В квартире была просторная сауна, посреди нее стоял кристалл для медитаций размером с футбольный мяч. В соседней комнате – тренажерный зал с современными снарядами. Беговая дорожка. Велосипед. Верхняя тяга. Комплект гантелей.
Кто бы ни занимался тут последним, он вызвал у Веллера уважение. Этот человек жал штангу весом восемьдесят килограмм.
Похоже, здесь потрудился дизайнер интерьеров, которому выдали немало денег. Дорогая мебель. Толстые ковры.
– Кто тут живет? – спросил Веллер.
Анна Катрина напомнила:
– Доктор Вольфганг Штайнхаузен.
– И как он заработал такие деньжищи?
– Понятия не имею. Но мы у него выясним, Франк. Не сомневайся.
Данг Тхан Бьян знала немного – лишь то, что доктора Штайнхаузена часто не бывало дома. Поэтому он оставил ей ключ от квартиры. Вернее, не настоящий ключ, а код безопасности, который постоянно менялся.
Нет, у нее нет номера мобильного телефона господина доктора Штайнхаузена.
Анна Катрина обратила внимание на кое-какие подробности. Квартира была дорого обставлена, но в ней не наблюдалось ни единого намека на владельца. Никаких фотографий. Никакого компьютера.
Они осмотрели нечто вроде рабочего кабинета с письменным столом и канцелярскими шкафами из вишневого дерева. Канцелярские шкафы были с замками, но не заперты. Внутри лежало несколько пустых папок.
На столе раньше явно стоял компьютер. Он оставил четкие отпечатки на подкладке из зеленой кожи. Место, где лежала мышка, выглядело потертым, но не слишком.
Была подставка для письменных принадлежностей и даже чернильница, но без авторучки.
Анна Катрина выдвинула ящик стола.
– Разве нам не нужен ордер на обыск? – спросил Веллер.
– Он использует поршневой наполнитель, – сказала Анна Катрина вместо ответа, – ты знаешь еще хоть кого-нибудь, кто пишет перьевой ручкой?
– Я почти не знаю людей, которые вообще пишут ручкой, – ответил Веллер и добавил: – Ну может, кроме Уббо.
Анна Катрина представляла доктора Штайнхаузена пожилым господином, в хорошем смысле старомодным, но при этом вполне умеющим пользоваться компьютером.
Кухня отвечала самым высоким стандартам. Индукционная плита. Духовка, в которую поместился бы двадцатикилограммовый индюк. Но – никакой микроволновки.
Веллер обнаружил встроенный хьюмидор, но там было только три пустых коробки из-под «Коибы» и четыре сигары «Монтекристо № 5».
Рядом были полки, на которых хранилось не меньше полусотни бутылок вина и около дюжины бутылок шампанского.
– У него в квартире целый винный погреб, – изумился Веллер. – Но думаю, курить он бросил. Хьюмидор почти пуст.
Анна Катрина спросила уборщицу, всегда ли так выглядит квартира. Та восприняла вопрос как критику. Только когда госпожа Данг наконец поняла, что Анна Катрина пытается узнать, всегда ли папки в шкафу были пусты, то пожала плечами. В этой комнате она никогда не работала.
Водяная кровать Веллеру понравилась, и черный шелк – тоже. Зеркало на потолке показалось ему примечательным, и Анна Катрина спросила:
– Заметил что-нибудь особенное?
Фраза: «Да, парень ведет активную сексуальную жизнь» — вертелась на языке, но сейчас был не самый подходящий момент для шуток, и поэтому он просто пожал плечами.
Анна Катрина сама ответила на свой вопрос:
– Спальня – очень интимное место, сравнимое с кабинетом. В спальне люди хранят очень личные вещи.
Он посчитал сравнение странным, но вместе с тем вполне подходящим, и посмотрел на нее. Она продолжила:
– Кто-то хранит фотографии любимых на рабочем столе, кто-то – возле кровати. Здесь их нет вообще.
– Может быть, – предположил Веллер, – у него нет детей.
– Но подруга-то есть.
Веллер не смог удержаться и потрогал черное белье.
– Ага, и сейчас она лежит в морге.
Анна Катрина выпрямилась, как свеча, и подняла взгляд к зеркалу на потолке.
– Я хочу знать об этом человеке все. Все, – повторила она.
Руперт сразу понял, что находится в доме художника. Множество картин на стенах привлекали внимание. В такой обстановке Руперт почувствовал себя еще более бездарным, чем когда-либо. Он не хотел прослыть невеждой и знал, что Анне Катрине очень нравится бохумский художник по дереву Хёрст-Дитер Гёльценлейхтер.
Поэтому Руперт спросил с видом знатока:
– О, это ксилографии Гёльценлейхтера?
Манфред Ц. Шмидт удивленно на него посмотрел.
– Это не ксилографии Гёльценлейхтера, это гравюры по металлу моей жены.
– Вот как. Самодельные?
Шмидт ухмыльнулся.
– Да, но не мои. Почти все сделала моя жена. Например, вот эту.
– Она рисует рваные ботинки?
– Каждый видит то, что хочет увидеть, господин комиссар. Чем могу служить?
Они направились на кухню. На столе лежали две книги. Новый роман Манфеда Ц. Шмидта и «Мои нераскрытые дела» Уббо Гейде.
Шмидт постучал по книге пальцем:
– Ваш шеф подписал ее для меня.
