– Все не так просто, девочка моя… На этот раз мы оставили их позади и обхитрили, но максимум через несколько часов они придут к твоим друзьям, перевернут все вверх дном. Обыщут пекарню и все филиалы кафе «Тен Кате». Строительную площадку Петера Гренделя и редакцию Хольгера Блёма. Эта игра касается очень многих. Пока речь только о незаконном освобождении заключенного. В лучшем случае. Скорее всего, мы все выйдем сухими из воды. Но если ты застрелишь убийцу отца, нам всем лучше держаться подальше, а иначе нас обвинят в пособничестве.
Он показал на остальных.
– Будет лучше, если никто из них ничего не узнает. Они должны спокойно верить, что ты всерьез планируешь пресс-конференцию…
– Да, – ответила она, – понимаю. С этой минуты я сама за себя.
– У Хольгера в машине – чемодан с одеждой, которая должна тебе подойти. Мобильник с предоплаченной сим-картой и новый ноутбук. – Он протянул ей конверт: – На первое время должно хватить.
Анна даже не заглянула в конверт, потому что знала – там деньги. Мелкими купюрами.
Она не стала благодарить Уббо. Она просто на него посмотрела.
Вместе с Уббо Гейде и Хольгером Блёмом Анна Катрина ехала в Ольденбург. На Вайсенмоорштрассе, рядом с бывшей церковью, которая теперь стала культурным центром, жил хирург Герхард Бруйкманн. Как поняла Анна Катрина, он вживил нескольким авторитетам, которые боялись похищения, чипы для отслеживания – вроде тех, что биологи устанавливают под кожу китам, чтобы отследить их путь в Мировом океане.
Среди его клиентов были политики, предприниматели, и – как бы глупо ни звучало – два популярных певца и знаменитый повар.
Это была легкая и очень денежная работа. Бруйкманн оперировал колено Гроссманна и во время операции вживил ему под кожу чип по заказу Серкана Шмидтли. Теперь Серкан всегда знал, где находится его недруг.
Они могли поехать и к Серкану, но Уббо Гейде показалось правильнее обратиться напрямую к Бруйкманну.
– Он мне во всем признался, – сказал Уббо Гейде. – Он честный человек, какое-то время работал врачом в тюрьме. Серкан Шмидтли его шантажировал. В какой-то момент он не выдержал и рассказал обо всем мне.
Хольгер Блём только молчал и слушал. Он чувствовал себя польщенным – ему доверилась не только Анна Катрина, но и сам Уббо Гейде. И он их никогда не разочарует.
Он задумался над словами Уббо Гейде.
– Получается, когда-нибудь дойдет до того, что каждому будут вживлять такой чип еще при рождении, и мы всегда сможем отследить любого человека?
Уббо Гейде согласился:
– Да, возможно. Жуткая мысль, но есть в ней и что-то успокаивающее. Каждый раз, когда пропадает ребенок, вопрос поднимается заново. Ребенка с чипом можно сразу найти.
– Но тогда, – размышляла Анна Катрина, – похититель может нащупать эту штуку и вырезать ее у ребенка прямо на месте.
Хольгер Блём поежился.
– Значит, вы всегда знали, где находится убийца моего отца, – холодно заметила Анна Катрина.
Уббой Гейде опустил взгляд на ладони. Они дрожали, и он подумал, что это уже никогда не прекратится.
– Да, знали, – ответил Уббо, и ему показалось, что он окончательно подписал Гроссманну смертный приговор.
Инга проиграла сцену еще раз. Она уже дважды видела ее на дисплее айфона, но хотела, чтобы Гроссманн – с его маниакальным желанием все контролировать – узнал, что произошло в его доме для отпуска.
– Посмотри-ка, – сказала она, – Владимир и Борис, главные конкуренты Кхалида и Тумма. Теперь всем заправляют они. Кхалид так часто их поносил. Называл «примитивными животными». Они такие же социопаты, как ты, руководствуются только собственными интересами. Ни капли эмпатии к окружающим. Ни капли жалости.
Ничего.
Он пялился в экран на стене. Камера, висящая над дверью, размером не больше мушиной какашки, передавала четкое изображение. Он видел лицо Генцлера. Его растерянность. Бессилие и неспособность обороняться. А потом в него попала первая пуля.
– Что думаешь? Ведь цель нападения – ты? Но тебя там не было, и поэтому они убили Генцлера и этого курителя трубки. Скоро братья придут и сюда. Спорим, они уже в пути? Я могла бы просто отдать им тебя… Но…
Гроссманн застонал, зажав зубами резиновый мячик, и снова попытался избавиться от кляпа, но тщетно.
– Хочешь, чтобы я тебя от них защитила? Не лучшая идея, глупыш. Видишь ли, они просто застрелят тебя и сфотографируют на мобильный, как Генцлера. Показать тебе еще раз? Все пройдет быстро и безболезненно. Я же, напротив, буду убивать тебя медленно. Сначала от боли и отчаяния должна издохнуть твоя душа, а потом – бесполезное тело. По сравнению с моим гневом, два этих киллера – мирные бойскауты на поиске сокровищ.
Она рассмеялась и выключила запись.
Теперь экран разделился на четыре трансляции из разных точек дома в Дангасте, где они находились.
Парковка. Входная дверь. Задняя дверь. Боковое окно.
