— И что, так уж никто никогда не видел?
— Конечно нет. Они приходили, когда заканчивался рабочий день и в клинике оставались только дежурные, а им некогда следить за теми, кто появляется через запасной выход. Тем более в клинике их три на случай пожара. Да и Леонид Лазаревич приказал на них внимания не обращать и расспросами не докучать…
Исайчев встал со своего места, пересел к столу Васенко:
— Роман Валерьевич, у вас к этим сотрудникам ещё вопросы есть? Если нет, отпускайте.
— Спасибо! — мягко произнёс Васенко, обращаясь к женщинам. — Из клиники, пожалуйста, до моего разрешения не уходите. Могут возникнуть вопросы.
Они покивали и гуськом пошли из кабинета.
— Давай, Роман, подробно, что удалось узнать?
— Погоди, Михал Юрич…
Васенко резко вскочил со стула и двумя скачками приблизился к двери. Приоткрыв её, высунул голову, бросил:
— Все свободны на час. Через час прошу обратно.
Вернувшись на место, заговорщически подмигнул:
— Я тут два стакана надыбал и графин с водой из соседнего кабинета упёр. Кипятильник из комитета прихватил. Давай по кофейку и по сигаретке?
Пока пили кофе и курили, Васенко рассказывал:
— Значит, так: нашла его секретарь. Она первой приходит. Вошла в кабинет и увидела профессора в позе распятого Христа в луже крови. Окно распахнуто настежь. Из сейфа медкарты «пациентов Икс» пропали. Злодей их вынул, стопочкой связал и на бельевой верёвке с третьего этажа тихонько спустил. Там, на земле, заморачиваться не стал, ножичком верёвку обрезал и утёк. У Гроссмана в кабинете камер наблюдения нет, а на остальных виден неторопливо идущий человек в тёмном кашемировом пальто, седом парике и бейсболке…
— Откуда знаешь, что в парике? — уточнил Исайчев.
— Долженко — вострый глаз определила. Говорит, живые волосы так не растут. На нём ещё борода, очки. Под таким камуфляжем мама родная не узнает. В общем, «Иванов-Сидоров». Думаю, дело было так: злодей позвонил, договорился под любым предлогом о встрече, пришёл, попросил по-хорошему отдать ему медкарту. Гроссман заартачился, злодей оглушил его принесённой бутылкой и забрал всё сам. Вышел так же спокойно, как и вошёл.
В дверь кабинета робко постучали.
— Заходите! — крикнул Васенко, щелчком отправляя окурок сигареты в открытое окно.
В щель чуть приоткрытой двери просочилось хрупкое тело Светланы Мазуркевич — секретаря Гроссмана.
— Забыла вам сказать, — виновато проговорила девушка, — Леонид Лазаревич был весёлый, когда меня отпускал домой. Он сказал, что его гость весточку от Регины привёз. Регина — это дочь Леонида Лазаревича. Она в Австралии живёт. Сказал и спохватился, приставил палец к губам, предупредил: «Ты, Светланка, никому ничего не говори, не нужно раньше времени звонить».
Увидев, как резко вскинули головы оба следователя, девушка попятилась к двери, испуганно кивая:
— Извините… извините… извините…
— Стой! — крикнул Васенко. — Погоди… Вспомни, может, он ещё что-либо говорил.
Девушка споткнулась:
— Ничего больше, правда, ничего!
— Ладно, иди! — махнул рукой Васенко и, обернувшись к Исайчеву, добавил: — Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Есть вероятность, что злодей в деле КЕКСов отметился.
— С чего ты взял? — возразил Исайчев. — Совсем это ничего не значит… Хотя подумать в этом направлении стоит. Ты знаешь, Роман, кто мог видеть «пациентов Икс»?
— Ну-у-у?
— Уборщица или уборщицы! Вызывай, Роман, уборщиц, которые прибираются на пожарных лестницах. Именно они начинают работать, когда остальные уходят. И ещё… Если замаячил кончик версии и мы сможем привязать его к делу КЕКСов, то надо звонить Регине. Лучше по скайпу. Пусть не вздумает сюда прилетать — опасно. Мы сообщим, когда ей отдадут тело.
25
Ольга с грустью посмотрела на электронный циферблат настенных часов: они показывали 2 часа 43 минуты, а сон так и не приходил. Уже вторую ночь она ворочалась с боку на бок, вспоминая и обдумывая свою встречу с сестрой Светланы Кобзарь. Ольга пошла на неё, уступив настойчивой просьбе мужа. Поставленная им задача была выражена просто: вызвать Веронику на откровенный разговор о Светлане и её муже. Сказать легко, а как выполнить? Ольга не знала никого из членов семьи Кобзарь, не знала уклада семьи, нравов. Не в её правилах было являться вот так с бухты-барахты в чужую среду и пытаться выведать что-то сокровенное, а ведь именно сокровенное может приоткрыть тайну поступка Светланы. Ничего путного в голову не приходило. Ольга решила просто позвонить и напроситься на встречу. Набрав номер домашнего телефона, она услышала низкий, явно злоупотребляющий куревом женский голос:
— Ну-у-у?
— Извините, — поперхнулась Ольга, — могу я услышать Веронику Андреевну?
— А ты чего, номер её сотового телефона не знаешь?
— Нет, не знаю, — виновато произнесла Ольга и услышала многократно усиленный, но уже окрашенный нежными нотками голос своего абонента: «Верочка, тут звонит некая женщина, вы подойдёте к телефону или ей назвать ваш сотовый номер?»
