ь и халатность!
Улла Хертлинг стянула резиновые перчатки. Что-то брызнуло Юстусу на рубашку. Он решил, она сделала это умышленно.
Он замахнулся и хотел ударить ее, но Нееле остановила его руку в воздухе.
– Мне очень жаль, – сказала Улла Хертлинг ледяным тоном, – но я не виновата, что ваша мать выкрикивала имя вашего брата.
Юстус отвернулся. Он пытался удержать себя в руках и не сбить эту женщину с ног.
Нееле увела его прочь. Обратно в комнату покойницы. Уходя, она посмотрела на госпожу Хертлинг извиняющимся взглядом.
Когда они остались наедине, Юстус сказал жене:
– Они за это заплатят. Все. Уже сегодня ночью. Они все должны умереть. Давай сделаем это. Немедленно!
Гроссманну приходилось бороться с постоянным слюнотечением. Он постоянно бил во рту языком по резиновому шарику. Глотать было тяжело, и он боялся захлебнуться собственной слюной.
Болезненно вывихнув челюсть и наклонив голову, он смог пустить изо рта маленький ручеек. Он бежал по щеке и, вопреки здравому смыслу, возвращал Гроссманну слабую искорку надежды.
Он сопел. Дышать через нос стало тяжело. Во рту было слишком много жидкости, но в носу, наоборот, пересохло. Ему казалось, он вдыхает воздух с песком.
По большому экрану он мог следить за происходящим.
Может, все это было спектаклем Серкана? Это он выдумал такую жуткую игру? И сейчас наблюдал, как он борется за жизнь, прикованный к кровати?
Представив, как эта свинья сейчас сидит в своей коляске и потягивает из турецких стаканов остфризский чай, раздает указания жирной сиделке и наслаждается каждой минутой его мучений, Гроссманн приказал самому себе: борись!
Нет, такого удовольствия он Серкану не доставит. Умереть – это одно. С тех пор как он понял, что никто не покинет эту землю живым и все люди когда-нибудь умрут, ему стало гораздо легче. Он просто принял этот факт и почувствовал себя свободным. Осталось лишь два вопроса: где и когда?
Возможно, его время пришло. Но он не хотел умирать ради удовольствия Серкана.
Он наблюдал, как Владимир звонит в дверь. Борис стоял на шаг позади и оглядывался по сторонам. Борис нервничал. Владимир – нет. Он держал наготове пистолет с глушителем толщиной в руку.
Это не игра, понял Гроссманн. Они не просто хотят меня напугать. Он действительно собирается убить Ингу.
– Черт, – сказала Инга, – у меня не получается открыть дверь. Что-то заклинило. Можешь надавить?
Владимир кивнул и бросился на дверь.
Инга распахнула дверь и распылила в лицо ворвавшемуся Владимиру перцовый баллончик. Потом снова быстро захлопнула дверь.
Он завопил от боли и ярости.
Из глушителя вылетела пуля и попала в стену.
Очень умно, девочка, подумал Гроссманн и удивился собственным мыслям и желанию ее похвалить. Но все-таки ты действуешь недостаточно быстро. Ты позволила ему выпустить пулю. Подобные ошибки могут стоить жизни…
Она прыгнула Владимиру на левую руку, сломала палец и забрала пистолет.
Гроссманн подумал, что она сразу его застрелит, но ошибся. Она на долю секунды исчезла из поля зрения, но потом показалась снова, занесла над головой бейсбольную биту и вломила Владимиру по черепу.
Снаружи Борис отбежал в сторону, потому что испугался, что она прострелит дверь. Он разбил окно в гостиной и залез внутрь. Не удержался и чихнул.
Инга уже поджидала его, спрятавшись за занавеской с битой наготове.
Она подождала, пока он залезет, и ударила его прежде, чем он успел сориентироваться.
Ну вот, насмешливо подумал Гроссманн, и это были два опаснейших человека в северной Германии… Если бы у него во рту не было кляпа, на губах заиграла бы ироничная улыбка.
Он уже не казался себе таким жалким из-за того, что позволил ей себя провести. Она была хороша. Чертовски хороша.
Гроссманн не понимал, почему Инга не убила братьев. Что она замышляет?
За входной дверью, в конце коридора, была узкая лестница в подвал. Он наблюдал, как Инга уволокла туда Владимира и просто сбросила вниз по ступенькам. Потом притащила из гостиной Бориса и тоже спихнула к брату.
Она вытерла руки об одежду, как будто запачкала их. Потом взяла кабельные стяжки и спустилась в подвал.
Теперь Гроссманн больше ее не видел. Он представил, как она привязывает обоих за руки и шею, скорее всего, к батарее.
Его левая нога затряслась, и постепенно дрожь охватила все тело. Если бы не резиновый шарик, он стучал бы зубами.
Хольгер Блём припарковал машину перед культурным центром в Ольденбурге. Там играли джаз, но у них не было времени послушать. Они направились прямиком к Герхарду Бруйкманну, который жил на улице Вайсенмоорштрассе, на втором этаже.
Подъемника не было, и Анна Катрина с Хольгером на руках подняли Уббо Гейде в коляске вверх по лестнице.
