спиной завели «Цессну». Пытаясь перекричать рев мотора, Веллер поприветствовал бывшего шефа. Ему пришлось наклониться, что совершенно не понравилось Уббо. Он бы предпочел подниматься на ноги, ведь каждый раз, когда кто-нибудь к нему наклонялся, Уббо посещало мучительно осознание, что он сидит в инвалидном кресле.
Карола Гейде предоставила Веллеру везти коляску Уббо.
Вопросы Уббо Гейде звучали резко и четко, словно он по-прежнему начальник и должен справиться с кризисной ситуацией.
– От Анны никаких новостей?
Веллер ответил коротко, как на службе:
– Нет.
– Франк, ты знаешь, где она?
– Нет.
Веллер вез коляску в полусогнутом положении, его голова едва не касалась головы Уббо. Тот на мгновение сжал губы, а потом начал с азов:
– Определение расположения мобильного?
Веллер застонал.
– Разумеется, мы пытались. Безрезультатно!
Уббо обернулся и посмотрел на Веллера. Они чуть не столкнулись носами.
– Ты можешь им верить?
– В смысле, верить?
Уббо резко затормозил коляску. Франк Веллер в нее врезался.
– Когда человек связывается с дьяволом, Франк, дьявол не меняется. Дьявол меняет нас.
Веллер повернул коляску к себе. Потом опустился перед Уббо на корточки. Карола стояла рядом с ними, словно ангел-хранитель.
– Уббо, дьявола не существует, – сказал Веллер, глядя шефу в глаза.
– Правда? А кто, ты думаешь, правит этим миром? Ничтожное правительство, которое всю мою жизнь борется с мировым голодом, и в результате голодных становится все больше? И которое хочет исключительно мира, но производит все больше оружия?
Жена Уббо откашлялась.
– Давайте не будем сейчас вдаваться в философские дискуссии.
Веллер был с ней согласен. Хотя не мог отделаться от мысли, что Уббо прав.
– Хочешь сказать, я получаю ложную информацию? Ты прав, на работе меня полностью заблокировали и…
– Мы больше никому не можем доверять, – сказал Уббо Гейде. – А особенно ребятам из министерства или подразделению Науманн. Мы должны обращаться только к проверенным людям. К нашей старой команде.
И начал перечислять:
– Руперт – хоть он и идиот, но в сложный момент останется верен группе.
– Да, – с облегчение сказал Веллер, – сейчас нам нужны люди, которые не побегут с тонущего корабля вместе с крысами.
– Наш корабль не тонет, Франк. У него максимум качается мачта. И возможно, под шумок власть захватили неправильные люди. Итак, – он продолжил загибать пальцы, – Шрадер. Сильвия Хоппе. Кому ты еще доверяешь, Франк?
Веллер без колебаний ответил:
– Конечно, Рике. И Беннинга. Хольгер Блём и Петер Грендель…
Уббо Гейде поднял было правую руку, но потом бессильно уронил ее.
– Журналист и каменщик? Дела еще не настолько плохи, чтобы подключать гражданский отряд. Но все к тому идет. Начальству ни о чем говорить нельзя. Объединяемся и действуем, таков теперь наш девиз. И ни в коем случае не подключаем Дикманн.
– Хочешь сказать, она на стороне противника?
– В любом случае, не на нашей.
– Я оставил машину на парковке. Куда поедем?
Уббо уже знал, что делать.
– Нам нужно какое-то место сбора, только не в полицейском участке.
– К нам, на Дистелькамп? – предложил Веллер.
Гроссманн так и не смог привыкнуть спать в светлых комнатах. Как только сквозь занавески проникали солнечные лучи или съехавшая штора начинала пропускать дневной свет, он просыпался. Но сегодня он делал вид, что еще спит. И периодически поглядывал в сторону крошечного кусочка кухни, который можно было увидеть из спальни.
Инга готовила завтрак вовсе не бесшумно. Он слышал шум кофемашины. Электрической соковыжималки. Хлопанье дверцы холодильника.
Пахло яичницей с крабами, свежими булочками, а еще апельсинами, манго и бананами. Он сгорал от любопытства: что она готовит?
Он хотел предложить ей приятную жизнь, свободную от финансовых забот. Гроссманну это было несложно. Ему было с ней хорошо, а большего и не требовалось. Серкан, Анна Катрина и Веллер исчезнут. И все будет прекрасно.
Он заложил руки за голову и улыбнулся. Иногда он думал о себе в третьем лице. Старый вояка ушел на покой со своей прекрасной невестой. Суматошная жизнь не может длиться вечно.
В кухне раздался грохот. Потом послышался звон, словно что-то упало и разбилось. Он услышал тихое:
– Твою мать!
