Придется рискнуть.
В последние дни Рита Грендель всегда держала телефон наготове. Она ответила так быстро, что Анна Катрина даже испугалась.
– Рита, это я.
– Девочка моя, куда ты пропала? Мы так беспокоились!
Да, она действительно сказала «девочка моя», как будто Анна Катрина – ее дочь, а не подруга.
Эти слова успокоили Анну Катрину. Рита словно безмолвно говорила ей: «Все будет хорошо! Друзья с тобой!».
– Я сбежала из психиатрии. Не могу позвонить Веллеру – боюсь, его номер прослушивают. Я сейчас в Ганновере… – Анна Катрина попыталась сообразить, где именно. Она посмотрела на Мартье и Девальда. – Где я нахожусь? На какой улице?
Оба находились в глубоком шоке. Слова Анны Катрины подтвердили их худшие опасения. Она сбежала из сумасшедшего дома.
– Погоди, – сказала Рита, – больше я ничего не хочу знать. Петер выезжает. Его не должны опередить. Ты понимаешь, о чем я.
Пока Рита и Анна Катрина разговаривали, Мартье и Девальд скрылись в соседней комнате.
Он испуганно прошептал:
– Следует быть осторожнее. Нас могут втянуть в нехорошую историю. Похоже, здесь что-то незаконное. Возможно, наркотики.
Как было бы прекрасно, если бы все было иначе, подумала Мартье. Они могли бы впервые встретить Рождество вместе у рождественской елки, вдали от своих ужасных бывших, и к тому же – спасти несчастную душу… Но похоже, этому не суждено случиться.
Девальд набрал по мобильному номер полиции.
– Боюсь, – сказал он своей подруге, – мы сделали глупость.
Мартье вернулась к Анне Катрине. Она позволила гостье подобрать себе одежду из ее шкафа. Толстый синий шерстяной свитер с тремя звездочками на правом плече и улыбающейся луной на левом. Вельветовые брюки. Только с обувью возникла проблема – из-за толстой повязки нога Анны Катрины не влезала в ботинок.
«Я ужасно выгляжу, – подумала Анна Катрина, – но теперь хотя бы не замерзну».
Она отправилась в ванную комнату. Какое-то время она подумывала обрезать волосы и покрасить их черной тонирующей краской, стоящей там.
Они будут искать блондинку с волосами до плеч. Так можно быстрее всего изменить внешность.
Но потом она услышала полицейскую сирену.
Черт подери, подумала она. Они все-таки прослушивали Риту. Но как им удалось так быстро узнать адрес?
Анна Катрина снова вылезла в окно.
Тем временем Петер Грендель рассказал обо всем Хольгеру Блёму, и оба поспешили в Ганновер. Хольгер ехал из Эмдена, на служебном автомобиле журнала «Остфризия» – у него на боку красовалась огромная реклама для новых подписчиков.
Петер Грендель ехал на своем желтом «Булли» с надписью «Мастерок на любой предлог».
Йорг Таппер взял машину, на которой он обычно доставлял торты. На заднем сиденье еще даже стояла коробка в форме пирамиды.
Петер Грендель сказал ему:
– Анна Катрина в Ганновере. Мы найдем ее. Город не такой уж большой.
Все трое хотели рассказать Веллеру, но никто не решился. Все всерьез восприняли предположение Анны Катрины о том, что телефон Веллера прослушивают.
Моника Таппер сидела рядом с мужем. Она непременно хотела ехать в Ганновер.
Рита Грендель осталась дома, заняв пост у телефона.
С наступлением темноты пришел холод. С неба падали редкие, но очень крупные хлопья снега, словно снежинки хватались друг за друга, боясь удара об землю.
Юстус Шаард стоял у окна и смотрел на снег. Несколько хлопьев кружились прямо перед стеклом, словно просились внутрь.
– Уходите, – решительно приказал он им.
Юстус сжал кулаки. Он справится. О да! Он постоянно твердил себе, что его не будет мучить совесть и он ни в чем, совершенно ни в чем не станет раскаиваться. Он лишь получит то, что ему давно причитается.
Они дважды осматривали место при свете дня. Неподалеку от молочного магазина на Нордзеештрассе, где Нееле раньше очень любила покупать домашний сыр и йогурт, который был гораздо вкуснее промышленного, – Юстус его очень любил. Он ощутил во рту вкус йогурта и сглотнул.
Их атака на систему водоснабжения произойдет недалеко от магазина здоровых местных продуктов – это казалось ему очередной злой насмешкой судьбы, вроде биржевого курса, растущего вопреки всем прогнозам и ожиданиям.
Нужная улица была маленькой, немноголюдной и наполовину перерытой – там прокладывали какой-то кабель. Коммунальные службы, сами того не зная, прекрасно подготовили место.
Нееле уже полностью переоделась. Ее возбуждение и приподнятое настроение почему-то раздражали Юстуса. Нееле натянула противогаз и сделала несколько приседаний. Потом сняла маску, рассмеялась и сказала:
– Уже достаточно стемнело, а гулять в такую погоду никто не пойдет. Через полчаса все будет сделано. Тогда мы вернемся сюда, сожжем эти шмотки и будем спокойно ждать падения курса. Никто нас не заподозрит, – уверяла она, пытаясь его успокоить. – Никто, любовь моя. Мы никогда не лезли в политику. Не состоим в сектах и не относимся к радикальным меньшинствам. Может, несколько раз припарковались в неположенном месте или превышали скорость в центре города – но это все.