Она похлопала его по больной ноге.
– Повезло, что у тебя паранойя. Я просто ограбила твой чемодан для слежки. Скажем так, портативное устройство. Ты ведь знаешь, что у тебя не только установлены камеры во всех домах, но и есть четыре чемодана со всем этим отслеживающим дерьмом? Все уже настроено, чтобы оборудовать номера во всех гостиницах по дороге.
Она покачала головой.
– Боже, да ты просто псих!
Потом погладила его по щеке.
– Но вообще-то, я должна тебя поблагодарить. Твое оборудование сослужило большую службу. Смотри-ка, кажется, они едут. Да! Нахально припарковались прямо у входа. В этом вся их сущность. Тупые, но самонадеянные. Что, дорогой, испугался? Думаешь, они сейчас убьют тебя? Или для тебя это избавление, возможность избежать мучений? Кому ты желаешь успеха – мне или им? Кстати, знаешь – уже после нашей первой ночи ты угадал мое самое главное желание. Сказал: «Ты прикончишь меня, малышка». И не понял, почему меня это так рассмешило. Ну, а теперь ты знаешь. Я действительно тебя прикончу. Тебя казню я, а не эти кретины.
Юстус продолжал деградировать. Еще недавно он хотел уничтожить всю Остфризию и показать всем, кто главный, и рассуждал как хладнокровный убийца, а теперь Нееле казалось, что он опустился до уровня детского сада. В соплях, со стеклянными глазами, зареванный и недоступный для взрослых. Его поза – он, съежившись, сидел на полу возле кровати – и даже выражение лица напоминали недоверчивого ребенка. Волосы были растрепаны.
Она хотела вытереть ему нос, но он отмахнулся.
– Нет. Отстань!
Нееле оцепенела, не зная, что делать, и в конце концов начала тихо напевать детскую песенку.
Детская часть его души надеялась, что доктор Йонс объявит смерть ошибкой и вернет его мать к жизни каким-нибудь уколом или порцией кислорода. Но когда доктор Йонс ушел, Юстус окончательно сломался.
Вообще-то, мы должны сообщить его брату, думала Нееле. Но это его добьет. Она решила: как только Юстус придет в себя, они вместе зальют яд, и только потом расскажут Феликсу-Йонатану о смерти матери.
С похоронами могут возникнуть проблемы. Во время массовых смертей, наверное, вообще не будут проводиться обычные похороны с поминками? Нееле не знала, как действуют в таких случаях. В Остфризии организуют массовые захоронения? Кремацию? Вызовут ли на помощь дополнительные силы, чтобы захоронить тела? Работников погребальной службы отрава тоже не пощадит. Вероятно, им просто не будет хватать людей.
Она слабо представляла, как в таком хаосе можно будет устроить свекрови достойные похороны. Может, исполнить задуманное чуть позже? Нет, наоборот, это хотя бы избавит их от встречи с дурацким братом. Она не любила своего деверя так же сильно, как Юстус. Мерзкий задавака.
С другой стороны, у них не осталось значительных причин использовать отраву… Они могли забрать десять миллионов и начать где-нибудь новую жизнь. Им больше не нужно считаться с его матерью. Так почему бы не сжечь мосты?
Еще ее мучил вопрос, куда девать биологическое оружие.
Внезапно с Юстусом что-то случилось. Его лицо поменялось. Окаменело. Он поднялся с пола, стал больше, шире, его переполняла жажда борьбы. Агрессивная и мощная.
Он прошипел:
– Как мама могла упасть с кровати? Почему перед кроватями не лежат маты, которые могут затормозить и смягчить падение? Почему она ударилась о жесткую плитку?
Нееле пыталась удержать его, но он выскочил в коридор, чтобы привлечь виновных к ответственности. Юстус не знал, куда деть свою всепоглощающую ярость.
Сиделка Улла Хертлинг как раз выходила из комнаты пожилой дамы, поменяв пеленки. На ней еще были резиновые перчатки, и она держала в руке пластиковое ведро, полное тряпок и ваты.
Она не до конца закрыла дверь, и Юстус смог заглянуть в комнату и увидеть пожилую даму. К ее кровати была приделана защитная стенка, оберегающая от падения.
– Почему моей матери на кровать не установили такую доску? – зарычал Юстус, указывая в комнату. – Она могла бы быть жива, если бы ей тоже…
Госпожа Хертлинг тихо закрыла дверь и перебила его. Она не винила Юстуса за вспышку ярости. У нее был богатый опыт общения с пациентами и их родственниками.
– Мы не можем ее просто так поставить. Это – ограничение свободы. Необходимо особое предписание. Мы же не знали, что ваша мать…
Юстус размахивал руками в воздухе.
– Ах вот как? Вы не знали? Вы что, вообще не следите за людьми? Где вы учились? Вы не готовы к подобной ситуации? Вы нарушили свою обязанность надзора! Ведь это пожилые, неразумные люди, они не могут за себя постоять! Приглядывать за ними – ваша обязанность! Предусмотреть все заранее и не ждать, пока ребенок упадет в колодец!
– Понимаю ваше волнение, но…
Он ее не слушал. Ему было плевать. Юстусу нужен был виноватый, чтобы переложить на него груз ответственности и самому почувствовать себя легче.
– Моя мать, – орал он, – могла быть жива, если бы не ваши чертовы лен