– Он больше не мой шеф, – возразил Руперт и задался вопросом, растут ли книги в цене, если на них есть автограф автора.
Манфред Ц. Шмидт подтвердил показания Петера Гердеса до мельчайших подробностей.
Тогда Руперт показал ему фотографию рыбака.
– Узнаете этого человека? Это он напал?
Шмидт покачал головой:
– Нет, не думаю. Кроме того, я не видел преступника в лицо. Хотя хотел бы…
– Ему как следует врезать?
– Именно! Но, к сожалению, он убежал слишком быстро, – добавил Манфред Ц. Шмидт.
– Если вы его нормально не рассмотрели, то почему исключаете этого мужчину? – уточнил Руперт. Он начинал раздражаться.
Шмидт взял в руку фотографию.
– Думаю, этому мужчине лет пятьдесят. Даже пятьдесят пять. Он производит, скажем так, громоздкое впечатление. Судя по движениям, преступник был гораздо моложе, максимум тридцать, и очень быстрый. Тренированный.
Руперт засомневался в его наблюдениях:
– Вы смогли это рассмотреть? В темноте? Ночью? На расстоянии?
– Нет, – пояснил Шмидт, – мы же гнались за ним, но он от нас убежал.
Поскольку Руперт по-прежнему выглядел не слишком убежденным, но массировал левой рукой спину и сидел с явным напряжением, Шмидт ухмыльнулся:
– А от вас часто убегают люди вашего возраста или старше?
Руперт ничего не ответил, только схватился за спину еще и правой рукой и выгнулся назад.
– Я имею в виду, – продолжил Шмидт, – когда вы в форме и у вас нет проблем с межпозвоночными дисками.
– Я в форме! – простонал Руперт.
– Ясно. Оно и видно.
Шмидт встал, подошел к шкафу и положил на стол тюбик обезболивающего геля.
– Это поможет, – пообещал он.
Руперт отказался.
– Значит, вы утверждаете, что преступник моложе вас, исходя из того факта, что он от вас убежал?
Шмидт похвалил сообразительность Руперта, но Руперт не уловил в интонациях иронии.
Руперт попытался встать, но не смог сдвинуться с места.
Шмидт ему помог.
– В таком состоянии вы не сможете вести машину. Может, мне отвезти вас обратно в участок?
«Ну уж нет, – подумал Руперт. – Автор детективов совершает с сотрудником уголовной полиции прогулку за рулем полицейского автомобиля. История, достойная репортажа Хольгера Блёма. Я не позволю этой шайке писак водить меня под уздцы. Проще уж сразу показать им мои результаты теста Баума».
Руперт вспомнил о предложенной ему гимнастике. Спина заболела еще сильнее.
– Не могли бы вы все-таки дать мне обезболивающий гель…
К сожалению, Руперт больше не мог самостоятельно дотянуться до нужных мест, и поэтому Шмидту пришлось уложить его грудью на стол, приспустить штаны, задрать рубашку и собственноручно намазать.
В это время с рынка вернулась жена Шмидта. Сначала она удивилась полицейской машине, припаркованной возле двери, но увиденное на кухне вообще лишило ее дара речи. Она только вопросительно посмотрела на мужа, и тот пояснил:
– Комиссар берет у меня показания по делу об убийстве в Лере.
– Ясно, – ответила она. – Я так и подумала.
И закрыла дверь.
Они приехали на автобусе из Занде к причалу в Харлезиль.
В гавани, в здании кассы, был туалет для инвалидов. Подобные детали, на которые прежде он не обращал никакого внимания, стали вдруг очень важны для Уббо Гейде.
Он десятки раз проходил через турникет в автобус. Теперь он радовался существованию входа для колясочников.
Уббо Гейде вез с собой пять детективов пера своих новых коллег, которые хотел прочитать на Вангероге. Остальное можно будет купить в книжном прямо на острове.
Пока они ждали автобуса в Харлезиле, его мобильный звонил два раза. Возможно, он бы ответил, если бы жена Карола не посылала таких укоризненных взглядов. Слова были ни к чему. Ее глаза говорили: «Ты больше не на службе! Это не твое дело. Дальше пусть халтурят другие».
Да, он сидел в инвалидной коляске. Да, он вышел на пенсию. Но где-то в глубине души Уббо по-прежнему чувствовал себя шефом остфризской уголовной полиции. Это убийство в первый же вечер, который он провел в качестве писателя, или, как с таким удовольствием говорила его жена, в качестве частного лица, очень его взбудоражило. Словно кто-то отправил ему послание. Женщина, которая посетила его выступление, была убита вскоре после этого, всего в паре сотен метров от культурного центра.
Несмотря на многочисленные сомнения, Уббо Гейде никогда не терял веры в Бога. И теперь терзался вопросом, не было ли это убийство знаком небес, что ему еще рано заканчивать карьеру. Что его задача на земле еще не выполнена.
Подобные вещи он мог обсудить с женой. Он это знал. Она не станет над ним смеяться. Они вместе смотрели на море. Моросящий дождь освежал побережье.
Карола стояла за ним, опираясь обеими руки на инвалидную коляску. Они не пытались укрыться от дождя, а подняли лица ему навстречу. Уббо поделился с Каролой своими мыслями. Она внимательно его выслушала и некоторое время молчала. Он знал эту ее черту. Она предпочитала сначала все взвесить, а потом уже отвечать. Наконец она заговорила, перекрикивая ветер: