Ольга легонько стукнула мужа ладонью по лбу:
— Когда мужчина и женщина любят друг друга, у них рождаются дети. Я беременна!
Исайчев почувствовал, как кипяток пошёл по телу от макушки до самых пяток.
— Сын! — выдохнул он горячий воздух. — Откуда знаешь? Может, дочка?!
— Дочка у нас уже есть, — рассмеялась Ольга, — но ты утверждаешь, будто я неповторимая женщина. Вот и не повторяюсь. Будет сын!
Весь оставшийся вечер Ольга и Михаил, обнявшись, сидели молча у огня камина. Им было спокойно, и каждый из них думал о своём. Ольга — о том, как она будет справляться с мальчиком, ведь ей приходилось растить девочку. Как обращаться с девчонками, она знает, а с мальчишками?.. Вопрос! Ольга мысленно взмахнула рукой, проговорив про себя: «Не трусь! Прорвёмся!» С горечью подумала: когда родилась Зоська, а она поначалу капризничала, плохо спала, ей в самые трудные первые месяцы помогала мама. Давала перевести дух. Мамы больше нет[23].
Ольга взглянула на Михаила. Нет! Он не помощник. Уронит ещё. Вот посмотрите на него: сидит, надулся от важности перспектив.
Михаил действительно думал о предстоящем событии — рождении сына. Купать он будет его сам. Памперсы отметёт сразу. Его мама говорила, что в памперсах у мальчишек преют яички и может не быть потомства. Ольга, конечно, будет настаивать, но Михаил подумает, как сломить её сопротивление. Памперсы не пройдут!
Ольга улыбнулась, глядя на сосредоточенное лицо мужа, подумала: «Трудно тебе придётся, дорогой. Будешь рваться с любимой работы. Сын! Сын — сильнейший магнит!»
— Слушай, Мцыри! — неожиданно тихим шёпотом сказала Ольга. — Я всё думала, почему муж Регины — Борис Эздрин называл своих пациентов трутнями? Почему не сластолюбцами? Не любодеями? Какие ассоциации возникли в его голове. Ведь почему-то он нарёк их трутнями? Покопалась в интернете и поняла, Регина не сказала о трутнях главного.
— Кто такая Регина? — переспросил Исайчев.
— Дочь профессора Гроссмана. Мцыри, очнись, Егорка придёт к нам месяцев через семь.
— А он будет Егоркой? — Исайчев на секунду задумался. — Да! Он будет Егоркой. — Михаил снял очки и, запрокинув голову на спинку дивана, закрыл глаза. — Ну-у? Чего ты хотела сказать про трутней?
Проследив за движениями мужа, Ольга тоже села поудобнее, приняла любимую позу — лотоса:
— Пчёлы делятся на пчёл-рабочих, пчёл-маток и трутней. Трутни живут один сезон. Потом их выгоняют из улья, иначе они сожрут весь запас мёда для прокорма рабочим пчёлам на зиму. Весной, когда вылупляются новые трутни, они по знакомым только им путям летят в особое место и там ждут пчёл-маток для оплодотворения.
— Послушай, — усмехнулся Михаил, — ты с таким воодушевлением рассказываешь об этом — может, заведём пару ульев в нашем саду?
Ольга шлёпнула мужа по колену:
— Не перебивай! Я тебе не про мёд, а про секс говорю…
Исайчев резко поднял голову:
— Да ну?! Вещай, я весь внимание…
Ольга слегка смутилась и, стряхнув с плеча мужа пуховинку, продолжила:
— Так вот, пчёлы-матки живут десять-двенадцать лет и всё это время рождают новых пчёл. А оплодотворяют трутни матку всего один раз — в начале её жизненного пути. Наполняют маточные семенники до краёв девять трутней. Участь последнего, девятого, печальна. Пчела откусывает ему детородные органы, и он тю-тю…
— Тю-тю — это что? — воззрился на жену Исайчев.
— Это смерть, Мцыри.
— Ну ты посмотри! — взревел Михаил. — И тут сплошной криминал! Сначала чистая групповуха, потом убийство ни в чём не повинного трутня. Что за порядки?! — И, недоверчиво взглянув на жену, спросил: — Ты зачем всё это рассказала?
Ольга, выпростав ноги, встала с дивана:
— К тому, Мишаня, что за удовольствие нужно платить. И среди «пациентов Икс» в клинике профессора Гроссмана наверняка имеется девятый трутень — недобитый, искалеченный, озлобленный и беспощадно мстящий, способный на убийство.
— Батюшки! — воскликнул Исайчев. — Я с твоими макаронами по-флотски не дочитал экспертное заключение Галины Николаевны. Оно как раз по «пациентам Икс»!
Исайчев скачками бросился в кухню, но его остановил дребезжащий в кармане брюк телефон. Нажав на зелёную кнопку, Михаил услышал взволнованный голос Васенко. Роман начал разговор без приветствия:
— Михал Юрич, мне тут копию заключения Долженко принесли. ДНК одного из «пациентов Икс» совпала с ДНК Сергея Иванникова.
— Ну вот и всё, — выдохнул Исайчев, присаживаясь на стул. — Нашли злодея… остаётся только уличить! А ты: «Трутни… трутни… тю-тю…» Никакое не тю-тю… Человек просто убирает информированных…
Ольга, направляясь в кухню, прошла мимо обескураженного новостью мужа, бросив на ходу:
— Лицо Эркюля Пуаро озарила зловещая улыбка победителя! Идём ужинать, герой.
