Приложив правую руку к сердцу, хозяин прожурчал вибрируя голосом:
— Располагайтесь здесь. Нам никто не помешает. Слушаю вас внимательно!
Исайчев выбрал место ближе к окну. Сел к нему спиной, тем самым затруднив Галиулину возможность в деталях рассматривать выражения его лица. Расслабившись в мягком велюровом кресле, Михаил задал свой первый вопрос:
— Арслон Фатхуллахович, я знаю, вы большой любитель русской бани. Знаю, что париться вы предпочитаете в тесной дружеской компании. Это так?
Галиулин вынужден был сесть к окну лицом и лёгкую набежавшую на него тень Исайчев заметил сразу. Михаил глубоко вздохнул, задержав в носу воздух, как его учила Ольга. Она и здесь была права, утверждая, будто нос всё знает ещё задолго до того, как глаза увидели. Повеяло старым ржавым мокрым железом. «О, дружок, — пронеслось в голове Исайчева, — под смешливым лицом доброго дедушки ты скрываешь ярость. Именно ярость, не злость…»
— Да, у нас многолетняя, причём одна и та же банная компания. Люди все в городе уважаемые, проверенные и неболтливые. Если вы намерены расспрашивать о ком-либо из них, то я не принесу пользы… Может, кофе? Фарид! — слишком поспешно закричал Галиулин.
Губы Исайчева тронула лёгкая ирония, он поднял руку, останавливая хозяина:
— Однако вы настойчивы, но, к сожалению, забывчивы. Мне кофе нельзя — подагра. Воды, пожалуйста, холодной без газа в прозрачном бокале — люблю манерничать.
Галиулин щёлкнул пальцами и повторил просьбу гостя, бесшумно возникшему в проёме двери молодому узбеку. Михаил оценил колоритность Фарида и, особенно, его чёрные одежды с болтающимся на поясе кинжалом в кожаных ножнах. Когда юноша исчез, произнёс:
— Ну и? Меня интересует не постоянный член вашей банной компании, а иногда приходящий — Ельник Сергей Миронович. О нём мы можем поговорить? Его персона сильно интересует Константина Константиновича.
Галиулин улыбнулся одними губами:
— Ельник?!Ельник. Это кто? Не припомню.
Исайчев, копируя хозяина, прищурил глаза:
— Вы не можете не помнить неприятный случай: кто-то из вашей компании выкинул его голым зимой в сугроб. Давайте всё же напряжём память…
Галиулин рассмеялся, хлопнул обеими ладонями по коленям и вытирая выступившие слёзы, спросил:
— Артист, что ли? Шут? Фигляр? Это было два или три года назад, я уж забыл. Зачем вам это?
— Интересны именно подробности происшествия.
— Подробности…? — призадумался Галиулин, — а подробности таковы: шута горохового в компанию притащил кто-то из наших, рекомендовал как отличного рассказчика анекдотов. Он раза два пришёл, повеселил, а в третий раз припёр с собой девицу. Девицы к нам и раньше приходили. Особые, отобранные, а эта вроде его студентка. Решил фигляр дать девочке подзаработать. Она вошла, губки бантиком, ножки от ушей, волосы до пят. Оглядела всех и как заорёт лютым голосом: «Папа, я не знала куда иду!». Как потом оказалось эта студентка театрального факультета — дочка одного из наших. Шута взашей выперли на мороз, воткнули головой в сугроб и по голой заднице всласть отходили вениками. Девчонку отец тут же приказал банным цирюльникам обрить наголо. Нас попросил об инциденте не трепаться. Мужик серьёзный: мы и не думали языков развязывать. Теперь понятно: кто-то проговорился, если вы в курсе.
— Мы всегда в курсе, — нахмурил брови Исайчев. — После этого случая девочки из театрального института к вам в компанию приходили?
Галиулин блудливо ухмыльнулся:
— Куда ж они красотки денутся-то? Их карьеры от нашего внимания зависимы. Приходили, приходят и будут приходить. У нас с ними крепкие налаженные связи…
Михаил грустно посмотрел на давно принесённый бокал с водой, во рту было сухо, но пить Исайчев не стал, зло спросил:
— Фамилия?
— Чья? — испугался хозяин.
— Ну не ваша. Того чью дочь привёл в баню Ельник.
— Не могу я… — умоляюще произнёс Галиулин, — он сейчас большой начальник…
— Мы не будем раскрывать имя информатора. Вам ничего не грозит. Фамилия?
— Информатора? — уменьшаясь в размерах, переспросил Арслон Фатхуллахович. — Я что же теперь…
— И теперь, и раньше и завтра вы, как сознательный гражданин своей страны должны знать статью 316 316 УК РФ и ответственность за неё, — Исайчев лукавил статья предусматривала наказание за сокрытие преступления, а Галиулин к этой статье не имел никакого отношения. Но результат был, достигнут: Арслон Фатхуллахович испугался, и произнёс скороговоркой:
— Соколов Иван Иванович. Он сейчас на госимуществе сидит. С дочерью ему не повезло — шалава. Семья её от греха подальше в Англию отправила… Так, вы ему ни-ни…?
Исайчев резко встал и, направляясь к двери, бросил на ходу:
— Скажите вашим лакеям, пусть проводят.
Ольга вошла в знакомое ей с первой встречи с Михаилом кафе «Горячий шоколад». Венгерова сидела ровно за их с Исайчевым столиком в углу у окна. «Значит, играть будем на моём поле, — мысль игривой искрой мелькнула в её голове, — хорошо-о-о!»
