Это не вдохновило, но мои вилка и нож сами отрезали кусок красного мяса.
Я ожидал, что оно будет жестким, как свиная грудинка, но мясо таяло во рту, подобно тушеной телятине, — оно было мягким и имело сильный сладковатый привкус. Я отрезал еще кусок.
— Это напоминает молодого барашка, — сказал я, жуя.
— А вот и нет. Это кроликособака. Вкусно, да?
Я задохнулся — и проглотил кусок помимо своей воли.
— Вы имеете в виду — мистера Президента?
Рей повернулся к своей соседке с другой стороны.
— Это мистер Президент? — указал он на поднос. Она отрицательно покачала головой: — О нет, это Пинки. Орри съел мистера Президента вчера ночью, на Апокалипсисе. Сегодня вечером нам предстоит избрать нового президента.
— Опять? — спросила Лули, громко чавкая.
— Лули, не разговаривай с полным ртом, — сделал ей замечание Рей и повернулся ко мне. Должно быть, я слегка позеленел, потому что он сказал: — Я тебя понимаю, Джим. Сам прошел через это всего несколько месяцев назад. Послушай… — Он накрыл ладонью мою руку, его лицо стало серьезным. — Мы создаем здесь будущее человечества. Перемены порой огорчают, Но мы сознательно идем на это, потому что перемены очень важны.
Я с трудом проглотил слюну. Запил темно-красным соком — не виноградным, но сладким и холодным. Эта пауза позволила мне тщательно подобрать слова. Взглянув на Рея, я сказал: — А если мне не нравятся эти перемены? Если я не желаю в этом участвовать?
Он покачал головой: — Ты уже участвуешь, Джим, потому что перемены неизбежны. Ты можешь только выбрать, какую роль тебе играть. Либо примкнуть к противникам перемен, иными словами, быть камешком, который несет поток, либо стать частицей самого потока. — Он похлопал по моей руке. Я подумал, не дать ли ему в зубы. Только это ничего не изменит. — Джим, выкинь из головы все, о чем ты думаешь, что знаешь и видишь, и разберись, что же происходит на самом деле. Ты сильно удивишься.
Я не ответил. Даже не посмотрел в его сторону. Уставился в тарелку и гадал, что же я успел съесть. Из чего они, например, приготовили оранжевое пюре? Из молотых насекомых? Я отодвинул тарелку в сторону. Сыт по горло!
— Можно, я пойду? — спросила Лули. Одна из кроликособак уже забирала ее тарелку. — Джим, ты хотел посмотреть мой зверинец.
— Джим еще не закончил завтракать, милая.
— Уже закончил.
Я отдал свою тарелку другой кроликособаке. Она понюхала куски мяса, жадно их сожрала и ускакала прочь.
Я медленно поднялся. Чувство было такое, словно я балансирую на острие бритвы. Я тщательно подбирал каждое слово.
— Да, Лули, покажи, пожалуйста, свой зверинец. Необходимо убраться отсюда. Немедленно.
Старый техасец по имени Таннерс
Жуткий был тип и ужасный засранец.
Чуть припрет ему пердеть,
Флаг повесит и давай дудеть,
Чтоб понюхал его каждый американец.
12 ЗВЕРИНЕЦ
Никогда не доверяй грейпфруту.
Я успел сделать лишь пять шагов, как червь оказался за моей спиной. Еще два шага — и он вырос сбоку. Спут-пфут, моргнул он. Его глаза были огромными.
— Грраппт? — спросил он.
Я посмотрел на Лули. Затем на червя. Потом снова на нее.
— Он мой телохранитель, верно? Она важно кивнула: — Он следит, чтобы тебя никто не обижал.
— Почему-то это меня не радует. — А?
— Так, ерунда. Не обращай внимания.
Сарказм не предназначен для шестилетних девочек. Я повернулся к червю: — Ладно, пошли, Рожа. Брюхо. Колбаса. Или как тебя там?
— Его зовут Фальстаф, — подсказала Лули.
— Фальстаф? — Угу.
— Почему Фальстаф?
— Джейсон говорит, потому что он часто пукает.
— Да ну? — Я взглянул на червя.
Он моргнул и высказался своим нижним отверстием: — Платт!
Я отступил на шаг и замахал рукой.
— О Боже!.. — Мои глаза заслезились. — Кошмар! От этого даже краска со стен облезет!
— Да, — улыбнулась Лули. — Он делает это очень вонюче.
— Почему бы не назвать его просто Пердуном?
— Я никогда не скажу ему такое, — возразила Лули с округлившимися глазами.
— Почему?
— Ему это не понравится. — В ее тоне явно что-то было.
— О… — Я снова посмотрел на хторра. — Ну ладно… хорошо. Пошли, Фальстаф.
Он запыхтел, выгнул спину горбом и пополз следом за нами. Как только червь увидел, куда мы направляемся, он мирно улегся под солнышком на синей лужайке и превратился в огромный красный шмат мяса, собираясь наблюдать оттуда.
Зверинец Лули находился в здании с вывеской: "СПОРТИВНЫЙ ЗАЛ «РАЙСКИЙ УГОЛОК», стоявшем поодаль от других построек.
Едва Лули приоткрыла дверь, как мимо меня внутрь прошмыгнул один из либбитов, крупное, похожее на свинью существо с мордой в виде раструба. Он, как пылесос, принялся обнюхивать помещение, не обращая на нас внимания.