Доктор Бруйкманн оказался очень общительным и обходительным мужчиной лет сорока. Он был поджарым, как марафонский бегун, с длинными тонкими пальцами. Бруйкманн очень уважал Уббо Гейде и постоянно обращался к нему. Анна Катрина увидела по глазам: этому человеку важно, что о нем подумает Уббо.
Он постоянно извинялся. Сначала – за беспорядок в комнате, потом – за то, что у него нет ни газировки, ни алкогольных напитков, а только питьевая вода. Он не пьет алкоголь и потому не держит его дома, оправдывался Бруйкманн. Но может сделать чай.
Анна Катрина перебила:
– Мы пришли сюда не утолять жажду. Пожалуйста, помогите мне. Вы действительно можете сказать, где находится убийца моего отца?
Доктор Бруйкманн посмотрел на Уббо Гейде. Уббо кивнул.
– Я знаю, – признался Бруйкманн, – это не совсем нормально. Но в частном порядке, из любопытства, – можете называть это моим хобби – я отслеживаю всех, кому вживил чип, на своем компьютере. Могу показать вам передвижения всех…
Анна Катрина снова перебила его:
– Нас интересует только один.
Он кивнул и сел за компьютер.
Хольгер Блём огляделся. Комната была скудно обставлена. У работающего здесь человека отсутствовало чувство красоты, или же по какой-то причине он не позволял себе держать красивые вещи. Не было ни цветов, ни картин на стенах, ни книжных полок.
Зачем жить в такой обстановке? Никаких кресел, только деревянные стулья. Этот человек не нуждается ни в музыке, ни в искусстве? Куда они попали – в келью или в тюрьму?
– Мне стоит ожидать каких-то трудностей? – спросил доктор Бруйкманн.
– Нет, – ответила Анна Катрина, – не стоит.
Он ввел какую-то команду. На экране появилась карта Остфризии.
Потом камера устремилась наверх – к Ядебузену и через Варел в Дангаст. Сперва казалось, она остановится посреди моря, но потом мигающая точка показала на дом, стоящий совсем близко к берегу.
Правая рука Анны Катрины вцепилась в предплечье Хольгера Блёма. Ногти вонзились в его кожу. Но он не убрал руки. Хольгер решил посвятить Анне Катрине Клаазен и этому делу специальный выпуск журнала «Остфризия». А возможно, даже написать книгу. В любом случае, он будет бороться за Анну изо всех сил.
– Нужный вам человек здесь, – объявил Бруйкманн.
Анна Катрина хотела сразу уйти, но Уббо задержал ее. Он попросил доктора Бруйкманна:
– Никому об этом не говорите. И не выдавайте, где он находится.
– Когда все останется позади, – сказал Хольгер Блём, – я бы с удовольствием взял у вас интервью для журнала «Остфризия».
Доктор Бруйкманн облегченно кивнул.
Они вернулись домой, и Юстус Шаард залпом выпил бокал вина, как минеральную воду. Потом громко рыгнул и снова наполнил бокал.
Он стоял перед открытой дверцей холодильника. Нееле все это не нравилось.
– Мы должны быть трезвыми, если собираемся исполнить задуманное.
– Да ладно? – цинично прошипел он.
Ей и раньше приходилось страдать от этих взглядов. В его глазах она превращалась в насекомое, словно на лестнице эволюции он стоял намного выше ее. Из маленького мальчика Юстус превращался в высокомерного тирана, кичливо хвастающего образованием.
Она вырвала у него из рук бутылку, словно оружие. Несколько капель из бокала упало на пол.
Нееле упрямо сделала глоток из бутылки.
– Нам теперь совсем необязательно это делать. Больше не нужно ориентироваться на твою маму. Мы можем уехать. У меня есть деньги. Больше, чем мы сможем потратить. Давай соберем чемоданы и просто уедем.
Он снова вырвал у нее бутылку и выпил еще немного.
– Что, железную леди вдруг одолели сомнения? Предлагаешь свернуть на полпути?
– Полагаю, нам стоит это обдумать.
– Во время квартальной проверки выяснится, что я наделал, а мы уедем. Нетрудно будет сложить два и два и догадаться, кто захапал десять миллионов. Мы станем новыми Бонни и Клайдом. За нами повсюду будут охотиться. Они назначат за нашу поимку вознаграждение, и любой мелкий бандит попытается его заработать. Нет, Нееле, нам придется это сделать.
Она поняла, что на кону не только совершение преступления: они заново обсуждают свои отношения. Скоро установится новый порядок. Юстус пытался снова отвоевать главенство.
Она скрестила руки на груди и заявила:
– Без меня. Мне достаточно десяти миллионов. Мне плевать на хорошую репутацию.
– Отлично, – ответил он. – Тогда я все сделаю сам.
Она наблюдала, как он надевает белый костюм и выбирает черный противогаз.
В дверях он еще раз остановился и посмотрел на нее.
Она покачала головой.
– Без меня.
– Если ты не дура, – сказал он, – то больше не пей сегодня воду из-под крана.
И Юстус ушел.
На Тайххунвег Шрадер передал Анне Катрине свой рабочий автомобиль. Остфризские полицейские решили: никому и в голову не придет, что Анна Катрина едет к побережью на полицейской машине.
Господи, ты жутко выглядишь, подумал Шрадер и на мгновение засомневался, не вырвалась ли у него эта фраза вслух.
Он протянул Анне пистолет «Геклер и Кох».