Сейчас она появится перед ним с подносом и подаст завтрак в постель. Чтобы не разочаровать ее, он снова устроился среди подушек и притворился спящим.
Он слышал топот ее босых ног. Ее стопы были влажными и приклеивались к деревянному полу. При каждом шаге раздавался шлепок. Видимо, она опрокинула стакан сока, предположил он.
Он гордился остротой своих инстинктов. Никто не мог приблизиться к нему со спины незамеченным и нанести удар. Как больше пятидесяти лет назад выразилась его мать, он слышал, как чихают блохи.
– Доброе утро, – прошептала она. – Посмотри, что я нам приготовила.
Он приподнялся в кровати и подыграл ей.
Она стояла, невинная и развратная одновременно, в белоснежном нижнем белье, держала в руках поднос и улыбалась. Это было двойное предложение с невысказанным вопросом: сначала секс, потом завтрак – или наоборот?
Он предложил не ждать, пока остынет кофе. Изобразив разочарование, она раскрыла ножки подноса и поставила его себе на бедра. Он приподнялся повыше, созерцая это великолепие.
– Мы должны, – предложил он, – устроить небольшой отпуск. Несколько дней на солнце. Что ты думаешь?
Он не хотел говорить ей, что ожидает атаку на систему водоснабжения в Остфризии. Гроссманн не хотел напугать ее, но и точно не хотел присутствовать, когда начнется кошмар. Потом он получит все, что захочет, а пока они могут подождать где-нибудь на Лазанроте или на Гран-Канарии. Несколько дней в роскошном отеле. Из Бремена туда лететь всего четыре часа.
Еще можно отправиться на Ибицу или на Майорку. Он с гордостью раскинул руки:
– Золотко, выбирай, что хочешь. Перед нами весь мир.
Она села на край кровати, погладила его по лицу и улыбнулась своей неповторимой улыбкой. Он не всегда понимал, что творится у нее внутри – возможно, из-за слегка азиатской внешности. Поэтому ее лицо было идеальным экраном для проекции его желаний и мечтаний. Он мог приписать ей все, что угодно. И она знала об этом. Это роднило ее с великими актрисами. Она предоставляла экран для проекции фантазий собеседника.
Он сделал глоток фруктового сока. Она еще раз погладила его по лицу. Он с наслаждением вдохнул аромат ее кожи.
Внезапно она вскочила и побежала на кухню.
Он решил, она что-то забыла и хочет принести. Посмотрел на поднос с завтраком. Идеально. Все на месте. Более чем достаточно.
Возможно, подумал Гроссманн, она снимет свое белое белье и вернется в изысканном наряде. Он вполне ожидал подобного и заранее обрадовался… Или это лишь очередная его проекция? Инга постоянно разыгрывала в его голове все новые роли.
Она появилась в дверях. Красивая. Соблазнительная. Пряча что-то за спиной. Она медленно приблизилась к нему, и ее шаги на мгновение остановили весь мир.
Гроссманн предположил, что у нее за спиной какая-то эротическая игрушка.
Он жадно выпил сок, готовый отказаться от остального завтрака. Еда не так уж и важна.
– Что за чудесный сюрприз меня ждет?
Она упрямо улыбнулась.
– Закрой глаза, любимый.
Он с удовольствием послушался, полный радостного предвкушения, сел в кровати и сделал глубокий вдох.
Теперь она с легкостью могла раздробить ему череп, но это было бы слишком просто.
Она занесла бейсбольную биту высоко над головой и со свистом опустила на его ноги. Он, столь гордящийся своими рефлексами, был абсолютно к этому не готов. Звук, с которым пронеслась в воздухе бита из древесины ясеня, заставил его невольно отреагировать. Этот звук напомнил о планке забора, которой ударил Гроссманна по уху мелкий бандит больше двадцати пяти лет назад. Тот бандит был давно мертв, и Гроссманн забыл его имя. Но звук сохранился в памяти.
Гроссманн открыл глаза и рывком прижал к себе ноги, но было слишком поздно. Бейсбольная бита раздробила ему левое бедро и правое колено.
По телу пронеслась волна боли. Гроссманн зарычал, корчась в судорогах. Он согнулся пополам. Поднос с завтраком перевернулся. Горячий кофе обжег ему кожу, но он этого не почувствовал – боль в ногах заполонила все его сознание и чуть не свела с ума.
Он не понимал.
Что произошло?
Он посмотрел на Ингу, широко раскрыв рот.
– Как думаешь, почему я с тобой? – спросила она, картавя еще сильнее, чем обычно. – Потому что меня не привлекают красивые образованные молодые люди, которые за мной ухаживают?
Она прицелилась, чтобы ударить его бейсбольной битой по голове, и широко замахнулась. Но не нанесла удара.