Накладывая в тарелку Исайчева творожники, Ольга присела рядом, подперев кулачком щёку, сказала:
— Если бы мне в юности стало известно, чем придётся заниматься, никогда бы не поступила в юридический. Раньше, в глубоком детстве, моё время пахло мамой. В школе стало пахнуть мелом. Потом отцом Зоси. Потом тобой и Зосей, а сейчас я чувствую запах молока и тельца нашего будущего сына. Злобный запах судебных процессов гоню от себя прочь. Иногда получается, чаще — нет. Наша с тобой работа, Миша, — это всегда чья-то драма. Вмешиваясь, мы становимся её действующими лицами. У нас не получается так, чтобы прийти с работы и забыть! Про себя знаю точно — не получается. Часть личной жизни смешивается с чужими неудавшимися жизнями. И чем дальше, тем кокон событий затягивается туже. У меня после любого судебного процесса остаётся неприятное послевкусие. Раньше радовалась победам. А сейчас твёрдо знаю: моя победа — это чьё-то поражение. Может быть, оправданное поражение. Но луч ненависти проигравших всегда направлен на меня. Он выжигает… Я говорю пафосно, но и это тоже профессиональная деформация. Мишка, я разучилась говорить тёплым человеческим языком. Может, мне закрыть агентство? Быть просто мамой… Не хочу, чтобы Егорка в этом жил. Твоя подполковничья зарплата вполне достойна. Проживём?
Михаил, дожёвывая последний творожник, ответил:
— Завтра.
— Что завтра? — не поняла Ольга.
— Завтра уйдёшь с работы! Сто лет об этом мечтаю…
— Завтра не получится, — убирая со стола тарелку и ставя перед мужем компот, произнесла Ольга. — Надо неоконченные дела завершить.
34
— Здравствуйте, Регина! — поприветствовал Роман, увидев на дисплее ноутбука дочь профессора Гроссмана. — У вас за то время, в течение которого мы не связывались по скайпу, что-то произошло? Вы изменились…
По ту сторону экрана сидела женщина, напоминающая чертами лица Регину Гроссман, — только напоминающая. Скулы, обтянутые пожелтевшей сухой кожей, острый лисий носик и ввалившиеся глаза без бровей и ресниц. Низко натянутая, почти до середины высокого лба, вязаная льняная шапочка, холщовая серая рубашка с большим вырезом, открывающая выпирающие ключицы.
— Это личное. Слушаю вас, — равнодушно взмахнув рукой, откликнулась Регина.
— И всё же?
Регина проигнорировала и повторно заданный Васенко вопрос.
— Роман, вы хотите сказать, что все невыясненные обстоятельства смерти выяснены и пришло время хоронить папу? — не вдаваясь в пояснения, чуть раздражённо спросила Регина.
— И всё же? — настаивал Роман.
Регина вгляделась в глаза Васенко, даже чуть двинулась вперёд:
— До вашего первого звонка я перенесла операцию. Мне дали чуть отдохнуть, и сейчас я прохожу курс химиотерапии. Вы знаете, что это такое? Мою болезнь называют «болезнью печали». Печалюсь… печалюсь…
Роман кивнул:
— Как давно?
— Третий курс. Именно он очень украшает женщину. Первые два ещё ничего, а после третьего волосы покидают владельцев шевелюр… Давайте всё же не обо мне. Так вы хотите позвать меня в Россию?
Роман виновато опустил глаза:
— Пока нет. Наша служба отдала тело Леонида Лазаревича в морг его клиники. Но захоронение пока не разрешено. У меня возник вопрос в рамках следствия. Погодите, что у вас шумит? Пылесос? Его возможно выключить?
Регина усмехнулась:
— Это океан. Небольшой шторм. К сожалению, выключить не могу.
— Показать можете?
— Показать? — удивилась Регина. — Сколько угодно…
Панель с экраном ноутбука опустилась, и по мелькающей в щёлке солнечной полоске Роман увидел, как Регина перемещает устройство в сторону большого света — вероятно, на балкон или лоджию. Там панель опять встала на угол в девяносто градусов, и Роман увидел ОКЕАН!
— Ёшь твою медь! — произнёс Васенко, застыв от развернувшейся перед ним картины: огромная волна с шипящей пеной на гребешке злобно грызла предыдущую, поменьше, и та, убегая, ревела и стонала, накрывая берег. Берег, силясь удержать свой галечный ковёр, тоже не оставался в долгу. Он грохотал пытавшимися удержаться на берегу крупными камнями, отдавая на откуп волне мелкие. Но океан не унимался — бросал следующую волну, ещё более свирепую, чем предыдущая.
— Си-и-ла! — только и смог вытолкнуть из себя Роман.
Крышка ноутбука опять прикрылась, и в следующий момент Васенко увидел на дисплее лицо Регины:
— Какой вопрос вы собирались мне задать?
— Теперь я понимаю, что за дуля торчит у вас за плечом в левом верхнем углу дисплея: это часть маяка? — всё ещё переживая увиденное, спросил Роман.
Регина обернулась, осмотрела картинку в балконном окне: серо-синее небо с метущимися облаками и часть маяка, к которому она уже привыкла и перестала замечать.
— Да, это маяк Брисбена. Здесь, в Австралии, есть пиво, названное в его честь, «Зелёный маяк». Классное, не хуже чешского. Приеду в Сартов, привезу попробовать… Так что вы хотели узнать?
Роман извлёк из ящика стола фотографию, приблизил её к экрану, спросил:
— Этот товарищ вам знаком?
— Серёжка Иванников! — живо отозвалась Регина. — Конечно, знаю! Это наш с Борькой пациент.