Где-то вдали послышалось мелодичное неразборчивое бульканье, и прежний неласковый голос спросил:
— А ты кто?
— Я хочу поговорить о Светлане Андреевне…
— Щас… щас… — испуганно зашипел голос и продиктовал короткий номер сотового телефона.
Ольга набрала озвученные цифры и, дождавшись ответа, без приветствия категорично заявила:
— Вероника Андреевна, нам надо встретиться. Сегодня. Лучше прямо сейчас.
— Адрес знаете? — лаконично спросили на другом конце соединения и, получив утвердительный ответ, пригласили.
Ольга не мешкая забрала свой автомобиль со стоянки и, резво нажимая на педаль газа, вскоре оказалась у дома сестры Светланы Кобзарь.
Дверь открыла стройная, высокая, с тщательно уложенными волосами женщина с неправильными, но миловидными чертами лица. Неправильность черт выражалась курносым носом, маленькими голубиными губками и сверх меры оттопыренными ушами. На женщине болтался не по размеру большой серый халат и поверх него такой же серый, испачканный салатовой краской фартук.
— Могу увидеть Веронику Андреевну? — ожидая услышать знакомый телефонный голос, спросила Ольга. — Я Ленина.
Женщина отступила от двери и, улыбнувшись, обронила:
— Да, да, я приглашала. Проходите, Ольга Михайловна, вот туда, — указывая рукой направление, добавила: — Располагайтесь. Быстренько переоденусь и подойду.
Гостиная, в которую пригласили Ольгу, являла собой квадратную комнату, обставленную пафосной старомодной мебелью. Она могла быть образчиком генеральских квартир советского периода: те же аляповатые, с гнутыми ножками диваны, ковры, люстры, венецианское зеркало в золочёной рамке и хрустальная посуда, от которой раздувался немецкий шкаф «Хельга» — непременный атрибут статусного жилища восьмидесятых годов.
Ольга присела на край дивана. Ждать хозяйку пришлось недолго. Она появилась одетая в старенькие джинсы и линялую футболку. Села в кресло напротив, улыбнулась мягкой виноватой улыбкой, произнесла:
— Смотрите и, вероятно, дивитесь тому, куда подевались двадцать лет после перестройки? Папа умер три года назад, при нём невозможно было что-либо переделывать. Эта квартира — его берлога, его обиталище. У отца имелся такой характерец, что не дай бог что-то поменять. Убил бы! Сейчас понемногу вношу изменения. Вот спальню свою декоративной штукатуркой отделываю…
— Сами? — удивилась Ольга.
— Сама! — гордо вскинула подбородок Вероника. — Это мой папа был генерал, а я скромная училка начальных классов. Зарплата небольшая, пришлось окончить курсы маляров-штукатуров и вперёд… И знаете, горжусь!
Ольга согласно кивнула:
— Правильно гордитесь! Человек мастеровой всегда себе на кусок хлеба заработает… — И, выдержав паузу, произнесла: — Расскажите мне о вашей сестре Светлане. Всё, что помните и считаете важным.
На лице Вероники появилось сложное выражение, будто она хотела заплакать и одновременно выругаться:
— Она предвидела, что вы придёте. Конечно, не вы лично, а кто-то из специального ведомства будет интересоваться её жизнью. Она сказала: «К тебе обязательно придут и попросят рассказать обо мне…»
— Когда она это говорила? — встрепенулась Ольга.
— Когда? Она проговорила это в последнее посещение родительского дома. — Вероника положила обе ладони на колени и, опираясь на них, тяжело встала. Подошла к комоду. Открыла верхний ящик, вынула из него свёрнутую в несколько раз ткань. Вернулась на место и протянула свёрток Ольге: — Это вам.
Свёрток оказался носовым платком, испачканным кровью. Ольга, молчаливо вопрошая, вскинула брови.
— Я тоже была удивлена, но Света не стала ничего объяснять, просто добавила: «Они поймут, кто виноват в том, что произойдёт…» Я тогда, естественно, ничего не поняла, да и Светланка перевела разговор на другую тему. А вы-то сейчас догадываетесь, о чём она хотела сказать?
Ольга в недоумении повертела платок в руках, спросила:
— Кто-нибудь, кроме вас, касался его? Разворачивал?
Получив отрицательный ответ, она вырвала из блокнота чистый лист бумаги и аккуратно запаковала ткань.
— Думаю, эксперты дадут нам более чёткий ответ. И всё же, Вероника, расскажите о сестре подробнее.
Вероника не торопилась садиться на место. Она задумалась и неожиданно спросила:
— Хотите, угощу паслёновым киселём? Уверена, вы никогда не пили паслёновый кисель с лимоном. Это наш фирменный напиток. Моя прабабушка придумала рецепт.
Не дождавшись ответа, Вероника двинулась в направлении двери. Ольге ничего не оставалось, как пойти за хозяйкой.
Кухня, в которую её привела Вероника, так же, как и гостиная, представляла советскую эпоху. Всё в ней, начиная от стен, выложенных керамической чешской плиткой, скатерти на столе, занавесок на окнах, и посуды, было в одном цвете и стиле — красное в белый горох.
Хозяйка наполнила большой бокал густым напитком и с выражением ожидания восхищения подала его Ольге. Кисель действительно был вкусным. Ольга залпом выпила половину бокала, вторую половину пила маленькими глоточками, смаку