Васенко поморщился и отвёл взгляд.
— Что скажешь? — спросил Исайчев. Сам он уже несколько раз пересмотрел видеозапись.
— Говнюк обдолбанный! Что ещё можно сказать?
Михаил усмехнулся, взглянул на сослуживца. Уже много лет они объединяются в группу, когда возникают сложные, заковыристые дела или дела конфиденциальные, не терпящие огласки и ограниченные во времени. Они совсем разные: Михаил старается не принимать опрометчивых и поспешных решений, он выдержан и рассудителен, в экстремальных ситуациях берёт паузу и тщательно обдумывает предстоящие действия. Это происходит у него без каких-либо усилий — он такой от природы. Роман же не терпит медлительности. Он энергичный, работоспособный, с богатой мимикой болтун. Но среди своей поспешности Роман выдаёт иногда такие наблюдения, которые удивляют Михаила и часто становятся ключом к разгадке неординарного дела.
— Смотри ещё раз. — Михаил включил запись, вынул пачку сигарет из ящика стола, отошёл к окну.
Три дня назад по приказу нового начальника Следственного комитета завхоз под предлогом сильного затенения кабинетов спилил большую часть деревьев по тыльной стороне здания и покушался на любимый тополь Исайчева. Но Михаил вовремя успел выскочить и, обхватив дерево руками, сообщил древорубу: он отдаст дерево только через его, древоруба труп. После чего завхоз прибил к тополю табличку «Не подходи, Исайчев убьёт!». Михаил с таким постулатом согласился. Дерево помогало думать. Оно медленно покачивало могучими ветвями и переводило похожие на бурную, метущуюся реку мысли Михаила в спокойное русло. Исайчев поискал глазами табличку, усмехнулся и прижал окурок в обитающую на подоконнике пепельницу, обернулся.
— Что увидел? — спросил Исайчев, воткнувшись недовольным взглядом в Романа.
— Увидел, — спокойно ответил Васенко и положил на столешницу раскрытую ладонь с растопыренными пальцами. — Первое, — загнул мизинец Роман, — войдя в поле обзора камеры наблюдения, водитель машины, пренебрегая знаком «Пешеходный переход», не сбросил скорость, что не характерно для австралийских водителей…
— Да. — Согласился Исайчев. — У них там с этим строго. Встала нога на зебру — всё движущееся замерло.
— Так вот, — продолжил майор, — не только не затормозил, а, наоборот, увеличил скорость. Второе, — Роман загнул безымянный палец, — он даже не пытался отвернуть в сторону, хотя там было свободно. Третье, — согнулся в поклоне средний палец, — после столкновения неподготовленный водитель инстинктивно начнёт тормозить, а этот вновь набирает скорость. Четвёртое, — примеру собратьев по ладони последовал указательный палец, — фигура водителя. В ней присутствуют элементы камуфляжа: низко надвинутая на глаза бейсболка, тёмные очки…
— Почему тёмные? — решил уточнить Исайчев. — Ни на записи, ни на фотографиях мы не видим отчётливого фаса. Голова слишком низко опущена.
— Вот именно: голова низко опущена. Он готовился к столкновению и отдаче от удара, поэтому вцепился в руль и голову наклонил вперёд и вниз. По поводу очков так. Я, конечно, не очкарик, но заметил, что очкарики предпочитают не слишком громоздкий атрибут у себя на носу. Вот, например, ты. Но солнечные очки ты надеваешь более массивные, с широкими дужками. Примерно как этот, который в машине. И пятое, — Васенко загнул большой палец, сжав ладонь в кулак, — смотри, как он лихо развернулся на перекрёстке и попёр назад, демонстрируя на камеры номера машины спереди и сзади. Не боится, потому что знает: полиция водителя не найдёт.