Ольга кивнула, заметившей её Венгеровой:
— Добрый день, Мила Михайловна, — и присела на противоположное от собеседницы кресло, — сегодня здесь многолюдно, но по-прежнему тихо.
Венгерова в знак приветствия так же кивнула и улыбнулась:
— Я люблю это место. Моё первое свидание с Серёжей было именно здесь. Он притащил меня сюда после выпускного вечера в школе.
«Вот так-то, дорогая, — подумала Ольга, — получается местечко раздаёт подарки: кому счастье, а кому наоборот…»
— Спрашивайте, что хотели, — сразу приступила к делу Венгерова, — сласти сейчас принесут. Что будем пить? Коньяк? Шампанское?
Ольга на секунду замешкалась:
— Давайте сначала по чашечке шоколада, а там посмотрим и чтобы не терять время сразу попрошу: расскажите о ваших отношениях с Любовью Ивановной Уваровой.
Брови Венгеровой взлетели вверх:
— С Уваровой?! Удивлена вопросу. Она была женой моего любовника. Какие могут быть у нас отношения. Правда, несколько раз Уварова оказывала мне некоторые услуги.
— Например?
— Например? У нас есть семейные домики в Черногории, в Испании, но Адриатика и Средиземноморье очень многолюдные места. Иногда хотелось тишины. У Серёжки друг владеет недвижимостью на чудесном горном озере в Абрау-Дюрсо. Он предложил мне там отдохнуть с дочерью. Вот тогда появилась Любовь Петровна. Она принесла фотографии места и согласилась стать посредником между нами и хозяином особняка. За определённые комиссионные, разумеется. Зарплата у актёров провинциальных театров мизерная. Жалко их. Хозяин запросил достаточную сумму, но покой и тишина стоят дороже. Я несколько раз пользовалась её услугами.
Официант принёс чашки с шоколадом и собеседницы сделали по маленькому глотку. Шоколад был горячий, сладкий и как показалось Ольге, отдавал костерком, как и в первое посещение кафе с Михаилом. Тепло из горла стало опускаться ниже, и Ольга почувствовала расслабление. «Наконец, вхожу в зону комфорта. Вероятно, оттого что шоколад хорош и оттого что нащупала нить. Больше, конечно, второе…» — радуясь, размышляла Ольга, и сделала ещё глоток, спросила, — как изменились ваши отношения с Уваровой после того, как вы узнали о связи Яны и Ельника.
На лице Венгеровой обозначилась тень, но она сразу прогнала её:
— Они уже к тому времени развелись. Янка никого ни от кого не уводила. Какие могут быть у меня к ней или у неё ко мне претензии. Когда-то сочинила стих, оказалось и про неё тоже: «Ненавижу любых ханжей. Презираю, не уважаю. И, прогнав от себя взашей, по возможности забываю.» Так и живу. По возможности забываю… Отчего такие вопросы? Вы что подозреваете Уварову в смерти Ельника?
Ольга ответила не сразу и Венгерова, воспользовавшись паузой, продолжила размышлять:
— Хотя… может быть… может быть… она была на него обижена или он просто ей надоел. А что? — Мила Михайловна вскинула подбородок, — вполне жизнеспособная версия. Может быть…
— Не может быть! — отрезала Ольга, чем явно удивила собеседницу. — Ельник вам про жену что-то рассказывал? Вы говорили о ней?
Венгерова вынула из сумочки пачку длинных сигарет, извлекла одну, закурила:
— Конечно, говорили. Но редко. Зачем? За все годы может быть раза два — три. Он считал её не очень умной ограниченной бабёнкой, которая оказалась в нужное время, в нужном месте и захомутала его.
— И вы по своему давнему принципу позволили себе составить мнение о ней, используя суждение другого уважаемого вами человека.
— Ну предположим… На тот момент любимого человека, — Венгерова зовущим жестом указательного пальца попросила подойти официанта, — принесите нам по чашке кофе, — и взглянув на Ольгу, спросила, — чёрный, крепкий, сладкий и горячий, да?
Ольга кивнула. Венгерова продолжила:
— Предположим мнение Ельника определило моё отношение к его жене. Ну и что? Оно оказалось ошибочным? Любка — агнец божий и не могла убить мужа? Так, что ли?!
— Не агнец божий — это точно. Но убить мужа не могла. У Уваровой с мужем были большие планы на отъезд из Сартова. Москва всем даёт простор. Мила Михайловна, они никогда с Ельником не разводились. Сейчас Любовь Петровна его законная вдова, наследующая всё их имущество, включая домик на берегу горного озера. Но наследство у Уваровой и так было в кармане, а московских перспектив она жаждала и их ей давал живой муж, а не мёртвый. Откуда и что за перспективы ожидала эта пара от Москвы, конечно, помимо театральных успехов Заслуженного артиста, мы сейчас выясняем. Хочу сказать: ваше мнение о погибшей девочке неверно, как не верно ваше мнение и о жене Ельника. Юля не червяк, она просто попала на ту же удочку, что и ваша дочь. Любовь Петровна далеко не дура. Она нам всем фору даст.
— Домик на озере? — чуть сощурив глаза, переспросила Венгерова, — это его домик?
— Его, — усмехнулась Ольга, — и ещё, кроме трёхкомнатной квартиры, которую Уварова пока не продала, имеются ещё четыре в разных районах города. Домик в Абрау-Дюрсо на берегу горного озера, пять гектаров виноградников, дача в селе Расловка Сартовской области у Волги на четырёх постояльцев…