Исайчев извлёк из нагрудного кармана вишнёвое удостоверение и раскрыл его на уровне одинокого глаза в щели двери.
— Ну-ну, — растянулась в улыбке половинка рта на половинке лица.
Хозяин, пошуршав цепочкой, дверь растворил:
— Заходите, коли не ушли. Раз не ушли, дождались, значит, очень нужно…
Перед Михаилом предстал невысокий старичок с неровно кустящимися седыми бровями. На его узком вытянутом подбородке намёрзла острой сосулькой белая борода. Макушка головы старичка была лысой и полированной. Лысинка напоминала малое лесное озеро, по берегам заросшее невысоким седым кустарником редких волос, собранных в тонкую длинную косичку.
«В прошлом школьный учитель физики, — подумал Михаил и, окинув всю фигуру, увидел женский красный в белый горох халат, едва доходивший до колен, голые икры ног, густо заросшие чёрными волосами, и босые ступни в дырявых тапках. — Нет, вероятно, шкипер на пиратском судне…»
— Постирочный день, — виновато улыбнулся хозяин, — простите мой вид. Тельняшка и треники стираются, а больше надеть нечего. Вот я женин халат и прикинул.
— Она не возражает? — улыбнулся Исайчев.
— Она уже лет пять как не возражает, померла. — Старик повернулся и побрёл в комнату, таща за собой тапки. На ходу обронил:
— Раздевайтесь и проходите…
Обстановка помещения, куда попал Исайчев, была бедноватой: односпальная кровать, застеленная гобеленовым покрывалом, письменный стол, узкий шкаф для одежды и три табуретки. Ближе к балконному окну стоял на треноге дорогой и красивый телескоп, под ним полированный, из красного дерева ящик.
— Вот! — изрёк хозяин, гордо выставив голую ногу с блестящей коленкой. — Телескоп фирмы «Левенгук», рефракторный, с диаметром апертуры 80 миллиметров, увеличение 360 крат!
Все произнесённые Станиславом Петровичем слова были Исайчеву незнакомы, но Михаил понял: то, что он сейчас видит, судя по тону хозяина и величавым ноткам в голосе, а также гордо выпяченной ноге, круто.
— И вот в эту штуку… — Михаил старался говорить медленно, боясь спугнуть старика, — вы видели…
Хозяин не дал закончить фразу, вскрикнул:
— Да! Видел! — Он устремил взгляд в угол комнаты, при этом тряс указательным пальцем, грозя кому-то, только ему ведомому, и, покачиваясь с пятки на носок, выкрикнул: — О чём докладывал местному участковому господину Тырову. А он?! Он решил, что старикан того-этого, выпроводил его, то бишь меня, восвояси. Но главное! Это всё случилось более месяца назад. Долго же вы, господа хранители порядка, раскачиваетесь! Все преступники успеют состариться, а свидетели — помереть!
— Не-хо-ро-шо! — разбивая слово на слоги, медленно проговорил Исайчев, тем самым гася агрессивный настрой Станислава Петровича. — Бе-зо-бра-зи-е! Вы кем до пенсии работали, господин Елистратов?
Старик перестал покачиваться, вгляделся в лицо гостя:
— До девяносто первого года был учителем астрономии, а потом предмет из школьной программы благополучно выкинули дрянные люди, и я переключился на преподавание физики. А что?
— В вас чувствуется глубоко мыслящий и небезразличный человек. Редкая сейчас порода. Вы разрешите присесть?
Станислав Петрович спохватился и, выхватив одну из стоящих в ряд табуреток, поставил её у кровати:
— Извините, бога ради! Садитесь и не обессудьте, я редко сижу — копчик болит, посему буду тихонько перебирать лапками. Вы не против?
— Как вам угодно, — согласился Исайчев. — Значит, сейчас вы учитель физики на пенсии или работаете ещё?
— На пенсии, на пенсии. Астрономию люблю до сих пор, физику терпеть не могу. На старости лет избавился от всего лишнего и оставил только его. — Елистратов ласково погладил чёрный глянцевый бок подзорной трубы.
Исайчев заметил, что старик успокоился, и решил задать тот вопрос, ради которого пришёл:
— Так что вы, Станислав Петрович, видели в ту ночь?
— В ту ночь я любовался луной. Облачность ноль — мечта астронома! Пребывала моя красавица в окне ровно по другую сторону моста. Было фантастично: он чёрным монстром стоял — молчаливый, мрачный, без освещения. А луна, наоборот, как красна девица на небосклоне. Вы заметили, мой дом на Набережной первый от моста, и в связи с этим ни минуты покоя — ни днём ни ночью. Машины шоркают туда-сюда беспрестанно. Тогда впервые стояла оглушительная ти-ши-и-и-на! И вдруг краем глаза я заметил фары. Меня это поразило — мост закрыт! Машина ехала небыстро. Подумал, идиот какой-то, права водителю не жалко. Здесь всегда в начале моста милиционер стоял, а в эту ночь его не было. Правильно! Движения нет. Чего тут отираться?
— Полицейский, — машинально поправил старика Исайчев.
Елистратов с досадой хлопнул себя ладонью по бедру:
— Да, конечно, полицейский, это ведь вы раньше, будучи милицией, за народ заступалась, а теперь полиция не даёт в обиду государство! Государство — оно ведь маленькое, беззащитное, не то что…
Исайчев понял: Елистратов вновь ступил на тропу обличения — и постарался успокоить старика, добавив в голос елея:
— Станислав Петрович, помогите, пожалуйста, поточнее вспомните, что произошло в эту ночь…
Старик обречённо махнул рукой:
— Уже на середине моста увидел вторую машину, она следовала за первой без огней. Огромная, квадратная, серая. Только по отблеску лунного света на её крыше заметил саму машину. Они поравнялись и какое-то время ехали параллельно, потом первая резко вильнула и упала в реку. Но что интересно, во второй машине не было водителя, только пассажир. Я это точно видел!