Роман саданул сформированным кулаком по столу, заставив подпрыгнуть лежащий рядом сотовый телефон:
— Убийство! Лысым буду, если это не так! Что говорят австралийские джеки?[3] Никогда не поверю, что ты с ними не связывался.
Исайчев, соглашаясь, кивнул:
— Поль Риди, следователь из Брисбена, сообщил: машина принадлежит недавнему эмигранту из России, некоему Борису Эздрину. Правда, вначале он уехал в Израиль и только три года назад перебрался в Австралию. Здесь, в России, он окончил Первый медицинский и вроде стал неплохим хирургом. Но! — Исайчев выкинул вверх указательный палец. — Год назад он перенёс инсульт, и его парализовало. За рулём автомобиля его не могло быть. Опросили соседей: они утверждают, что машиной пользуется его жена Регина Эздрина. Она иногда выезжает за покупками в супермаркет. Но в тот день Регина вывозила мужа подышать воздухом на водопады и заказывала спецавтомобиль. Семья отсутствовала три дня. Кто и как пользовался их средством передвижения, Регина объяснить не может.
Роман не стал дожидаться вывода Исайчева, он и так знал:
— Дело ушло в архив с формулировкой «несчастный случай». Что известно о Регине Эздриной?
Михаил вынул из нижнего ящика стола пакет кофе в зёрнах, подошёл к кофемашине и, засыпав зёрна в контейнер, нажал кнопку «Варка на две чашки». Машина, отработав циклы, выдала горячий, пахнувший свежемолотыми зёрнами кофе.
— До чего дошёл прогресс! Вах! Вах! — съязвил Роман. — Начальникам отделов поставили в кабинеты кофемашины. Мы, вассалы, ещё не удостоились… Так что удалось выяснить по Регине? Не томи!
Исайчев с довольным выражением на лице сделал глоток и победно произнёс:
— Регина родилась в Сартове, окончила наш медицинский университет. Родители её до сих пор живут в Сартове.
Роман щёлкнул пальцами и пропел хорошим, густым баритоном:
— Потел, потел; но, наконец, устал,
От Ларчика отстал
И, как открыть его, никак не догадался:
А Ларчик просто открывался.
Светлана (история жизни)
Сегодня Ольга решила побаловать домочадцев и квартирующую у них Киру самодельными пельменями и сейчас раскатывала пятый лист теста. Ольга всегда делала два вида пельменей: большие — мужские, она вырезала их кругляши металлическим фужером для шампанского, и маленькие — женские, эти резались стеклянным винным бокалом. Фарш — начинку для мужских пельменей Ольга готовила из свинины, добавляла в него чеснок и репчатый лук. Фарш для женских обходился без чеснока, но, уменьшая калорийность блюда, Ольга клала в него жаренную с репчатым луком капусту. Михаил обычно, обнаружив в своей тарелке мелкий пельмень, быстро перекидывал его в посудину жены и, наоборот, выуживал из её тарелки крупные.
— Капуста для мужика не пища, — говорил он, подмигивая прибегавшему на пельменный дух другу-сослуживцу майору Васенко.
Тот уплетал за обе щеки всё, что обнаруживал у себя в тарелке, и просил добавки.
— Мужские, Ромка, вы уже съели, — виновато отвечала хозяйка.
— Кидай, Олюшка, женские, — вздыхал вечно голодный майор.
В ожидании прихода Михаила и Романа Кира молча сидела у окна. Сидела давно. Смотрела вдаль и время от времени маленькими глотками отпивала из чашки остывший кофе. За окном плясала резными листьями рябина. Солнце будто капнуло на верхушку дерева красной краской, и теперь она, стекая вниз, обагрила верхние ветки; нижние оставались ещё зелёными, и дерево походило на девицу в русском пёстром сарафане.
СВЕТЛАНА
— Иди-ка сюда, барышня, помоги лепить, — позвала Ольга Киру. — Скоро Зоська придёт из школы, Михал Юрич явится, вероятно, Романа приведёт. Что-то я не успеваю…
В эти дни Васенко каждый день после работы приходил в дом к Исайчевым и скрупулёзно расспрашивал Киру о её прошлой жизни.