Она подняла правую руку, растопырив пальцы:
– Дай пять!
Он послушно ударил правой ладонью.
Ему почти казалось, что для нее их затея – нечто вроде студенческой выходки, хотя погибнут люди. Уже сегодня. Вероятно, несколько сотен.
Юстус слишком нервничал, и за руль села Нееле. Противогазы они пока сняли – сейчас они лежали у Юстуса на коленях. На плечи накинули пледы, чтобы встречные водители случайно не заметили защитных костюмов.
Они уже ехали по Остермашерштрассе, когда Нееле включила радио. Ей это показалось знаком судьбы, голосом Вселенной. По радио «Остфризия» передавали рождественскую песню Беттины Гёшль. Песня называлась «Мой список подарков» [23], и рассказывала про мальчика, который написал о своих желаниях младенцу Иисусу.
«Ну вот, круг замкнулся, – думала Нееле. – Когда я стояла возле «Тен Кате», та же самая Беттина Гёшль давала концерт, а потом я разложила письма с угрозами и пошла гулять по рождественской ярмарке».
Эта Гёшль со своими песнями – настоящий символ спокойной, благополучной Остфризии, которой скоро придет конец.
У Юстуса зазвонил мобильный. Он вздрогнул, посмотрел на жену и спросил:
– Нужно было его выключить, да? Это дом престарелых.
– Спокойно ответь.
Новость привела Юстуса в такой ужас, что сначала он даже не смог ответить. Он скорчился на пассажирском сиденье, словно от сильного удара ниже пояса, и его лицо исказилось от боли.
Телефон упал под ноги, и Юстус схватил жену за руку. Она испугалась, что он резко повернет руль, и оттолкнула его.
– Черт подери, что такое?
– Мама… Ей плохо… Упала с кровати… Высокая температура… Нужно срочно ехать туда!
– Упала с кровати?
– Да, черт, они мне только что сказали!
– Значит, она умирает?
Он широко раскрыл рот, но не издал ни звука, сглотнул и снова попытался заговорить.
– Откуда я знаю!
Он наклонился, чтобы найти телефон. В результате на пол полетели и противогазы.
Нееле затормозила и прижалась к обочине.
– Дай телефон!
Он повиновался.
– Алло, это Нееле Шаард. Что с моей свекровью?
– Она упала с кровати. У нее множественные переломы. Она хочет увидеть вас и своего сына. Вам лучше приехать, и…
Нееле повесила трубку.
– Он еще жива, – сказала она Юстусу.
– Мы должны ехать, – ответил он.
– Прямо сейчас?
– Да. Я никогда себе не прощу, если она умрет, а меня не будет рядом…
– Хочешь сказать, мы должны развернуться и поехать в Эмден, в дом престарелых?
– Да.
Она указала на защитный костюм.
– В таком виде?
– Конечно, нет. Сначала заедем домой, переоденемся и…
– А наши планы?
– Плевать… Потом разберемся. Сейчас нужно ехать туда. Ты же понимаешь? Это просто… важнее.
Оба замолчали. Нееле прекрасно понимала, что должна развернуть машину и ехать в дом престарелых, а их план на данный момент неосуществим.
Беттина Гёшль пела:
Тут приходит мама, не знает как сказать:
Бабушка болеет, не стоит ее ждать.
Теперь я все желанья за одно бы отдала:
Чтоб моя бабуля в гости к нам пришла.
У Юстуса, который всегда считал рождественские песни пошлыми и глупыми, а уж детские песни – тем более, затряслись губы. Он не стыдился своих слез. Нееле обернулась, и в эти секунды Юстус особенно глубоко затронул ее сердце. «Какой мужчина, – подумала она. – Я могу отравить вместе с ним питьевую воду в Нордене, но при этом он такой мягкий, что начинает плакать от детской песенки».
Ничего на Рождество уж больше не прошу,
Лишь одно желание упрямо я твержу.
Чтоб бабуля снова с нами здесь была.
Чтоб была здорова, бодра и весела.
Все свои желанья за одно бы отдала:
Только чтоб бабуля в гости к нам пришла.
Теперь Нееле вела машину левой рукой, а правой гладила Юстуса по лицу. Пальцы намокли от его слез.
– Все будет хорошо, любимый, – пообещала она. – Все будет хорошо. Сейчас мы приедем домой, быстро переоденемся и поедем к твоей маме. Она не умрет. Еще долго не умрет. Она еще успеет увидеть, как поднимется ее сын, потому что наполнит счета своих клиентов капустой. Потому что скоро ее сын начнет грести деньги лопатой. Она будет так тобой гордиться, Юстус, так гордиться!
– Да, – сказал он, – я так об этом мечтаю. Она не может умереть сейчас.
Сегодня дым трубки Курта Фрёбеля чуть не довел Генцлера до рвоты. Запах «Латакии» был еще более едким, чем обычно. Окна черного «Ауди А7» были закрыты, и кондиционер задувал в салон теплый воздух.
Гецлер уже представлял, как понесет костюм в прачечную, чтобы избавиться от запаха. В таком виде пойти к сестре он не мог.