— Через телескоп?
Елистратов побежал короткими шажками по периметру комнаты:
— Нет… нет… Не сообразил посмотреть в агрегат… Был обескуражен! Увидел, как после падения первого автомобиля пассажир второго вышел и некоторое время смотрел в разлом ограждения моста — туда, куда упала машина. Но он её не толкал, она сама упала. Человек долго всматривался в воду, не кричал, не звал на помощь. Он смотрел и только один раз резко вскинул голову.
«В это время с его носа упали очки», — решил Исайчев.
Елистратов, по-стариковски скрипя голосом, продолжил:
— Я утверждаю: его автомобиль всё время шёл прямо и удара не было. Всплеск воды был, треск ломавшегося ограждения был, а звука удара не было.
— А это вы уже в телескоп видели? — вновь решил уточнить Исайчев.
Старик раздражённо взмахнул обеими руками:
— Через очки! Я в то время на балкон вышел, мост под носом и виден как на ладони. Тут я, наконец, сообразил, подбежал к агрегату, успел сделать единственный снимок уже тогда, когда машина без водителя сворачивала под мост. Там в начале стоит тренога — правда, знак с неё почему-то в эту ночь сняли. Знак, запрещающий въезд на мост. Его на следующий день опять повесили. У нас всё так: пока гром не грянет мужик не перекрестится. А вот лампочка на треноге была, и лампочка горела. В свете этой лампочки получился довольно чёткий снимок. Сейчас покажу…
Старик порылся в ящике под телескопом, извлёк фотографию.
— Вот! — Елистратов победно поднял над головой снимок, потряс им. — Это, как вы говорите, улика?!
— На телескопе можно делать снимки? — удивился Исайчев.
— Сколько угодно! Наводите агрегат на резкость, объектив фотокамеры на бесконечность и фотографируете.
На снимке был изображён правый угол машины, часть номера автомобиля с цифрой 3 или 8, буквами РБ и сартовским номером регистрации региона. Разглядывая фото, Исайчев достал телефон, набрал цифры мобильного аппарата майора Васенко:
— Роман, пробей машину: ориентировочно «Хаммер», праворульный, серого цвета, последняя цифра номера 3 или 8 РБ, нашего региона.
Нажав кнопку «Отбой», Исайчев извинился перед хозяином и попросил продолжать.
— Так чего продолжать, милостивый государь, вроде всё сказал… — пожал плечами старик. — Меня тогда поразило то, что пассажир не позвонил в милицию и до самого утра на место происшествия никто не выезжал. Утром я потрусил к участковому, а он решил, будто старому маразматику ночью приснился страшный сон и он пришёл поделиться, так сказать, своими фантазиями. — Елистратов развёл руками. — Вот и всё!
— Человека описать можете? Конечно, не черты лица, а комплекцию, рост, в чём был одет?
Елистратов сначала задумался, затем зажмурился, мучительно застонал и, резко размежив веки, сообщил:
— Худой он или толстый, под плащом не видно, но обширный, мощный. Плечи широкие. Голова в капюшоне не доставала четверти до верхней кромки боковых стёкол машины.
Исайчев присвистнул:
— Немаленький! У вас, как я понял, близорукость?
— Хотите спросить, насколько мои очки увеличивают объект? Уверяю, ненамного, близорукость имею небольшую. Я, как астроном, слежу за своим зрением. Глаза — это моё всё.
Исайчев кивнул:
— Тогда так. «Хаммер» чуть больше двух метров, значит, человек где-то под метр восемьдесят. Подумайте, Станислав Петрович, к какому полу может принадлежать пассажир? Мог он быть женщиной на каблуках и с высокой причёской?
Елистратов рассмеялся:
— Тогда это была не просто высокая, а гренадерского облика женщина на внушительных каблуках. Такую в истории знаю одну — женщина-полководец Фу Хао. Астрономы назвали её именем глобальную и мрачную звезду. Рассказы о её подвигах сохранились на остатках пергамента и черепаховой скорлупе. Согласно одной из легенд, под её командованием находилось около пяти тысяч солдат. Но она жила во время бронзовой эпохи, более трёх тысяч лет назад, в Китае. Посему, вероятно, в нашем случае это был мужчина и без каблуков.
В кармане Исайчева зазвонил телефон. Майор Васенко доложил: «Хаммер» пробили. Такой в городе оказался один, зарегистрирован на Пеняскина Сергея Георгиевича. Зарегистрирован два года назад, но закавыка в том, что Пеняскин умер восемь лет тому…
— Ка-а-к?! — поперхнулся Исайчев.
— Вот так, — проворчала трубка, — всё бы вам на тарелочке да под нос… Поискать придётся, господин подполковник.
— Может, это и не «Хаммер» вовсе? — усомнился в своём предположении Исайчев. — Может, какая другая гробина с переделанным бампером? — И тут же усомнился ещё раз: — Да нет! Что, я железо «Хаммера» с чем-либо другим перепутаю? Не может быть! Роман, дай операм задание, пусть гаражи братков посмотрят. То, что его прячут, — к гадалке не ходить… — И, обращаясь к хозяину, добавил: — Спасибо, Станислав Петрович, очень помогли. Пойду, пожалуй…