— Ее зовут Хулиганка, — сообщила Лули. — Она бегает где хочет и делает что хочет. И никого не слушается. Она любит забираться сюда и спать на полу. Заходи.
Зверинец занимал весь спортзал. Было видно, что эти люди с почтением относятся ко всему хторранскому. На трех длинных столах стояли великолепные террариумы; Вдоль двух стен рядами выстроились горшки с растениями и висели полки с проволочными клетками. Кто-то потратил уйму времени, чтобы устроить все это.
Лули включила свет, и я двинулся вдоль клеток, с любопытством заглядывая внутрь. В крайней находились три мохнатых пузыря — пурпурный, коричневый и красный. Они сбились в кучу в углу клетки.
— Если придвинуть поближе ухо или засунуть внутрь руку, то можно услышать, как они мурлычут. — Лули положила ладошку на клетку.
— Я знаю. Их называют мипами.
— Потому что они мурлычут «мип-мип», правда?
— Правда.
— Они ничегошеньки не делают, — сказала девочка. — Только едят, спят и мурлычут. А едят все подряд и очень много. Они ленивые. И невкусные. Но если полить их кетчупом, то есть можно. Ты должен попробовать. У них очень много детей — как у мышей. Мы ими кормим Орри, Фальстафа и Орсона. Орсон — это самый большой червь. Он ест все, но больше всего любит мипов.
— Конечно. Их даже жевать не надо. Лули рассмеялась, решив, что я шучу.
В следующей клетке сидело несколько ночных охотников разного размера. В их внешности не было ничего хторранского, напротив, они выглядели как маленькие вампиры в старомодном стиле Дракулы.
— Мы их держим здесь, пока они не подрастут, — объяснила Лули и вытянула руку над землей, показывая, до какой высоты охотники вырастают: примерно по колено, — Это Бела, а это Кристофер, а вон тот — Фрэнк. Джесси говорит, что, когда их память зап… завпечатлит-ся, они будут охотиться где-нибудь поблизости. Джесси говорит, что у нас должно быть много ночных охотников, потому что они уничтожают крыс и сусликов. Хотя мипов они тоже любят.
— Ты говорила, что у тебя есть вампир.
— О да, только нужно дождаться ночи, чтобы увидеть его. Днем он спит. Может, тебе повезет и тебя выберут покормить его.
Она произнесла это так, словно кормежка вампира была большой честью.
Я слышал о них, но до сих пор не видел ни одного. Они напоминали летающий саван — шелковистую вуаль, плывущую по ветру. Они падали с неба на скот и лошадей и впивались в шкуру бедных животных, чтобы высасывать из них соки. Каким-то образом они становились частью сосудистой системы животного, выпивали кровь, а потом, насытившись, снова взлетали в воздух, оставляя жертву, кишащую внеземными паразитами и микроорганизмами. Скот обычно слабел и умирал в течение недели. Наблюдались вампиры размером с простыню.
— Этот еще маленький, — сказала Лули, показав руками. Ничего себе маленький! Примерно метр. — Он должен еще подрасти, прежде чем сможет приносить пользу. Однажды я его кормила, — похвасталась она.
— Какая честь, — сухо заметил я.
Но Лули не слышала меня. Она показывала: — А вон там мы держим ребеночка горпа. Он ест всякие отбросы. — Лули наморщила нос. — Воняет, да? — Было трудно сказать, как выглядит этот горп; он спал свернувшись в углу своей клетки. Но Лули была права: несло от него, как из отхожего места.
— А еще у нас есть попрыгунчики, и удивлялки, и звонилки, и волосяные щипалки… — Все это были насекомовидные существа. Последние походили на ночных бабочек с клешнями. Звонилки были шумными маленькими насекомыми с воздушным пузырем и звонили, как пожарные машины размером с таракана. — Они здорово хлопают, если на них наступить.
— Ух ты! — воскликнул я и поинтересовался: — А это что? — Твари были похожи на смачную соплю, только красного цвета.
— Это фуггли. Та, что красная, — самка.
— Этот вид обречен на вымирание, — констатировал я. Хотя, может, они занимаются любовью в темноте, не видя друг друга. Нет! Нельзя породить что-то еще.
— К тому же они не очень вкусные, — объяснила Лули. — Мы до сих пор не знаем, что они делают, но Джейсон говорит, что наверняка что-нибудь очень важное. Иначе они не выглядели бы так ужасно.
— Правильно. По-моему, очень здравое суждение.
— А там у нас растет несколько кустов хторранской ягоды и цветы мандалы. Ты видел мандалу?
Я кивнул — видел мандалу в диком состоянии, напоминавшую разбросанное по лесу ожерелье из драгоценных камней.
— Джейсон мечтает когда-нибудь украсить мандалой весь лагерь. Только это будет нескоро, потому что слишком много людей до сих пор поклоняется Молоху.
— Кхм-гм.
Я продолжал совершенствовать манеру отвечать ничего не выражающими междометиями. Глупо говорить что-нибудь еще. Преданность девочки Джейсону была очевидной. Я не знал, жалеть ли малышку, проклинать ли Джейсона и Джесси за то, что они с ней сделали, или завидовать Лули — она, по крайней мере, знает, зачем живет.
— Иди-ка сюда, Джим, скорей! Ты видел когда-нибудь такое? Это ребеночек волочащегося куста. Конечно, можно сделать загон и держать его там. Но Джейсон пока не хочет, чтобы он бродил на улице, потому что его могут съесть. Или утащить. Или сделать еще что-нибудь плохое.