Услышав призыв Ольги, Кира встрепенулась, резко метнулась к столу, едва не перевернула кресло:
— Извините, Оля, что-то притормаживаю…
Ольга понимающе кивнула:
— Говори вслух то, о чём думаешь. Тебе нужно выговориться, а нам — получить информацию.
— Кому «нам»? — уточнила Кира. — Я поняла, Михал Юрич передал моё дело майору Васенко.
— Это так, но «нам» расшифровывается несколько по-другому: майор Васенко, подполковник Исайчев и я — консультант-психолог. Мы втроём пытаемся решить твою задачу. Васенко в этом деле главный. Так решил Исайчев.
— Я боюсь вашего майора, — шмыгнула носом и нахмурилась Кира. — Он смотрит так, будто не в меня стреляли, а я в кого-то… Мне у вас ещё долго обретаться?
— Это не только от нас зависит, но и от твоей памяти. Напрягайся, вспоминай каждую мелочь. Вчера в поликлинику кто-то звонил, уточняли, где тебя можно увидеть.
Кира застыла:
— И что?
— Сослуживцы ответили, как было велено: хирург Сибукова взяла отпуск за свой счёт и уехала в неизвестном им направлении. Давай вопрос о твоём вынужденном затворничестве больше не поднимать. Сколько нужно, столько и просидишь. Майор Васенко очень хороший следователь, старательный и сметливый. Сейчас у него трудный период: жена к заморскому другу на берега турецкие сбежала. Роман холостякует. Исайчев его держит рядом, подкармливает, загружает работой. Никогда не думала, что железный майор Васенко будет так переживать. Хотя с предательством нелегко смириться.
Кира взяла кругляшок из теста, отщипнула из миски мясного фарша и, принявшись запечатывать пельмень, спросила заинтересованно:
— Они долго жили? Я имею в виду майора Васенко. Дети есть?
— Есть, — кивнула Ольга. — Девочку забрала к себе мама Романа, мальчика — мама его бывшей супруги. Удивительно, я всегда думала, что с крючка первым может сорваться Ромка. Он каждую юбку взглядом провожал. Ан нет! Его вечно ревнующая супруга первый раз одна в отпуск поехала — и сразу утекла, даже дети её не остановили.
— Светку нашу именно дети останавливали. Всё терпела, терпела — и вот дотерпелась до смерти. — Кира положила пельмень, закрыла ладонями глаза. — Не могу поверить, что Ксюху убили. За что? Она безобидная была. Только музыка… только музыка… — Кира открыла мокрое от слёз лицо и растерянно посмотрела на Ольгу: — Может, Светка тоже повесилась не сама?
8
Светка была третьей попыткой генерал-лейтенанта Кобзаря родить себе наследника. Когда и эта попытка не удалась, жена генерала заявила твёрдое «хватит» и приказала тогда ещё полковнику больше в их супружескую постель без предохранения не залезать. Кобзарь бунтовал, но его половинка оказалась твердокаменной. Тогда супруг решил воспитывать последнюю дочку как первого сыночка: холить, лелеять, но спуску не давать. Подъём в 6:00, зарядка с гантелями, бег в любую погоду, секция по вольной борьбе пять раз в неделю. Когда тренер Светки возмутился и попытался втолковать строптивому вояке: дочь его — девочка и конструкция её хрупкого тела больше подходит для балета, а не для борьбы, — генерал, тогда уже генерал, плюнул и навсегда прекратил обращать внимание на дочек, а на Светку, как не оправдавшую его надежд, особенно. Любой начавшийся разговор между родителем и девчонками заканчивался всегда одной фразой: «Отставить!» — и затем уже следовала обязательная в таких случаях команда: «Упали, отжались и отползли».